Порочные чувства - Юлия Гауф

Больше она не появлялась. Ни брат, ни я не осудили.

— Да, все так и было. Мы уехали, сначала в деревню, потом в Рио перебрались. Мама умерла, когда мне восемнадцать исполнилось, судорогой ногу свело, когда плавала, — Алика сжала виски пальцами. — А год назад папа пропал. Просто исчез. И ни полиция, никто не смог никаких следов найти. Я искала, что только не делала, а потом… вот. Вернулась. Может, папа здесь где-то? Папин знакомый, с которым он работал, помог паспорт получить на мое настоящее имя, уладил вопросы с недвижимостью. С бабушкой я успела попрощаться, уже в больнице ее нашла. Она меня узнала, хотя сначала думала, что я ей мерещусь, и все про какого-то мужчину рассказывала, который за ней ухаживал, — Алика произнесла это горько. — Наверное, один из соседей, нужно узнать, и поблагодарить. Родные бросили, а чужой человек помогал.

Как же взбесил меня этот рассказ о святом Владимире Веснине! Алика ведь не дура. Да, молоденькая, явно общения ей не хватало, опыта, но неужели несостыковки сама не замечает? Вгляделся в ее грустное лицо, и понял — нет. Не замечает. Её как отец научил думать о нём, так она и продолжает думать.

— Марат, у тебя ведь есть связи, и… можешь не давать мне деньги, но помоги в другом! Пожалуйста! Помоги найти моего папу. Мне кажется, что он здесь, у нас, и с ним что-то плохое случилось. А у меня только папа и остался, больше никого нет. Ты поможешь мне? — взмолилась девушка.

Я чуть в голос не расхохотался. Черт, ну какая же ирония! Недолго и такому атеисту, как я, в Бога поверить — только он может так шутить.

Помочь Алике найти Владимира Веснина?

— Я помогу тебе. Твоего отца я найду, где бы он ни был. Обещаю.

— Спасибо, — прошептала Алика, встала со стула, и опустилась на мои колени.

Обвила мою шею руками, и всем телом прижалась. Дрожит, девочка. И жмется ко мне, а меня и самого трясет от того, что я услышал.

— Спасибо тебе огромное, Марат, — она улыбнулась мне, и снова взглянула своими невозможными глазищами мне прямо в душу.

И в первый раз в жизни я опустил глаза.

Глава 8

Впервые за долгое время мне спокойно. И не потому, что Марат обещал помочь. Может, просто успокоить меня решил, пожалел, потому и дал обещание.

Мне спокойно потому, что я рассказала, поделилась тем, что наболело. Далеко не всем, но не думаю, что Марату интересно было бы слушать, что за люди — мои родители. Мама только лошадей любила, отец — только маму. Характеры у обоих тяжелые, попросту невыносимые, и я либо в школе пропадала, либо на улице, пока с ними жила. А дома запиралась в своей комнате, чтобы скрыться от постоянных замечаний, что я не так сижу, не так выгляжу, и вообще вся не такая, как надо.

Затем Миша появился. Сын польских эмигрантов. Почти свой. Казалось, что любовь, и я с радостью сбежала к нему. Хотелось-то вообще уехать домой, но отец все твердил, что нам с нашими паспортами даже в Мексику нежелательно ехать.

Как только я поняла, что отца не найду, а Миша отказался мне помогать с поисками, я рискнула. Купила билет на самолет, и практически уверена была, что на границе меня задержат. Но этого не случилось. Прилетела, а где бабушкин дом — забыла. Адрес школы своей помнила, а где жила с раннего детства — это из памяти вышибло начисто.

До школы тогда доехала, и пошла от нее пешком. Ноги сами вспомнили дорогу, я с семи до одиннадцати лет по ней ходила. Пришла. Звонила, стучала в дверь, пока раздраженный сосед не вышел, и не рассказал про больницу.

Это был какой-то кошмар.

А сейчас мне великолепно. Выговорилась. И Марат… он выслушал. И это — камень с души.

Чувствую, как он напряжен. Челюсть сжата плотно, линии лица заострились — неужели его так тронуло то, что со мной произошло?!

— Завтра я пришлю своего человека. Ответишь на все вопросы про своего отца, вспомнишь все события, начиная с переезда. Что он тебе говорил, что ты слышала — все это. И назовешь данные того, кто тебе помог здесь документы сделать — паспорт, и на квартиру. Поняла?

— Я все расскажу, — закивала я. — Это поможет? Я… я мало знаю, на самом деле.

— Остальные не знают вообще ничего. Ты ведь хочешь, чтобы твой отец нашелся? — Марат впился в меня своими темными глазами, и дождался моего кивка. — Тогда забудь про то, что ты мало знаешь, или что какая-то информация неважна. Расскажешь все, даже любимые блюда вспомнишь, которые твой отец предпочитал есть. Каждую мелочь.

— Хорошо, хорошо, — уткнулась ему в шею. — Спасибо тебе! Меня, знаешь, никто слушать не желал. В Рио вообще пригрозили, что я под суд попаду, если мои слова про документы подтвердятся. Я и на это готова была бы пойти, но от меня отмахнулись. А папа… у него сложный характер, очень деспотичный, но он хороший человек, и не заслужил всего этого. Если ты поможешь его отыскать, я навечно твоей должницей буду, и…

— Хватит об этом, — перебил Марат.

Голос у него жесткий, рычащий. Он напряжен, и я тоже напряглась. Сжалась. Испугалась.

Странно, я не такая рохля ведь. На место могу поставить, осадить, а перед Маратом теряюсь, будто и правда «девочка».

— Добавку налить?

— Налей, — ответил Марат, но руки с моей талии не убрал. Наоборот, крепче сжал их.

— Тогда, может, отпустишь?

Марат отпустил не сразу. Повел ладонью от талии к попе, сжал мои ягодицы крепко, и я спрыгнула с его колен, ахнув. А он хрипло рассмеялся. Нервно, немного зло.

Наверное, на работе постоянные проблемы, вот и состояние у Марата такое. Папа еще хуже был — срывался на нас с мамой, Марат хоть не орет. А то, что злится… да и пусть злится, хотя от этого немного страшно.

— Я тебе рассказала про свое имя, а тебя почему Маратом назвали? — поставила перед ним тарелку, забрала мясо, и отправила его в микроволновку. — Марат Соколовский… это немного странно звучит. Имя не самое славянское.

— Дед воевал, командира взвода Маратом звали. Тот его из-под обстрела вытащил. Меня в честь дедова командира и назвали. И для всех моих братьев отец не просто красивые имена выбрал, а по дедовым рассказам — с кем служил, с кем воевал, с кем дружил.