Линкор «Шарнхорст» - Альф Якобсен

«Кумметц наверное объявил режим радиомолчания в эфире, чтобы не выдавать свое местоположение,

— говорил он. —

В районе могут оказаться сильные морские соединения противника. Как только он доберется до берега и окажется в безопасности, мы наверняка получим хорошие новости».

Однако этого было недостаточно, чтобы успокоить Гитлера. Вместо того чтобы отправиться спать, он беспокойно ходил взад и вперед в своем кабинете. Рано утром агентство «Рейтер» опубликовало лаконичное заявление Адмиралтейства о том, что немецкая атака отбита, а конвой благополучно прибыл в Мурманск. Сдерживавшаяся до этого ярость Гитлера выплеснулась наружу. Он тут же сорвал злость на подвернувшемся под руку Кранке и потребовал немедленного и исчерпывающего объяснения. Он кричал, что больше не доверяет своим адмиралам и что они умышленно скрывают правду от него.

Британское сообщение об исходе боя соответствовало действительности. «Лютцов» и «Хиппер» в самом деле обнаружили конвой, однако Кумметц, вынужденный учитывать требования по соблюдению скрытности своего местоположения, действовал слишком медленно и нерешительно. Указания по проведению операции, одобренные Гитлером, запрещали ему «рисковать» эсминцами. Более того, адмирал Отто Клюбер, командовавший действиями флота на Севере, еще раз подтвердил этот приказ, прислав радиограмму непосредственно во время боя:

«НИКАКОГО НЕОПРАВДАННОГО РИСКА».

Кумметцу было далеко до Нельсона, и поэтому все приказы он выполнял буквально. Когда капитан Шербрук, командир британского отряда сопровождения, смело повел свои корабли в атаку на оба крейсера, ведя по ним сильный артиллерийский огонь, Кумметц отступил. Англичане потеряли эсминец «Акейтс» и тральщик «Брэмбл», несколько других кораблей получили повреждения, но сам конвой проследовал дальше. И когда корабли дальнего эскорта, крейсеры «Ямайка» и «Шеффилд», наконец подошли к месту боя, немецкий эсминец «Фридрих Экбольдт» был потоплен, а «Хиппер» практически выведен из строя благодаря тому, что один из снарядов попал в машинное отделение.[4]

Наступало утро, штаб флота в Берлине несколько раз безуспешно пытался связаться с Кумметцом. Однако телетайпная связь с Каа-фьордом не работала, а атмосферные помехи препятствовали прохождению радиосигналов.

В пять часов дня Гитлер уже не мог сдерживаться. Он вызвал вице-адмирала Кранке и, будучи вне себя от ярости, заявил ему, что крупные военные корабли совершенно бесполезны. Он бушевал: с самого начала войны ничего, кроме забот и разочарования, они не принесли и, более того, стали обузой и тяжелым бременем. Он продолжал:

«Я приказываю вам — немедленно поставить командующего флотом в известность о следующем моем решении. Капитальные корабли требуют неоправданно больших затрат людских и материальных ресурсов. Поэтому их нужно отозвать с фронта и сдать в металлолом. Орудия снять и использовать для береговой охраны».

Кранке будто громом поразило, и он решился на такой ответ:

«В таком случае это будет самая бескровная победа из всех, когда-либо одержанных Британией на море».

Через шесть дней Гитлер подтвердил свой приказ главнокомандующему Кригсмарине гросс-адмиралу Эриху Редеру, выдав тираду, которая продолжалась целых полтора часа. Редеру тогда было 66 лет, он пользовался большим уважением и преданно служил Гитлеру с момента захвата власти диктатором в 1933 году. Фактически именно он был создателем современного Флота открытого моря Германии (такое название получил Кайзеровский военно-морской флот в 1907 г. — Прим. пер.). Поэтому он не собирался безропотно выслушивать такие несправедливые обвинения в свой адрес и тут же подал в отставку. В качестве возможного преемника он рекомендовал на выбор — либо одного из опытнейших высших офицеров Кригсмарине адмирала Карлса, либо харизматического командира-подводника Карла Дёница.[5]

Гитлер отдал предпочтение Дёницу, и передача дел произошла 30 января 1943 года — незадолго то того, как Паулюс сдался со своей армией под Сталинградом. В этот день 51-летний новый гросс-адмирал принял командование военно-морским флотом Гитлера, а также и все сопутствующее этому посту. Силами СС была организована охрана его виллы в Далеме — фешенебельном пригороде Берлина; от фюрера он принял в дар 300 тысяч рейхсмарок; получил в полное распоряжение штабной «Мерседес», личный самолет и персональные вагоны (Auerban), в том числе вагон-ресторан и спальный вагон. У Дёница были пронзительные голубые глаза и сжатые губы — типичный образчик прусского офицера, который верил фюреру и был беспредельно предан ему. В своем первом приказе он писал:

«Наши жизни принадлежат государству. Наша честь зиждется на выполнении своего долга и готовности воевать. Никто из нас не имеет права на собственную жизнь. Вопрос лишь в том, как именно мы выиграем войну. Мы должны стремиться к этой цели с фанатичной готовностью к самопожертвованию и решимостью».

Международный военный трибунал в Нюрнберге приговорил Дёница к десяти годам тюремного заключения, учитывая ведущую роль, которую он играл в Третьем рейхе. В результате послевоенных исследований удалось воссоздать его более полный портрет — это был умный, волевой человек и настойчивый командир, которому удалось создать и до последнего поддерживать подводный флот Германии, безгранично преданный Дёницу, несмотря на тяжелые потери. Подчиненные боготворили его. Кроме того, отбывая срок заключения, он поразил охранников тем, что обладал большим чувством юмора.

Дёниц принадлежал к тем сторонникам Гитлера, которые воздерживались от прямой критики его действий, но, несмотря на это, не боялся спорить с фюрером по вопросам, касающимся флота. Он приехал в «Вольфшанце» 26 февраля 1943 года, тщательно подготовившись к этому визиту. Он резко отрицательно относился к приказу Гитлера пустить на слом весь Флот открытого моря.

«Учитывая тяжелые бои на Восточном фронте, я считаю своим долгом применять крупные корабли, — заявил он. — Совершенно необходимо перевести „Шарнхорст“ в Северную Норвегию. Там, вместе с „Тирпицем“, „Лютцовом“ и шестью эсминцами, он образует ядро мощной боевой группы».

Гитлер не верил своим ушам. Ведь он принял решение, которому, как он считал, уже нельзя было дать обратный ход. Он был убежден, что время капитальных кораблей закончилось. Они принесли ему только череду унизительных поражений.

Однако и Дёницу нельзя было отказать в правоте. «Боевые возможности кораблей, о которых я говорю, были сильно ограничены требованием избегать риска, — заявил он. — Винить командиров за это нельзя».