Три жизни одного из нас - Николай Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Черт бы подрал твою инициативность, Серега!» – читалось через время дополнительно на лицах Бутусова и Хмельницкого.
«А премии вы, ребята, уже полюбили получать?» – хотелось ответить на их немые проклятья Карцеву, но, конечно, было не до того: на место одного благодарного (или огорошенного) посетителя уже мостился другой. Все они приходили с объемистыми портфелями, в которых недвусмысленно позвякивало и побулькивало, а при доставании бумаг и проглядывало, но в этом отношении Карцев оставался тверд:
– Если мы, в самом деле, хотим изменить отношение людей к земле, на которой они живут, и к воде, которой пока бездумно пользуются, – как-то сказал он своим помощникам, – то не должны позволить себя скомпрометировать. Тем более на своей территории, в экспедиции. Поэтому никаких взяток: ни в денежной, ни в натуральной, то бишь алкогольной форме!
Впрочем, как мы знаем, на выездах жесткость этого правила несколько смягчалась. Тонкость тут была в том, что роли при этом как бы менялись: они, конечно, были инспекторами, но все же почти в гостях у проверяемых и потому своим отказом рисковали оскорбить исконное русское хлебосольство…
Итак, они были по уши в работе, когда в дверь заглянул зычноголосый Бродский:
– Все, все, товарищи, пора дать контролерам пообедать. Идите пока погуляйте по нашему саду, полежите на травке, можете сыграть с нашими шоферами в домино… Вернетесь через час.
И он решительно открыл нараспашку дверь, приглашая посетителей на выход. Те растерянно подняли взгляды к инспекторам и, не найдя в них сочувствия, потянулись в коридор и далее, на улицу.
– Как я их, а?! – молодцевато захохотал Бродский. – А где ваша благодарность? – продолжил он с намеком.
– Ты ведь знаешь, мы не берем, – угрюмовато напомнил Карцев.
– Ну и дураки.... Это я так, шутю. Пошли что ли, мы с Вовкой вас разок, другой дернем? А Егор Палыч вам утешительный фуршет пока сорганизует?
– Пошли, глупый маленький мышонок, – плотоядно осклабился Карцев. – Попробуй изнасиловать тетю кошку…
Теннисный стол был установлен во все том же актовом зале. Соответственно, ряды сколоченных стульев громоздились трибуной на президиумной сцене. Все шторы на многочисленных окнах были разгорожены, но рамы закрыты во избежание вылета мятущегося шарика. За столом неумело, но старательно тыркали ракетками две разрумянившиеся молодухи.
– Стоп! – властно вмешался Бродский. – Делу – время, потехе – час. Уступите место профессионалам. Обещаю, что минут десять-пятнадцать перед концом обеда у вас будет.
И, оборотившись к соперникам, спросил:
– Разыгрывать место будем?
– Ну, зачем? – снисходительно молвил Карцев, – разница невелика, вставайте, где хотите…
И стал присматриваться на свет к матовой поверхности своей вьетнамской ракетки в поисках малейших следов загрязнения.
При розыгрыше подачи начинать выпало им. Первую серию, как всегда, подавал Хмельницкий. На приеме был Владимир Величко – пожалуй, самый хитроумный защитник экспедиции. В паре с Бродским Карцев еще его не видел, так как у обоих были постоянные партнеры, сегодня оказавшиеся в нетях.
Сашка не подвел: подкрутил шарик очень резко, почти с обратным отскоком, и Величко ничего не оставалось, как аккуратно его перекинуть – правда, все-таки вбок. Молнией бросился к шарику Карцев и хлестанул по диагонали, неотразимо… Второй розыгрыш был копией первого. Два – ноль.
Но третья подача ушла в сетку, а четвертая получилась слабее первых двух, и Величко вернул шарик со встречной подкруткой. Пришлось втянуться в крученые перепасовки, в которых терпения оказалось больше у противников. Впрочем, пятую подачу Хмельницкий с Карцевым выиграли. Три – два.
Теперь начинал Величко, а Хмельницкий принимал. Коронкой Владимира были слабенькие, дохлые подачки, которые ни пробить, ни раскрутить было невозможно, но рослый Александр обходился с ними удивительно трепетно и возвращал еще более дохлыми. Низковатый Бродский дотягивался до них с трудом и в результате накидывал все-таки под удар молниеносному Карцеву. Семь – три в пользу контролеров.
Карцев посылал каждый шарик по-особому: то стремительным накатом, то с резкой закруткой влево или вправо, то дохлый, то с выпендрежной свечкой. Бродский, знавший все его выверты, тем не менее на мгновенье терялся и отправлял шарик в сетку или за стол. Однако и Карцев при подачах ошибся, даже дважды. Десять – пять.
