Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович

– Ты, наверное, сама шаманка?

– Я был совсем слабый шаманка, – чуть коверкая слова, отвечала она.

– А с духами говорить можешь?

– Можешь, только они теперь плохо со мной говорят, – печально отвечает служанка, и на крест показывает. Типа, с христианами духи не говорят. Хотя, как я понял, христианский бог для нее – дух верхнего мира. Их почитают, но стараются не связываться. – Только Дуннэ со мной говорит.

– Кто такая Дуннэ?

– Это хозяйка. Она все знает. Она дает ребенка, оленям приплод дает, волкам. Женщину защищает.

– А про мою судьбу можешь у нее спросить? – тут я уже почти серьезно говорил. Шут его знает, как-то же надо понять: почему я здесь?

Не сразу, но она согласилась спросить духов обо мне. Оно, конечно, не вполне христиански, да и не по фэншую. Но уж очень меня подмывало. В крещении дали моей гадалке имя Елена. Леной и я ее звал. Так вот. Одевалась она в обычную русскую одежду. Только что кожа желтее да лицо круглое. А так баба и баба. Немолодая, крепкая, за словом в карман не полезет.

Сказала она мне на лавке лечь, а сама в свою коморку ушла. Долго ее не было. Потом заходит – я аж обалдел – в каких-то своих тунгусских одеждах. Пестрые лохмотья, иначе и не определишь. Все в каких-то завязочках, на голове венец странный, в руке плошка с каким-то варевом. Мне подает и говорит: пить надо, иначе духи не придут. Не хотелось травиться, но что делать, сам же попросил. Выпил. Горько, но терпеть можно. Лег опять на лавку, жду, что дальше будет. Поначалу ничего и не было. Ленка маленький такой бубен достала и давай по нему настукивать, возле меня кружиться, что-то нашептывать. Потом от нее какие-то змейки световые пошли. Не знаю, как описать это. Может, не змейки, а вихри из света. Комната поплыла, стала размываться.

Я вдруг увидел себя совсем юным, с мамой и папой. Мы идем по улице Карла Маркса, так тогда называлась центральная улица Хабаровска (сейчас она частью осталась Карлой, а частью стала улицей Муравьева-Амурского). Идем мы в детский парк. Солнце светит, радостно все. И так на душе тепло, что просто невозможно. Потом опять стали змейки наползать. Вот я уже в мастерской, вытачиваю какую-то деталь для очередного арбалета. И так все реально. Металл чувствую, тепло от нагревателя. Словно жизнь заново проживаю. Много таких картинок появлялось. Первая любовь была, Люда была с ее эльфийскими песенками, башня Инфиделя. И все они змейками смывались.

А потом уже здешние пошли. Все больше бои. И врагов с каждым разом все больше. Накатывают и накатывают. Вдруг все исчезло. Осталось лицо какого-то немолодого узкоглазого мужика. Смотрит он на меня пристально, ждет чего-то. Потом и вовсе мгла накатила, ничего не осталось. Я от огорчения чуть не заплакал. Чувствую, Ленка меня теребит. Говорит, вставай Кузнец. Духи больше говорить не будут.

Открыл я глаза. Лежу на той же лавке. Ленка уже в нормальной одежде сидит.

– И что, – говорю, – тебе духи сказали?

– Духи много сказали, – говорит она. И смотрит на меня сердито так и встревоженно.

– Ну говори!

– Сказали, ты – не из нашего мира. Ты не хотел сюда, но попал.

Я обалдел. Крутые у моей Ленки духи.

– И как мне теперь быть? Как выбраться?

– Ты сюда не просто попал, Кузнец. Тебя земля призвала по Великой реке. Дух земли призвал. Дуннэте – муж хозяйки. Как пройдешь по его лыжне, так освободишься и домой вернешься. Я про это не скажу. Ты тоже говорить не надо. Думать надо, делать. Не кровь делать. Надо мир делать.

– Да почему я-то? Что, покруче никого не нашлось? – аж взвыл я с досады.

– Дух решил, что так будет правильно. Дух мудрый. Он живет столько, сколько мир живет. Много видел.

– Ну, есть же всякие герои, сама говорила, богатыри. Я-то что?

– Дух выбрал. Он знает. Если не сможешь, беда будет. Не будет на этой земле счастья. Другой человек будет эту землю спасти. Если сможет. Дух другой человек выберет.

