Королевский гамбит - Иван Новожилов

Проигранный бой привлек к себе внимание весьма странными обстоятельствами: и бомбовый удар, штурм, и первый залп артиллерии фашистов накрыли наиболее важные узлы обороны дивизии Бурова, вывели из строя почти половину орудий, минометов и пулеметов.

Карта обер-лейтенанта Руттера подтверждала предположения командования: противник располагал точной схемой обороны дивизии. Но как он сумел заполучить секретные сведения?

Над этим и размышляли сейчас генерал Буров, полковник Локтионов и майор Соколов.

Генерал стоял у карты, развешанной во всю стену, и, оперируя схемами отдельных участков обороны, зачитывая короткие сообщения командиров полков и батальонов, подробно анализировал ход боя под станцией Ключи. Соколов слушал внимательно и время от времени делал короткие заметки в записной книжке, пристроив ее на колене.

— К оперативным документам, — заключил Буров, — доступ имеет узкий круг проверенных работников. Народ, я считаю, надежный. При самом придирчивом подходе к этим людям я не могу заподозрить ни одного из них.

— Да, но… — полковник Локтионов, волнуясь, достал платок и вытер потный лоб. — Но, — повторил он, — на карте Руттера нанесены данные, неизвестные ни штабу армии, ни штабу корпуса. На ней помечены даже предполагавшиеся перемещения частей и подразделений до роты включительно.

— Прямых улик у нас нет!

— Карта обер-лейтенанта, — вмешался Соколов, — подтверждает имеющиеся у нас данные о том, что фашистский разведчик находится на вашем участке.

— Тогда создается чрезвычайно сложная обстановка, — сказал генерал, хмурясь. — Если враг действует в нашей дивизии, значит мы скованы по рукам и ногам. Мы не сможем провести ни одного боя с уверенностью, что его план противнику не неизвестен. Так?

— Именно! — полковник Локтионов выразительно посмотрел на Соколова. — Я думаю, следует договориться со штабом армии об отмене намеченного наступления или хотя бы получить отсрочку. Гитлеровцы, возможно, уже извещены о наших замыслах. Исход операции…

— Нет! Я просто не узнаю тебя, Сергей Петрович! “Отменить!”. Отменять наступления не будем! Ключи должны быть в наших руках — таков приказ командования! — генерал опять беспокойно заходил по горнице. Под грузными шагами тонко поскрипывали половицы. Это раздражало генерала. Он морщился, но, нервничая, продолжал ходить, стараясь не ступать на скрипучие половицы. — Маленькая станция Ключи имеет для фронта слишком большое значение, Сергей Петрович! Мы должны внести некоторые коррективы в план, изменить время наступления. И вперед, вперед, вперед!.. А вы, майор, беритесь за дело, освободите нас от оборотня. Мы просим вас распутать этот клубок и как можно скорей. Со своей стороны окажем любую, повторяю, лю-бу-ю поддержку!

— С этой целью я и прибыл к вам, товарищ генерал, — Соколов поднялся из-за стола. — На днях в дивизию приедет еще и полковник Силин. Он тоже идет по следу, как вы выразились, оборотня. Я думаю, что с задачей мы справимся.

Соколов стал перебирать рассыпанные по столу документы Отто Руттера, отложил карту, записную книжку, несколько писем в сторону и обратился к Локтионову:

— Вас, товарищ полковник, я прошу еще раз и повнимательнее проверить людей, связанных с особо секретной документацией: лишняя предосторожность в таких делах полезна.

— Хорошо, — буркнул, не глядя на майора, Локтионов. — Я это сделаю, но в полезности сомневаюсь.

— Надо с чего-то начинать, — мягко заметил Соколов. — И еще просьба. Можно побеседовать с разведчиком, захватившим эти бумаги? С ним я хотел бы встретиться наедине, чтобы не вызывать лишних разговоров.

— Полянский будет у меня в двадцать два часа, — ответил Буров. — Жду и вас к этому времени.