Бродский подавал однотипно, резкими выстрелами на угол, нарушая при этом правила, запрещавшие подачу с руки. Все давно бросили с ним бороться, так как он упреков не признавал и лез скандалить. Впрочем, этот "выстрел" мог быть парирован встречным выстрелом – что Карцев довольно успешно и проделывал. Но Величко, предвидевший это и заранее отошедший от стола, принимал его встречные выстрелы отменными закрутками, которые Хмельницкий сначала бил, промахиваясь, потом стал раскручивать, но не столь качественно, и тут на шарик уже коршуном налетал Бродский, смачно расстреливая Карцева. Десять – десять.
Так, раскачивая маятник счета, они добрались до двадцать – двадцать. Предстояло играть больше – меньше. Подача Хмельницкого получилась безукоризненной и бросок Карцева – тоже. Все должно было решиться на подаче Бродского. Памятуя о его "выстрелах" и печальных итогах последующих перепасовок, Карцев решил использовать рискованный, редкий прием, подсмотренный им как-то во время телетрансляции у великого Секретэна, и заранее отошел от стола. Если бы Бродский догадался сейчас применить дохлую подачу, Сергей, скорее всего, к ней бы не успел. Но тот, как и ожидалось, выстрелил. Шарик резко отскочил от угла стола и настильно полетел к полу, все же замедляясь. Метрах в полутора от стола и в полуметре от пола его и встретил Карцев – почти перпендикулярным траектории полета скользящим движением ракетки. Шарик взвился по крутой высокой дуге, ударился о поверхность стола и вместо того, чтобы отскочить на готового ударить Величко, резко ушел влево от него. Володя все же ударил, но провалился мимо шарика. Эффектная концовка! Зрители зааплодировали, Величко побледнел, а Бродский покраснел и тут же заорал:
– Реванш, реванш! Мы все равно вас уделаем!
Хмельницкий с Карцевым переглянулись и жизнерадостно заржали.
Глава шестая. Катастрофа.
Против ожидания к семнадцати часам все дела с "ходоками" были улажены и контролеры смогли удовлетворенно размять затекшие спины и плечи. И тут в дверь залетел взбудораженный Бродский.
– Так, Серега, с тебя ба-альшой магарыч! Прыгай, пляши, пой – ты теперь с квартирой!
– Не понял, – недоверчиво воззрился на него Карцев, – передо мной же были Попов и Белошейкина?
– Попова переместили на две очереди вниз, за факт пьянства на рабочем месте, а у Белошейкиной, оказывается, бабка недавно умерла и теперь ей претендовать на расширение не положено: метража-то стало излишки! Она пыталась это скрыть, но бабы в профкоме ушлые, все разузнали.
– Слушай, но ведь Петька Попов с семьей угол снимает, как можно было его лишать?
– Как, как, – а вот так! Надо было – и лишили…
– Что значит надо? Кому надо?
– Ну, ты совсем-то дураком не прикидывайся! Кому… Тебе, родной, тебе! Вот благодетели твои, начальнички добренькие и расстарались.
– Да я знать об этом ничего не знаю… – вконец опешил Сергей Андреевич.
– Ага, и ведать не ведаю. А кто сегодня у начальства в кабинетах отирался? Не ты ли, друг любезный?
– Что ты мне лепишь?! – вдруг рассвирипел Карцев. – Что шьешь? Я в жизни подачек не выпрашивал! Тем более за чей-то счет!
И он резко вышел из комнаты, хлопнув дверью. В коридоре он постоял в растерянности, но затем решительно направился в кабинет Шумяцкого.
– У себя? – спросил он хмуро у встрепенувшейся на его громкие шаги Татьяны Петровны.
– Да-а, – ответила та, сделав движение навстречу как бы в попытке заступить ему дорогу, но осталась на месте. Карцев вошел в кабинет.
– Что тебе, Сергей Андреич? – обычным суховатым тоном спросил главный гидрогеолог.
– Вы ведь были сегодня на профкоме, Иван Соломонович? – с заметным вызовом в голосе начал Карцев. И после утвердительного ответа продолжил:
– Как получилось, что квартиру распределили мне, а не Попову? Или это всего лишь треп Бродского?
Шумяцкий спокойно посмотрел взбудораженному подчиненному в глаза и негромко спросил:
– А ты что, недоволен, Сергей Андреич?
И не дождавшись ответа, продолжил:
– Это было совместное решение администрации и профсоюза. Совершенно законное. В нашем колдоговоре есть пункт, по которому нарушители трудовой дисциплины наказываются, так или иначе. В том числе они могут быть передвинуты в очереди на квартиру. А Попов нарушал дисциплину, будучи неоднократно замечен в употреблении алкоголя в гараже.
– Ох, Иван Соломонович! Да все шофера в этом гараже выпивают при малейшем удобном случае, и Вы это отлично знаете. Зато на выездах надежнее Попова у нас никого нет. Это я знаю! Да и все, кто с ним работал. Петька из кожи вылезет, а машину вытащит из любой колдобины. Впрочем, прежде всего он в нее и не попадет: водила от бога! Так вот, повторяю: нельзя так сокрушительно наказывать за ерунду классного водителя и хорошего человека. Вы ведь, наверно, знаете, что он с женой и детьми живет на квартире у частника?