Вот такая у нас телеграммка. Не какой-то архитектор двинутый, а целый дух меня выбрал по каким-то своим резонам. Поиграть со мной решил. Точнее, не со мной, а мной, как фигуркой. Не люблю я такие варианты. Типа, делай то, что умные дяди посоветовали. Как-то привык я своим умом жить. Так и будет. А то, что я хоть в общих чертах знаю будущее, так это просто мой рояль в кустах будет, хотя пока я и не придумал, как его технично использовать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В тот день, да и на следующий, я думал. С Ленкой о ее гадании больше не говорили. Она вела себя, как и прежде. Только вдруг, когда она думала, что не замечу, я чувствовал на себе ее настороженный взгляд. Что-то она своей шаманской головой поняла, что мне еще предстоит понять. В любом случае, путь мой – в тунгусскую и маньчжурскую землю, в Приамурье. А там посмотрим. Пока же нужно просто жить. Службу тащить опять же.

От службы никуда не денешься. На всю Илимскую волость была по спискам только сотня служивых. Приходилось мотаться по десяткам острожков, зимовий, стоянок, собирать ясак. То есть выражение такое – собирать ясак. На самом деле здесь куча нюансов. Казаки все эти нюансы знали. Я же поначалу только успевал за ними следить, чтобы уж совсем не оплошать. Итак, где-то ясак собирали. Это были маленькие, слабые роды и племена. Они сами приносили меха на установленное место. В этом случае мы должны были проехать по территории их более сильных соседей и немножко победокурить. Типа, зверей попугать и охотников, если таковые покажутся. Тем самым мы демонстрировали, что слабые находятся под нашей защитой.

Если данники были не очень слабыми, часто приходилось ясак брать с боем, как тогда говорили «погромно брать». При всем том, что казаки были сильными воинами, умели бить из засады, быстро строить засеки и палисады, стрелять залпами и многое другое, стрелы аборигенов тоже были не из пластмассы с присосками. А на засады местные были такими мастерами, только держись. Каждый из десятка уже успел схлопотать по стреле. К счастью, не смертельно. Но неприятно – это точно. Тем более, что с медициной в это время все обстояло печально. Лечили травницы, колдуньи. Порой вылечивали, а порой и нет, как масть ляжет. Мне довелось два раза пользоваться их услугами. Один раз стрелой пробило руку. Хорошо, что кость не задело, только мякоть зацепило. Но рана, как водится, воспалилась, потом долго заживала. Второй раз камень в голову попал, когда отбивались от нас «союзники» всем, что под руку попало. Тут просто отлежался немного, да отвара мерзкого попить пришлось.

Был и третий вариант. Если племя было совсем сильным и воинственным, то сбор ясака становился по сути торговлей. У десятника с собой был мешок с бусами, дешевой материей, не особенно качественными ножами, еще какой-то ерундой. Вот это и меняли на меха. Однако нет-нет, да и нападали местные на русские караваны. Непростая служба.

Вот в Якутск ездить было интереснее. Посуху почти не нужно переползать, судно перетаскивать. В основном шли на коче – корабле с парусным вооружением и веслами. Вместить коч мог до полусотни народа, но обычно шло меньше. Собирался десяток казаков, загружались продовольствие и ясак, и начиналось плавание. В отличие от Енисея с его порогами, которые приходилось обходить посуху, перетаскивая на себе судно, Лена текла неторопливо. Потому и плавание длилось максимум две недели, а не два месяца, как до Енисейска. Одно было плохо: как выпадало безделье, так всплывала та, другая жизнь. Вспоминал свою мастерскую, свою уютную квартирку, девчонок своих вспоминал. Про Людку думал. От таких мыслей рождалась сильнейшая тоска, мысли мне путала, настроение снижала в ноль. Но я старался не сдаваться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Якутск мне понравился. Во всяком случае, он был намного интереснее, чем Якутск в мое время. Хотя пойми сейчас, какое из времен мое. Такая аутентичная деревянная крепость. Стены мощные, настоящие, из двух рядов огромных бревен сложены, землей наполнены. Любое ядро увязнет. Стрела не пробьет, не подожжет огромные мореные деревяшки. Шесть проезжих башен, раскаты с пушками. Несколько тысяч человек народа живет за стенами и в детинце. По сибирским меркам того времени – мегаполис. Кроме казаков есть и стрельцы, всякие подьячие. Торг немаленький. Главная улица замощена деревянными плашками. Есть лавки, кабаки. При кабаках комнаты и срамные девки. Цивилизация, однако. Был даже злой воевода Головин, что народ почем зря обижал. Собственно, мне до злого воеводы дел особых не было. Дом воеводы видел только издали – такой вполне себе дворец, терем боярский. Десятник в приказную избу сдавал ясак, получал грамоту, и мы благополучно возвращались обратно. Тут всплыл мой второй талант. Оказалось, что кроме меня читать не умел в десятке никто, даже сам десятник.