Входящий в Свет. Роман-лабиринт - Джулиан дабл Джей

Под её упругие очаровательные ягодицы подложены маленькие подушечки, которые «вкусно» приподнимают её бёдра так, что бутон гениталий как бы раскрывается во всём своём непревзойдённом совершенстве и сексуальном великолепии навстречу любому любопытному взгляду. Но кроме мужчины в чёрной маске насладиться этим воистину первозданным зрелищем некому. В меру полные и соблазнительно округлые груди по-королевски великолепной женщины торчащими в разные стороны сосками словно указывают на выбор между жизнью и смертью. Белая, почти до мраморности белая кожа тела красавицы придаёт всему зрелищу какой-то даже мистический оттенок… Эта белизна словно сияние абсолютной чистоты создаёт целостное ощущение таинства пресуществления духа в материю, света – в бесконечность оттенков миротворения…

Человек в чёрной маске внимательно оглядывает «церемониальное» помещение ещё раз. И сияние десятков магических свечей в серебряных высоких подставках для них. И тяжёлую бархатную завесу штор на окнах.

Блики огоньков от многочисленных свечей лёгкими мазками ложатся на картины. Их золочёные рамы, обрамляющие подлинники шедевров некоторых мастеров высокого Возрождения и пары работ Кандинского и Климта, выгодно подчёркивают общую эстетическую направленность интерьера. «Безмолвствующая» за ненадобностью изысканная люстра под потолком притаилась в мерцающей тишине, поблёскивая натуральным горным хрусталём подвесок. Вся симфония переливающихся обертонов света и тени, всплески нот «демонического» Вагнера, льющиеся стройными рядами из спрятанной стереосистемы и заменившие умиротворение тантрической мелодии, обнажённая женщина, скульптурно распластанная на своём ложе-эшафоте, – всё служит гармоничным выражением некой гениальной творческой Идеи. Всё подчинено мистериальному таинству воплощения этой идеи: одновременно и формой и содержанием, и сутью и фоном, полнозвучной композицией внешней объектности и подспудно ощущаемой волнообразной текучестью квантовой реальности за её тяжеловесными пределами…

Вечная загадка замысла и его мастерское осуществление, казалось, каким-то немыслимым чудом достигли окончательной доминанты и обрели явственное согласие своего вечного противоречия здесь, в «пентхаусе» одного из дорогостоящих жилых комплексов Москвы.

Мужчина не шевелится. Словно Микеланджело перед «Сикстинской капеллой» стоит он и созерцает свою работу в ожидании вдохновения для последнего штриха, что завершит этот «шедевр». Наконец, он преклоняет колено подле ложа своей благословенной «модели» и низким красивым баритоном изрекает один из псалмов на древнееврейском (арамейском) наречии. Затем поднимается с колена и вдруг одним резким, лёгким и точным ударом рассекает жертве её атласную нежную кожу на шее крестообразным рисунком отточенного кинжала. Кровь, послушно и радостно брызнув, течёт из раны на белоснежное тело, как будто истомлённо дождавшись своего освобождения из недр божественного тела женщины, – когда же, наконец-то, оно случится…

Соловья разбудили в самое смачное время глубокого сна со сновидениями… Сон был цветной, сладкий и ускользающий из памяти удивительно живым видением сказки.

– Виктор Янович! – сказали в трубке глуховатым голосом его помощника Игоря Матюшко. – Опять наш «мастак» проявился в Юго-Западном, мать его… Машину за вами уже послали.

Новый виток обучения

Глава 16

Я прыгнул вслед за Светломудром и, уверенно пролетев над верхушками нескольких папортов, оказался рядом с мудрецом на широкой плоскости листа одного из них.

Светломудр довольно улыбнулся моему лёгкому и точному манёвру и указал на широкий зев аккуратного углубления в скале, куда мы и намеревались попасть. Почти невесомый, но очень крепкий и прочный, с пульсирующими прожилками на нём, лист папорта вплотную соприкасался с входом в пещеру. Мы прошли по слегка покачивавшемуся под тяжестью наших тел листу и вошли в углубление скалы. Продолжение входа выглядело как длинный отполированный тоннель, слабо освещённый мягким светом невидимых огоньков местных источников свечения, внешне напоминающих маленькие шарики с искрящейся жидкостью. Жители Светлозарии называли их просто и ласково – «светики», ведь они были, как и всё здесь, живыми чувствующими существами, умевшими и общаться, и выражать любые обычные эмоции. Правда, заметить их было почти невозможно, особенно, если они этого сами не хотели. Пройдя по тоннелю, который петлял и, по моему ощущению, медленно вёл нас всё ниже и ниже в толщу скалы, мы очутились у двух больших разноцветных створок наглухо запертых ворот, плавно раскрывшихся сразу же при нашем появлении, обнажая потайную анфиладу зеркальных залов.

