Я вижу тебя - Татьяна Савченко

— Где больница?

Мужчина неопределенно махнул рукой в сторону дороги и снова сочно выругался.

— В той стороне как минимум половина города. — Сказала она по-русски.

— Ищешь больницу? — Мягкий вкрадчивый голос, зашевелил волосы на затылке, заставляя забыть обо всем на свете. Ульяна обреченно откинула голову и обернулась — прямо перед ней стоял инкуб, призывно сверкая голубыми глазами. — Я тебя провожу.

Девушка сделала шаг назад и случайно наступила на руку уже успевшему задремать бомжу. Он вскрикнул и принялся ругаться одновременно на ирландском и английском языке. Растерявшись, Уля просто убежала на другую сторону улицы, всей спиной ощущая тяжелый раздевающий взгляд инкуба и надеясь, что сексуальный демон не будет ее преследовать.

Поликлинику она нашла быстро: местные жители довольно подробно объяснили, как туда пройти, и даже старательно изображали дружелюбие.

Поздоровавшись с медицинским персоналом, словно со старыми друзьями, она сразу же спросила, где доктор Джонс. На какое-то мгновенье повисла пауза, быстро заполняемая упругой ревностью молодой медсестры, с вызовом смотревшей прямо ей в глаза, что уже было необычным. Презрительно поджав губы, она строго ответила, что не дает консультаций. Ульяна даже не стала на нее злиться и пошла самостоятельно обследовать больницу.

Шагая по длинному коридору, она непроизвольно отшатывалась от палат, за которыми боль и страх были сильнее надежды. Вдруг на нее нахлынула серая печаль, приправленная покорной обреченностью: такая эмоциональная волна девушку накрыла впервые. Не раздумывая, она открыла дверь и подошла к кровати. В плотном коконе трубочек и проводов лежал ребенок, слегка вздрагивая во сне как собака. На вид ему было не больше пяти лет, а вот пол определить было совершенно невозможно: просто лысое, изможденное существо, не успевшее дорасти до звания человека. Губы девушки дрогнули, а глаза затуманились выступившими слезами. Не медля больше ни минуты, она положила ладонь на шишковатую голову ребенка и попросила вслух:

— Пожалуйста, выздоравливай, тебе еще нужно вырасти и отпустить волосы, а то никто никогда в тебя не влюбиться. Ты страшное и жалкое, мне больно от твоих эмоций.

Сначала ничего не произошло, и Ульяна уже хотела разозлиться, как вдруг почувствовала, что у нее совершенно нет сил, чтобы находится в вертикальном положении. Ноги подогнулись, и она медленно опустилась на пол рядом с кроватью, продолжая прижимать руку к голове ребенка. Устало закрывая глаза, она заметила, что его кожа слабо мерцает, и удовлетворенно провалилась в темноту.

Через минуту органы чувств снова заработали, сигнализируя, что она неудобно сидит на холодном полу. Встряхнув головой, девушка попыталась встать. Голова все еще кружилась, а ноги дрожали как у новорожденного олененка. Она облокотилась на тумбочку и замерла: прямо перед ней стоял поднос с едой. Кроме неаппетитного вида каши на нем стояла вазочка с рафинадом. Схватив сразу несколько кубиков, Ульяна судорожно запихнула их в рот и, не успев переживать, закинула новую порцию. Слабость сразу начала отступать и уходить в подполье, как поверженный враг. Она весело засмеялась и повернулась к ребенку, который теперь уже не выглядел изможденным и умирающим. Неожиданно, словно выстрел, раздался звон разбившегося стекла — это Уля со слоновьей грацией зацепила вазочку с остатками сахара. Пожав плечами, она быстро вышла из комнаты, решив, что разбившаяся посуда — это сущие мелочи по сравнению со спасенной жизнью.

Не успела она дойти до конца коридора, как дверь в самом его конце открылась, и из комнаты собственной персоной вышел доктор Джонс. В руках он держал небольшой холодильник. Девушка ускорила шаг и громко крикнула:

— Майкл!

Мужчина резко остановился и развернулся на каблуках, словно профессиональный танцор. На его прекрасном лице сразу же промелькнула целая гамма противоречивых чувств. Правда он успел справиться с мимикой прежде, чем девушка подошла ближе.

На каждый шаг Ульяны приходилась новая эмоция доктора. Она не стала в них разбираться и, остановившись на той, что ей понравилась, порывисто обняла растерянного мужчину. Он никак не ответил на ее приветствие и довольно холодно спросил:

— Ульяна, что вы тут делаете?

— Вы рады меня видеть?

— Рад.

— Я знаю, — уверенно сказала она.

Она быстро скользнула взглядом по табличке на двери, которую только что захлопнул доктор, сообщавшей, что там лаборатория. Потом опустила взгляд на портативный холодильник в его руке и задумчиво улыбнулась.

— Вы что же злоупотребляете крепкими напитками?

Майкл растерялся, не сразу поняв, что она имеет в виду, потому что уже очень и очень давно не пил ничего кроме крови. Проследив за взглядом девушки, он быстро спохватился:

— Это пиво, сегодня будет матч по футболу, немного расслаблюсь.

Ульяна засмеялась, прекрасно представляя, какое красное «пиво» у него в контейнере.

— Почему Вы не спрашиваете, как я себя чувствую, забываетесь, доктор?

— Я вижу, что хорошо. Все бы мои пациенты так легко переносили травмы после аварии. Ничего не вспомнили о себе?

Ульяна вздохнула:

— Я заметила, что мне нравится лес, я хорошо разбираюсь в растениях, не люблю дождь и молодых футболистов. Но это скорее из новых открытий, а не из памяти.

— Как Эстер поживает, Вы не доставляете ей неприятностей?

— Надеюсь, что нет. Кстати спасибо за работу. Если бы не Вы, то у большинства горожан не было бы такой прекрасной возможности на меня поглазеть. А еще, Майкл, Вы злой. Вы знаете, что ни с кем, кроме Вас, я не могу говорить нормальными предложениями, длиннее четырех слов, и все равно избегаете меня.

— Не такой уж плохой у Вас английский.

— Да ладно Вам, я говорю как слабоумная, используя в основном «да» и «нет», как универсальными словами. А мой акцент?

— Ужасный.

— Русский язык все-таки великий и могучий. На английском я всем невежливо тыкаю, даже Эстер, потому что тут одно единственное бездушное местоимение, а с Вами мы общаемся, как самые настоящие аристократы!

— Да уж.

— Хорошо, не буду Вас больше отвлекать, а то пиво остынет. Я приду завтра в больницу.

— Я могу Вас отговорить?

— Вы далеко не всемогущий.

Едва Ульяна скрылась в лестничном пролете, как его чуткий слух уловил слабый голос, просящий воды. Быстрым шагом он преодолел почти весь коридор и остановился у палаты, где от рака последней стадии умирала семилетняя девочка. За свою многолетнюю практику он научился чувствовать приближение смерти и знал, что этот ребенок умрет сегодня или, в крайнем случае, завтра. Тем более, ночью под окном этой комнаты выла Баньши. Но сидящий на кровати ребенок совсем не выглядел больным. Глаза испуганны и широко открыты, как у новорожденного, но светятся жизнью. Девочка протянула к нему руки и доверчиво улыбнулась. Майкл никак не отреагировал на это трогательный жест, а пристально рассматривал разбитую вазочку, среди осколков которой лежала пара кубиков рафинада. Он потер переносицу и оглянулся на дверь: "Что-то неожиданное выздоровление и сахар стали частыми спутниками".