Бикфордов час - Сергей Самаров

Брать с собой автомат я не стал. Мне его доставит группа поддержки, когда прибудет. Пока я могу обойтись и пистолетом. Тем более что стреляю из него на дистанции до сорока метров, практически, без промаха. Если дистанция больше, уже возможна некоторая неточность, тем не менее процент попадания у меня высокий. На грудь я повесил большой футляр бинокля с тепловизором. Зарядное устройство тепловизора находилось в самом футляре. И еще я предпочел повесить себе на голень под штанину «НРС-2»[14] в ножнах. Люблю это оружие за его тихую работу. Причем одинаково тихую что при выстреле, что при использовании вороненого лезвия, у которого блестит только самый краешек заточки. Затачиваю себе ножи я всегда сам и довожу их специальным бруском с мелким алмазным напылением. Пока это было все мое вооружение, не считая обычного для спецназа ГРУ, спрятанного. К спрятанному относится обычно жила от металлического троса, которая вплетается в боковой шов штанов, а при извлечении оттуда становится опасной удавкой, и два гвоздя в подошве берцев. Один гвоздь заточен под маленький нож, второй под отвертку. В подошве высверливаются два отверстия диаметром чуть меньше толщины гвоздя или даже такого же диаметра, но тогда чуть короче длины самого гвоздя. И туда, в эти отверстия, гвозди вбиваются. За день носки берцев пыль и грязь плотно садятся на шляпки, которые становятся невидимыми. В какой-то сложной ситуации это может сгодиться. Помимо своей заточки, те же гвозди могут играть роль рукояток для удавки. Но я обычно предпочитаю найти хоть какие-то куски дерева для рукояток. Просто две ветки с дерева отломить, и этого хватит. Или две щепки подобрать рядом с дорогой. Или оторвать от двери, или от оконной рамы. С рамы проще всего снять штапик. Это можно сделать даже пальцами, не пользуясь никаким инструментом.

Убрав пистолет в кобуру, я двинулся дальше, но уже не по дороге, а по опушке леса. Пограничники предупредили меня, что здесь, неподалеку от границы, лес не заминирован, как во многих других местах, и пройти здесь можно без опасения. Это сообщение пограничников вызвало в моей голове несколько дополнительных вопросов. Украинская сторона многократно заявляла, что из России через границу с ДНР и ЛНР мятежным республикам поставляется оружие. И требовала возвращения себе контроля над этим участком границы. Сюда, к дороге, казалось бы, должен лежать прямой путь всех диверсионно-разведывательных групп. Так, наверное, в действительности дело и обстоит. И именно потому лес вокруг дороги не минируется. Одна ДРГ сменяет другую. Если первая поставит минное поле, то вторая или третья группы могут на этих минах подорваться. То есть отсутствие минирования на участке, в котором украинская сторона заинтересована, должно не успокаивать, а настораживать. И именно потому пошел я не по дороге, а по опушке леса. До машин оставалось недалеко, и потому я загодя, с дистанции, дважды щелкнул замками крышки моего бинокля с тепловизором. Эти замки мне не нравились тем, что они издавали щелкающий звук при открывании. И избавиться от этого самостоятельно, без помощи специалиста, я не сумел. Пришлось мириться и принимать превентивные меры, то есть открывать футляр заранее…

Голоса я услышал раньше, чем увидел за поворотом сами машины. А потом, когда приблизился точно так же по опушке леса, не покидая тень, и увидел. Их было, как и обещали, две. Четыре человека стояли рядом. Один из них смотрел в бинокль на дорогу впереди. Судя по очертаниям, бинокль был простой, даже без прибора ночного видения, не говоря уже о тепловизоре. Увидеть он позволял мало. Луна светила не всегда, поскольку тучи в небе плыли плотные и тяжелые, грозящие затяжным весенним снегопадом или даже дождем. Пока, слава Богу, не было ни того ни другого. Снегопад мне весьма даже некстати, поскольку мне еще переходить линию разграничения между армией повстанцев и украинской стороной, и следов при переходе лучше не оставлять. Против дождя я ничего не имел. Дождь в дорогу, гласит примета, это к окончательной удаче. Но эти тучи закрывали луну и сильно ограничивали видимость встречающим меня. Выдвинувшись ближе, я вытащил свой бинокль, чтобы лучше рассмотреть их. И только тогда обнаружил, что встречающих не четверо, а семеро, но двое лежат под передней машиной, выставив автоматные стволы в разные стороны от дороги, а один под второй машиной, и ствол его автомата смотрит в сторону леса передо мной. Я сначала не понял такой расклад сил. Если кто-то лежит под машинами, страхует, значит, есть опасность. Почему тогда другие не прячутся от опасности? Почему стоят открыто, если есть возможность спрятаться и залечь? Потом сообразил, что четверо тех, кто остался, просто под машиной не поместятся в силу своих солидных габаритов. Даже серьезный дорожный просвет «уазиков» не даст возможности этим людям залечь. И тогда… Тогда, значит, их не семеро, а больше, потому что и в машине наверняка есть люди, скрывшиеся за занавесками из обычных бронежилетов, как всегда делают в районе боевых действий в небронированных машинах. Но меня через пограничников предупреждали, что этот путь – самый безопасный. Впрочем, пограничники плохо знают обстановку по другую сторону границы. И если ополченцы говорят им, что здесь самый безопасный участок, это вовсе не дает гарантии, что он безопасный. Просто он более безопасен, чем, по мнению ополченцев, другие участки.

