В поисках Аляски - Джон Грин

— Но…

— Не могу поверить, что они обо мне такого мнения… — Полковник подошел к книжной полке и взял альманах. А потом сделал большой глоток «амброзии». — Выходники хреновы. Наверное, кто-то из них же и донес и свалил все потом на меня, чтобы собственную задницу прикрыть. Ладно, сегодня такой вечер, что все равно лучше никуда не ходить, а остаться дома с Толстячком и «амброзией».

— Я все же… — Я хотел спросить, как можно целоваться с человеком, которого считаешь стукачом, если стучать — это самое страшное преступление из возможных, но Полковник снова меня перебил:

— Больше ни слова об этом. Знаешь столицу Сьерра-Леоне?

— Нет.

— Я тоже, — сказал он, — но я намерен это выяснить. — После этого он уткнулся в альманах, и разговор был закончен.

за сто десять дней

УЧЕБА ДАВАЛАСЬ МНЕ ЛЕГЧЕ, чем я ожидал. Я в целом был склонен сидеть у себя в комнате и читать, и это давало мне заметное преимущество перед всеми остальными учениками в Калвер-Крике. За три недели учебы многие ребята загорели на солнышке, словно золотистые жарито, потому что в свободные часы, выделенные на подготовку к урокам, они болтали друг с другом во дворе, где не было ни намека на тень. Но я даже не порозовел: я учился.

Да и на уроках я слушал, но в ту среду, когда доктор Хайд начал рассказывать о вере буддистов в то, что все на свете взаимосвязано, я вдруг обнаружил, что смотрю в окно. Я смотрел на поросший деревьями пологий холм за озером. Из класса Хайда все действительно казалось взаимосвязанным: деревья вроде бы покрывали холм, и точно так же, как я бы ни за что не выделил какую-то отдельную нитку в оранжевом обтягивающем топике, который надела в тот день Аляска, я не видел и деревьев за лесом — все так тесно переплеталось друг с другом, что смысла не было выделять какое-то одно дерево и воображать, будто оно независимо от холма. А потом я услышал собственное имя — и понял, что у меня неприятности.

— Мистер Холтер, — обратился ко мне Старик. — Я тут легкие свои напрягаю, обучая вас. Но тем не менее что-то за окном показалось вам более увлекательным, чем мой рассказ. Скажите на милость, что же вы там такого обнаружили?

Теперь и я начал задыхаться — все смотрели на меня, благодаря бога за то, что это не они оказались на моем месте. Доктор Хайд уже трижды выгонял из класса за то, что его невнимательно слушали или обменивались записками.

— Я… эээ… я просто смотрел на лес… и думал… гм… о том, ну, как это… о деревьях и о лесе, как раз как вы говорили некоторое время назад, что…

Старик, который, очевидно, терпеть не мог подобного бессвязного бреда, оборвал мое объяснение:

— Мистер Холтер, я попрошу вас выйти из класса, тогда вы сможете отправиться прямо туда и изучить взаимосвязь между… м-м-м… лесом и… э-э-э… деревьями. Если завтра вы окажетесь в состоянии воспринять мою лекцию более серьезно, я буду рад вас видеть.

Я сидел неподвижно, ручка в руке, тетрадь открыта, щеки красные, челюсть выдвинута вперед — я давно придумал такую рожу, за которой прятал свою грусть или испуг. Вдруг я услышал, что позади меня через ряд по полу проехал стул, — я повернулся и увидел, что Аляска встала, повесив на руку свой рюкзак.

— Извините, но это бред. Вы не можете так вот просто вышвырнуть его из класса. Вы читаете свои нудные лекции по часу каждый день, а нам уже даже в окно посмотреть нельзя?

Старик уставился на Аляску, как бык на матадора, потом поднес ладонь к своему осунувшемуся лицу и задумчиво потер седую щетину на щеке:

— Пятьдесят минут в день пять дней в неделю вы подчиняетесь моим правилам. Иначе вы не сдадите. Выбор за вами. Уходите оба.

Я сунул тетрадь в рюкзак и понуро вышел. Когда за мной закрылась дверь, кто-то похлопал меня по левому плечу. Я повернулся, но никого не увидел. Тогда я повернулся в другую сторону — Аляска улыбалась, от внешнего уголка глаз шли лучики морщинок.

— Этот фокус стар как мир, но все на него попадаются.

