Покоренная судьбой (ЛП) - Рейли Кора

— И на тебя, — сказал я. Но она была права. Хотя это и не погубит меня, но вызовет много дурной крови и заставит многих традиционалистов требовать, чтобы я не становился капо.

Она снова прижалась ко мне, ее нижняя губа выпятилась. — Не будь таким, Амо. Я знаю, что нам будет весело, — я стиснул зубы. Она опустилась на колени прямо в библиотеке и расстегнула мою ширинку. Покачал головой, не в силах поверить, что она собирается отсосать мне, когда наши семьи в коридоре. Я был «за» интересные места, но не тогда, когда туда могла зайти моя мать.

Она вытащила мой член, который твердел, несмотря на мою неприязнь к ней, снова хихикнула и облизала губы.

Моя досада взяла верх над гормонами, и я схватил ее за руку, потянув к себе.

На ее лице мелькнуло замешательство. — Ты не можешь ожидать, что я снова уничтожу твою честь, — в моем голосе звучал сарказм.

Она пожала плечами, когда я засунул член обратно в штаны и застегнул ширинку.

— Твоя потеря.

Я усмехнулся, покачав головой. — Крессида, я не говорил, что стану монахом. То, что я не буду прикасаться к тебе, пока мы не поженимся, потому что не вижу ни одной чертовой причины, не означает, что я не буду трахать всех остальных женщин, которые бросаются на меня.

— Могу сделать то же самое, знаешь? Позволить другим парням иметь меня.

Я ничего не сказал, только дерзко посмотрел на нее. Она сделала бы мне величайший гребаный подарок всех времен, если бы позволила парню трахнуть ее до того, как я официально прикоснусь к ней. Тогда я буду свободен от нее.

4

Амо

Шесть лет спустя

Я подавил стон, когда взглянул на свой телефон.

Я не могу сделать это одна. Хороший жених был бы здесь.

Я пытался настроиться на нужный лад для предстоящей чертовой встречи, а Крессида не придумала ничего лучше, чем потрепать мне нервы репетиционным ужином номер два. Единственная причина, по которой я подшутил над Крессидой и посетил репетиционный ужин номер один, заключалась в том, что мой отец настоял на том, чтобы я исправил свои ошибки прошлого. Мне было абсолютно все равно, подадут ли нам копченого марлина или копченого тунца. У меня были куда более важные дела. Конечно, Крессида не понимала.

Я плохой жених и не буду хорошим мужем. Ты еще можешь все отменить.

Крессида всегда вызывала во мне самые худшие чувства, и сейчас было не самое подходящее время для того, чтобы раззадоривать меня. Будет достаточно сложно держать себя в руках.

Ничто из того, что ты можешь сделать, не заставит меня отменить эту свадьбу.

Этого я и боялся. Последние несколько лет я игнорировал ее существование, ни разу не прикоснулся к ней, потому что ни один фибр моего тела не желал ее. Но она все равно цеплялась за меня и наше совместное будущее.

Конечно, не по эмоциональным причинам. Мы оба знали, что единственное, что заставляло ее сердце биться быстрее, это перспектива стать будущей женой капо. Даже маме она не нравилась, а она была самым добрым человеком из всех, кого я знал, и всем давала шанс. Отец же ее категорически презирал. Я видел это в его глазах всякий раз, когда она оказывалась рядом, и все же он настаивал на этой нелепой связи.

Черт. Часть меня понимала это. Фамилья все еще была разделена на традиционалистов и более либеральных солдат. Так было всегда, но с тех пор, как Марселла вышла замуж за Мэддокса, байкера из враждебного MК, с которым мы сражались десятилетиями, и стала частью семейного бизнеса, традиционалисты стали слишком громкими, чтобы их игнорировать. Наступал переломный момент, и нам с папой нужно было убедиться, что нас не унесет в неумолимый океан. В конце концов, нам придется сделать чертово заявление, без этого никак не обойтись, даже если папа не хотел этого делать. Может быть, потому что он чувствовал, что это будет одно из самых кровавых заявлений в истории Фамильи. У меня было ощущение, что он выжидает время, пока мой брат Валерио не станет достаточно взрослым, чтобы сражаться на нашей стороне. Учитывая, что ему недавно исполнилось шестнадцать лет, я очень надеялся, что это чудесным образом произойдет до нашей с Крессидой свадьбы.