Но у меня сработала старая добрая привычка: доверять и при этом проверять, то есть самому заботиться о собственной безопасности. И я, пользуясь благами науки, перевел бинокль с тепловизором на лес. И почти сразу эту опасность обнаружил. Четыре человека прятались в кустах, выставив автоматные стволы в сторону машин. Ждут в нервном ожидании. Чего ждут, почему не атакуют? Предполагают, что на дороге не четверо, а значительно больше? Скорее всего, дело обстояло именно так. Возможно, видели, что там людей больше, и сейчас не знали, где остальные. Иначе атака уже состоялась бы. Четверо против четверых – проблема могла решиться одним залпом. Распределить цели, чтобы очереди двух автоматов не были направлены в одного человека. И стрелять по команде. Что проще! Здесь успех был бы гарантирован. Дистанция в двадцать пять – тридцать метров для стрельбы идеальна. А луна время от времени все же выглядывает и светит достаточно ярко, чтобы прицелиться и не промахнуться. А вот если есть опасения, что ополченцев больше, и нет желания вступить в бой с другими, кто занял более удобную, скрытую позицию, то все становится на свои места, кроме понимания открытости четверых ополченцев на дороге. Этого я не понимал, но выяснить это мог бы уже вскоре, просто спросив этих людей, почему они не прячутся. Возможно, они не подозревают о присутствии этой четверки в засаде. Вернее, подозревают, но уверенности в существовании засады нет. В таком случае это просто недопустимая небрежность.

Мне небрежность допускать было никак нельзя. Заменить, конечно, можно любого. Но меня в моем случае, с моими связями в родном поселке, другой военный разведчик полноценно заменить не смог бы. Как не имел права просто и бездумно наблюдать, как будут расстреливать людей, что меня встречают. При этом я отдавал себе отчет, что любая моя попытка предупредить ополченцев о засаде может быть самими ополченцами воспринята неадекватно, меня могут не понять и начать стрелять в мою сторону, и одновременно бойцы в засаде сразу отреагируют по-своему, и тоже начнут стрелять. Конечно, я могу и спрятаться за какой-нибудь бугорок. Но ведь они, имея численное превосходство, могут и перебежать под прикрытием пары стволов, чтобы атаковать меня с другой позиции. И одновременно будут стрелять уже и в ополченцев с предельно удобной для расстрела дистанции. И потому я, размышляя о том, что увидел, стал скрытно приближаться, но не забыл, что лес есть и на другой стороне дороги. И внимательно обследовал его участок за участком. Но там никого обнаружить не сумел. Значит, засада неразумно засела только с одной стороны дороги. Это означало, что в случае промаха, если люди в засаде начнут стрелять, а промахнуться в ночное время несложно, ополченцы на дороге смогут за машины спрятаться. Усложнила, короче говоря, засада себе задачу. Это от неопытности…

Однако то ли бойцы в засаде мои мысли уловили, хотя я их не выкрикивал на весь лес, то ли сами сообразили. Они обменялись знаками, из которых я сделал вывод, что обучали их американские инструкторы, поскольку американская система знаков слегка отличается от любой другой, и двое тут же скрытно начали смещаться в тыл машинам, чтобы подальше от них перейти дорогу. Для меня это действие прозвучало командой. Я не стал убирать бинокль в футляр, а просто перебросил футляр на ремне под мышку ближе к спине, чтобы не мешал, бинокль, снабженный отдельным ремнем, оставил висеть на шее, вытащил нож из ножен на голени, боковым рычагом на рукоятке взвел стреляющее устройство, а сам патрон уже давно был в стволе. Свой пистолет я даже готовить к бою не стал, удовлетворившись тем, что он частично подготовлен, то есть патрон уже в патроннике, пистолет на взводе, хотя и на предохранителе. Если будет необходимость к нему прибегнуть, моя поясная кобура так устроена, что рука, обхватывая рукоятку, уже саму кобуру расстегивает. И задержки с появлением в руке оружия быть не может.