– Приветствую тебя, о, ученик, в этой святая святых главного тайника нашей жизни – сакральном Вместилище Грёз! – торжественно произнёс мой могущественный и мудрый Наставник. – Здесь находится плато управления миров, которые когда-либо существовали, существуют до настоящего времени и будут существовать во веки веков… У вас в земной обители ваши учёные мужи называют нашу реальность словом «квант». А мы всего лишь храним тут в недосягаемой целостности семена всех возможностей, которые способны либо давать силу вещам и явлениям, либо полностью лишать кого бы то ни было и что бы то ни было этой силы. Многие великие и малые сих миров злоумышляли пробраться сюда и овладеть нашим Вместилищем Грёз. И только неустанный труд моих многочисленных подданных и служителей да древние знания и умения всех прошлых времён позволили нам сохранить от дерзких нападений сие Святилище. – Светломудр перевёл дух. – А теперь с твоим появлением – о, ученик, мой! – возникла и долгожданная надежда объединить все сущности доброй воли ваших и наших миров.

Он кивнул мне и жестом пригласил продолжить наше магическое путешествие. Мы прошли ещё некоторое время по анфиладе зеркальных залов и остановились перед матово светящимся внушительных размеров экраном вроде тех, что располагаются в наших лучших земных кинотеатрах.

В руках Светломудра, откуда ни возьмись, появилась небольшая дощечка из неизвестного мне материала, которая скорее напоминала живое существо, нежели просто инструмент для использования.

На экране тут же замелькали калейдоскопические кадры из разных областей знания и я, как заворожённый, впился в них глазами, а в моих ушах зазвучали объясняющие их комментарии.

Здесь были многие неизвестные мне факты истории земли со всевозможными древними катаклизмами и непрекращающимися войнами одних народов и народностей с другими…

Бесконечные формулы и алгоритмы исчислений алгебры и высшей математики…

Законы физики и открытия квантовой механики вкупе с пояснениями общей и специальной теории относительности…

Химические опыты разных уровней сложности и детальное исследование их молекулярных составляющих…

Изыскания биологии и находки физиологии, прорывы медицины и геронтологии, генной инженерии и квантовый скачок далее к футичному видению сингулярного воссоединения всего со всем…

Вопросы информатики, кибернетики, новейшей философии, инфопсихологии, а также пути исследования и развития всего комплекса человеческих знаний о мире, о внутренней системе психики и мозговой деятельности, о бескрайнем мультиплановом пространстве Универсума…

Великая карта возможностей познания жизни и её чудес развернулась перед моим восторженным взором. Волна волшебной информации подняла моё сознание до высот необозримого могущества и напитала мой мозг неожиданным и глубоким постижением сущности бытия. Но на удивление при этом я не ощущал ни переизбытка знаний, ни головокружения от увиденного и услышанного за время обучающего сеанса.

А только удивительный покой и удовлетворение от проделанной работы обволакивали моё восприятие ощущением катарсического и мягкого послевкусия …

Мастер Светломудр, лучезарно улыбаясь, смотрел на моё преображение с искренним почтением и радостью за своего ученика.

Глава 17

– Писать заявление? – недоумевающая физиономия моего бывшего соучастника пиршеств невообразимо вытянулась и застыла наподобие тех африканских масок, что с любовью изготавливаются аборигенами для всевозможного первобытного колдовства.

Я немного посвятил Гриню в свои ближайшие планы, за что вот уже битых полтора часа расплачивался тщетными разъяснениями «зачем» мне всё это.

– Слушай, друг мой Григорий! – наставительно, в который уже раз, пытался донести я своё послание. – Мы обязательно останемся друзьями, но при всём при том я безумно нуждаюсь в переменах, брат.

– Ничего не вразумлю, Иваныч… Нешто ты работу и дом порешил на бомжество сменить?! – странная манера Грини истолковывать события да и многие другие «завихрения» только теперь явились передо мной, как по заказу, во всей своей нестерпимой дикости. Я замер, пытаясь осмыслить услышанное, хотя не скрою, озадачен я был не меньше Шайкина…