Но до нашей свадьбы оставалось всего шесть недель, а у меня уже был плотный график необходимых дегустаций, репетиций, встреч и мозговых штурмов, который не позволял притворяться, что я не попал в коварные лапы Крессиды.

Где ты?

Я проигнорировала ее вопрос. Она знала, что я в Лас-Вегасе по делам, и ей не нужно было знать больше. Я не доверял ей, и это никогда не изменится.

Засунув телефон в карман, я поднял голову и увидел, как мы остановились перед огромными стальными воротами особняка Фальконе. Их венчала назойливая буква Ф в дополнение к десяткам острых как бритва шипов.

— Судя по твоему взбешенному виду, это была Крессида. Эта встреча очень важна. Нам нужно убедиться, что мы восстановили контроль над нашими маршрутами наркотиков. С нынешним настроением в Фамильи мы не можем рисковать, зарабатывая меньше денег. Даже традиционалисты будут меньше говорить, если их карманы набиты. Не устраивай сцену.

— Она заставляет мою кровь кипеть, и не в хорошем смысле.

— Мне все равно. Не облажайся.

Я одарил его ленивой улыбкой. — Я больше не вспыльчивый подросток. Тебе не нужно напоминать мне об этом. Сегодня речь идет о бизнесе, и ни о чем другом.

Отец коротко оглядел меня и удовлетворенно кивнул, хотя я уловил на его лице намек на сомнение. Последние несколько лет мы с ним хорошо работали вместе, несмотря на наши периодические разногласия. Возможно, дело в возрасте, который сделал отца более осторожным и не склонным к насилию. Когда он был в моем возрасте, он, наверное, вырвал бы Антоначи горло за то, что тот что-то требовал. Он должен считать, что ему повезло, что мой отец отменил традицию кровавых простыней, иначе у Крессиды осталось бы очень плохое впечатление на следующее утро после нашей брачной ночи. В конце концов, он был лидером традиционалистов. Никто из них не стал бы воспринимать его всерьез, если бы его собственная дочь совершила такой поступок перед брачной ночью.

Отец нажал на кнопку, опускающую окно, чтобы позвонить в колокольчик и предупредить Фальконе о нашем приезде. Конечно, они знали о нас благодаря многочисленным камерам наблюдения с того момента, как мы подъехали.

Ворота распахнулись внутрь без единого слова из динамиков. Мы подъехали по длинной подъездной дорожке. — Мне не нравится, что мы встречаемся у них дома. Это всегда ставит нас в невыгодное положение.

— Нам нужно кое-что от Римо, и он пригласил нас к себе домой. Отказав ему, мы бы задали неправильный тон, — затем выражение лица отца стало более жестким и опасным, — Мы в меньшинстве, это правда, но в доме полно людей, которых Римо хочет защитить. Это ставит его в более невыгодное положение по сравнению с нами.

— Тогда зачем приглашать нас в его дом?

— Власть играет, как всегда. Я уверен, что женщины и дети семьи хорошо спрятаны и защищены.

В последние годы поддерживать мир становилось все труднее. А ведь совсем недавно наша связь была настолько крепкой, что Римо разрешил своему брату Адамо провести с нами год в Нью-Йорке…

Папа припарковал арендованную машину, и мы вышли из нее. Римо, Нино и Невио появились на верху лестницы.

— Черт, скажи мне, что этот сумасшедший ублюдок тоже не собирается присоединиться к собранию, — выдавил я из себя, когда мы подошли к дому, камешки хрустели под нашими ботинками.

— Он будущий Капо. Вам с ним придется найти способ терпеть друг друга.

— Мы оба знаем, что война разразится в тот момент, когда мы с Невио станем Капо. Не нужно притворяться, что это не так.

Папа бросил на меня предостерегающий взгляд, когда мы поднимались по нескольким белым ступеням. Папа пожал руку Римо, но между ними тоже не было любви. Я пожал руки Римо и Нино, прежде чем столкнулся лицом к лицу с Невио Фальконе, маленьким дерьмом, которое дало новую славу названию «Безумцы Лас-Вегаса». Он уже не был тем маленьким засранцем, которого я видел в последний раз несколько лет назад. Сейчас, в свои почти девятнадцать лет, мы были почти на одном уровне, тогда как раньше я всегда возвышался над ним на пару дюймов.