От комдива Соколов зашел в оперативное отделение. Капитан Сальский, помощник начальника отделения, встретил майора коротким рапортом. Пока Сальский рапортовал, Соколов разглядывал его. Высокий, стройный помощник понравился ему: было в нем что-то располагающее к себе.

— Сегодня я не стану отвлекать вас от работы, — сказал майор. — Подробно с делами ознакомлюсь завтра. Сейчас, думаю прогуляться, осмотреть село…

— Никаких достопримечательностей! — заметил Сальский. — Килом трах в полутора есть живописный овраг и… пожалуй, и все!

— Вот видите! — Соколов шагнул к порогу и толкнул дверь. — Овраг — это уже достопримечательность.

По тихим улочкам села он вышел за околицу в расположение разведроты. Майор не собирался навещать разведчиков, но, попав к ним, решил остаться. В риге было шумно: Демьян по просьбе слушателей рассказывал о встрече Полянского с обер-лейтенантом. Соколов незаметно пробрался поближе к импровизированной эстраде, на которой восседал рассказчик, и примостился среди солдат.

— Идет, братцы, этот самый обер, посвистывает, — Демьян придал своему лицу подобающее выражение и сложил губы трубочкой, — посвистывает и тросточкой поигрывает, туда-сюда, туда-сюда ее покидывает. Тросточка у обера была не то чтобы очень. Вроде той, какие у нас в Крыму на курортах до войны продавали. Узоры по дереву разные, цветочки, бутончики, ягодки и так далее… Николай звероподобно в лопухах за плетнем затаился и ни гу-гу… фашист зырк глазами в одну из щелок в плетне. Блестит что-то. Решил рукой это что-то потрогать. Только пятерню протянул, а из лопухов… Кто бы вы думали? Наш Николай! Поднялся во весь свой рост и говорит оберу: “Стой, миляга! Труса не празднуй! Худа не сделаю, если молчать будешь!” Тот так и присел от избытка чувств. Правой рукой кобуру царапает, а левой мелкие крестики на лоб кидает: “Майн готт. Мы-де не знакомы. Я-де вас впервые вижу!” Ну, чтобы рассеять заблуждения, Коля выскочил из укрытия, описал кулаком перед носом у обера три полные окружности. “Молчи, говорит, и не вздумай богу душу отдавать. Сколько я на тебя сил ухлопал, жизненных калорий затратил! Совесть иметь надо!” Тот, конечно, в амбицию: “Не к лицу мне — офицеру фюрера…” Вы понимаете, что Коле в тот момент было не до прений. Дискуссию он разводить не стал, а размахнулся и стукнул его, так себе стукнул — легонько…

— А обер? — спросил кто-то, явно захваченный рассказом.

— Э-э-э, да что обер! — Демьян сплюнул под ноги. — Он всех рефлексов от страха лишился. И не мудрено: такая махина перед ним словно из-под земли выросла. И кулаки к тому же… Кулаки-то у Коли — крупней и увесистей кузнечных кувалд… В общем, случилось то, что должно было случиться. Ну, а потом фашисты нашего помкомвзвода по неопытности, словно рядового зайца, решили собаками выследить. Обиделся Коля на это — страх как! Чего улыбаетесь? Вы бы на это не обиделись, да? Обиделись бы! Николай тоже рассердился. “Ах, так! Ладно же”. И с великой злости стал он такие фортели выкидывать, что фашисты с ног посбивались. Рыщут и по камышам, и по протокам, и по орешнику, а следа взять не могут. К небольшой группе автоматчиков Коля сам на смотр вышел. Те были так очарованы его бравым видом, что на месте остались. Правда, самый беспокойный из покойных хотел было сделать в Колиной голове небольшое отверстие, но… забайкальская косточка, братцы, — броня: не пробивает ее пистолетная пуля, плющится. В общем, притопал старший сержант к нам в глухую балку здоровехонек и говорит: “Нет ли, ребята, чего-нибудь перекусить. Умаялся я!”