Девяностые: сказка - Сергей Кузнецов

Антон начал рассказывать, Алена забивала косяк за косяком, Горский сидел, полуприкрыв глаза, и слушал, впервые пытаясь вообразить семерых одноклассников, еще не подозревая, что эта цифра здесь - самое важное.

Владимир Сидоров, Сидор. Высокий и сдержанный. Отец, наверное, был военным, учил: береги честь смолоду! Учил Родину любить, в сердцах говорил "надо было тебя в Суворовское отдать, может, стал бы человеком", учил стоять насмерть, уважать начальство, гордиться страной. С неодобрением слушал рок-музыку, доносившуюся из комнаты сына, с гордостью проводил в армию, надеялся - там человеком сделают. Впрочем, ошибся: Сидор вернулся из армии, как раз когда прозвенел первый звоночек - умер Брежнев. Отец еще не знал, что этот звонок звонит и по нему самому, звонит по Империи, которой он служил всю жизнь. В Университете Сидор пошел по комсомольской линии, отец гордился - пока не увидел, как комсомольцы превращаются в коммерсантов, но было уже поздно. Сидор купил квартиру, из родительской съехал, отца видел только по выходным, хлебал жидкие щи на кухне, говорил Пап, в следующий раз давай лучше в ресторан сходим, а?, кривился, когда отец ругал Горбачева, демократов и Ельцина, говорил ну их всех. Однажды после поллитры на двоих Сидор сказал: "Пап, да всему, что умею - я у тебя научился!", отец вспылил, крикнул: "Я тебя воровать не учил!", а Сидор рассмеялся: "Ты меня учил стоять насмерть, этого достаточно", выпили еще по рюмке, помирились.

А мать? А матери у Сидора не было, развелись, когда мальчику было два года, уехала, он даже не спрашивал - как и куда. Отец его воспитал, отец. Всему, что умею - я у тебя научился. Больше не у кого, в самом деле.

Борис Нордман, Поручик. Суетливый, хаотичный, подвижный. Откуда прозвище? Вероятно, еще с восьмого класса, когда, едва ли не впервые напившись, Нордман похвастался, что он - из княжеского рода Голицыных. Вероятно, хотел, чтобы его называли Князем, но Альперович тут же заметил, что Нордман наверняка происходит не от князя Голицына, а от Поручика Голицына, который бухал с корнетом Оболенским, когда большевики вели их девочек "в кабинет". Нордман подкрутил воображаемый ус, объявил девочек-с у меня никому еще увести не удавалось!, но прозвище Поручик прилипло навсегда. Все, что он сделал - объявил себя Поручиком Ржевским: он действительно был скорее похабник, чем остряк. Разбогатев, Поручик сделал из прозвища хобби и начал скупать все, что могло иметь отношение к знаменитому герою 1812 года: комплекты гусарской формы, фарфоровые статуэтки, шпоры, сабли и полковые знамена…

Леня Онтипенко, толстый, нескладный, в круглых очках на рыхлом лице. В детстве ходил в музыкальную школу, но мечтал быть поэтом. Пописывал стихи, стеснялся показать даже родителям, не говоря уже о девочках, в которых начал влюбляться со второго класса. Неисправимый романтик - кем же еще быть сыну скрипачки и дирижера? С детства слышал историю о том, как папа увел маму у первого мужа, партийного босса, увел, несмотря на то, что старше мамы на пятнадцать лет, а мама была юной красавицей: до сих пор по всему дому висят ее фотографии, со скрипкой и без. Впрочем, если говорить о музыке, то Леня предпочитал рок и даже пытался организовать в школе небольшую группу - увы, безрезультатно. Он позже всех пришел в бизнес, до последнего момента сопротивляясь предложениям Сидора и Поручика: однако работа в музыкальной библиотеке, куда он попал после института (да и то - после папиного звонка директору) не давала ни денег, ни славы. Стихи постепенно забросил, как и музыку в свое время.

Андрей Альперович, нервный, худощавый брюнет; человек, похожий на Будду, главный интеллектуал в классе, ближайший Ленин друг, сын двух мэ-нэ-эсов, время от времени таскал в школу Самиздат и пересказывал передачи "Голоса Америки". Пошел в "керосинку", прекрасно закончил и почти сразу же занялся коммерцией, поначалу - вместе с Поручиком, потом - под прикрытием комсомольских кооперативов Сидора. Он придумывал самые удачные и парадоксальные схемы и считался мозговым центром всей компании. Последнее время у него какие-то отдельные дела - Сидор, улыбаясь, говорил жадность фраера сгубила, потому что в глубине души до сих пор считал Альперовича фраером, не в блатном смысле слова, а просто - слишком легковесный, слишком нервный, сразу видно - пороха не нюхал, в армии не служил. Я бы еще подумал, идти ли с тобой в разведку, говорил Сидор, но на самом деле знал: конечно, идти. Если не доверять друзьям - то кому же?

Роман Григорьев, молчаливый, полусонный. Они не дружили с ним в школе, претил комсомольский задор, считали, что Ромка скуповат, в гости на день рождения не позовет, принесет только в школу каких-нибудь конфет подешевле - и все. Только потом узнали - рос вдвоем со старшим братом у матери-одиночки, в полной нищете. Какой уж тут день рождения, дай бог, чтоб на еду хватило. Потому и рвал горло на собраниях, вписывался в любые летние лагеря, поездки для комсомольского актива - неделя на казенных харчах, скажи плохо? Почти все силы уходили на то, чтобы не показывать своей зависти: у одноклассников всегда деньги, новая одежда, у Онтипенко - фирменные джинсы, а Нордмана - магнитофон "Грюндиг", даже у Сидора костюм, в котором он ходил на вечеринки. Рома носил перешитые вещи старшего брата, а чаще всего - школьную форму. Произнося на собраниях заученные речи о странах капитала, где все покупается и продается, он думал, что деньги - везде деньги, и в СССР тоже все можно купить и продать, просто для этого есть черный рынок, брат рассказывал, еще до того, как сел за компанию с дружками, решившими организовать подпольный цех по пошиву "импортных" шмоток. Они не успели даже продать первую партию товара, когда к ним вломились менты: похоже, конкуренты сдали. Рома остался с матерью - и постарался забыть о больших деньгах. Он знал: второго ареста мать не переживет. В институте был комсоргом курса, потом - освобожденным секретарем. Когда случилась перестройка, понял: теперь можно. Подобно Сидору, стал комсомольским коммерсантом - но работать вместе они начали позже: чересчур сильна была старая неприязнь.

С Женей они поженились в 1990 году. В школе Женя была толстушкой, никто из мальчиков даже не смотрел на нее, но потом вдруг неожиданно похорошела. Она окончила пединститут и работала редактором в каком-то издательстве. Роман взял ее в дело, чему-то подучил, что-то сама поняла и через год-другой стала равноправным партнером. Конечно, думал Роман, она должна помнить, кому всем обязана, - но никогда не говорил об этом вслух, ни ей, ни другим. Женя была красавица, этим все сказано: красота - тоже форма капитала, как деньги, на красоту тоже можно купить почти все. Рыжеволосая, стройная, длинноногая… ей шли дорогие платья, бриллиантовые кольца, золотые украшения. Сейчас ее тело стыло в морге, а Горский пытался представить себе Леру.

Лера, как говорится, из хорошей интеллигентной семьи. Родители не то переводчики, не то филологи, дом - огромная библиотека, шкафы до потолка, книги по всей квартире. Однажды, застав семилетнюю дочь перед зеркалом, мать устроила ей выволочку: что ты кривляешься, тоже мне красавица, приличные девочки так себя не ведут! Эти слова Лера слышала с тех пор не раз: приличные девочки так не одеваются, приличные девочки не слушают такую музыку, приличные девочки не носят побрякушек, тоже мне красавица, вырядилась, смотреть стыдно… Лера хотела быть приличной девочкой, стала одеваться в мешковатые платья, так и не проколола уши, старалась больше читать и вовсе не ходить на вечеринки. Мать столько раз повторяла тоже мне красавица, что Лера научилась стыдиться своей красоты и прятать ее. Но характер не изменишь: танцевать она любила, смеялась кокетливо, мальчики ходили за ней с пятого класса. Она поступила на филфак, а в девяностом на три с лишним года уехала в Лондон по какому-то феминистскому гранту Британского совета. В Москву вернулась всего месяц назад.

Ах да. Когда-то она была ближайшей подругой Жени.

Нет, наверное, Горский не сразу увидел их такими. Наверное, потребовалось несколько недель интенсивного вруба и новые рассказы Антона, чтобы все семеро предстали перед Горским как живые. Горский вспоминает: в первый вечер он предложил Антону сыграть в китайскую рулетку.

- Вроде игры в ассоциации, - объяснил он. - Вот скажи мне: с каким веществом ассоциируется каждый из них?

- Ну, Поручик - с водкой… водка ведь тоже наркотик, да?

- Так себе наркотик, - сказала Алена.

- Ну и Поручик так себе, - ответил Антон. - Кто там дальше? Лера, наверное, что-нибудь восточное… медленное и тягучее. Гашиш, скажем, или опиум… хотя нет, опиум - это Роман. Он все время как будто полусонный - и без малейшего намека на просветление. Тогда Женя, наверное, кокаин…

- Да, - сказала Алена, - у них, выходит, был не брак, а сноубол.

- Неудивительно, что они ссорились…

- Видишь, - сказал Горский, - какая хорошая методика. Кто там остался: Сидор?