Я попытался выдавить улыбку, но все никак не мог забыть доктора Хайда. Это было куда хуже, чем Случай с Клейкой Лентой, потому что я всегда знал, что не прихожусь таким Кевинам Ричманам по душе. Но учителя-то раньше всегда были почетными членами фан-клуба Майлза Холтера.

— Я же говорила тебе, что он придурок, — сказала Аляска.

— А я до сих пор думаю, что гений. Он был прав. Я не слушал.

— Ну и что, все равно не надо было из-за этого козлиться. Словно он может подтвердить свою власть, только унизив тебя. Да и все равно, — продолжала она, — настоящие гении только среди людей творческих: Йетс, Пикассо, Гарсия Маркес — вот они гении. А доктор Хайд — просто желчный старикашка.

А потом она объявила, что мы идем искать четырехлистный клевер, пока урок не закончится, после чего покурим с Полковником и Такуми, «хотя они оба, — добавила она, — большие засранцы, потому что не ушли вместе с нами».

По всем базовым законам человеческой психологии, когда Аляска Янг садится, скрестив ноги, на поляну местами еще зеленого, но редкого клевера, периодически наклоняясь в поисках четырехлистного экземпляра, и ты отчетливо видишь светлую кожу в ее немаленьком вырезе, присоединиться к ее поискам совершенно невозможно. Я, конечно, уже достаточно неприятностей огреб за то, что смотрел куда не надо, но все-таки…

Минуты две она прочесывала клевер своими длинными ногтями, под которые забилась земля, а потом сорвала веточку с тремя полноценными листочками и зачатком четвертого. Потом Аляска посмотрела на меня, даже не дав мне времени отвести взгляд.

— Хотя ты явно в поисках участия не принимал, извращенец, — скривившись, сказала она, — я отдала бы этот клевер тебе. Но на удачу рассчитывают только обсосы. — Она зажала зачаток четвертого листика между ногтями большого и указательного пальцев и оторвала его. — Вот, — сказала она клеверу, роняя его на землю, — больше ты не генетический уродец.

— М-мм… спасибо, — ответил я.

Зазвенел звонок, и первыми вышли Такуми с Полковником. Аляска уставилась на них.

— Что такое? — возмутился Полковник.

Но она лишь закатила глаза и пошла неизвестно куда. Мы молча последовали за ней — мимо общаг, потом через футбольное поле. Мы нырнули в лес, пошли по еле заметной тропинке, огибавшей озеро, и вышли на проселочную дорогу. Полковник подлетел к Аляске, и они начали вполголоса из-за чего-то ругаться, слов я разобрать не мог, лишь уловил общее настроение взаимного недовольства, а потом наконец спросил у Такуми, куда мы идем.

— Эта дорога упирается в сарай, — ответил он. — Может быть, туда. Но скорее в Нору-курильню. Сам увидишь.

Отсюда лес казался совершенно иным, нежели из кабинета доктора Хайда. На земле толстым слоем лежали палые ветки и полусгнившие сосновые иголки, а из-под него пробивался низкорослый зеленый кустарник; тропинка петляла между тонкими и высокими соснами, их игольчатые лапы укрывали нас от палящего солнца кружевной тенью. А небольшие дубки и клены, которых за более величественными соснами из окна кабинета доктора Хайда видно не было, уже демонстрировали признаки осени, поверить в приход которой в такую жару было просто невозможно: их еще зеленые листья как-то поникли.

Мы вышли к шаткому деревянному мостику — точнее, это был всего лишь толстый лист фанеры, лежавший на бетонном основании. Он вел на другой берег Калвер-Крика, извивающейся речушки, которая петляла по окрестностям нашего кампуса. С другой стороны моста узенькая тропинка продолжалась и вела вниз под крутой откос. Это была даже не тропинка, а пунктирный намек на то, что тут раньше кто-то ходил: то заломленная ветка, то участок вытоптанной травы. Мы шли друг за другом. Аляска, Полковник и Такуми придерживали перед тем, кто идет следом, толстую ветку клена, а потом передавали эту обязанность другому, пока не прошел я и не выпустил ветку — тогда она со свистом вернулась на свое место. А там, под мостом, оказался оазис. Бетонная плита метр в ширину и три метра в длину, на которой стояли синие пластиковые стулья, еще давным-давно выкраденные из какого-то кабинета. В тени от моста, да еще и возле ручья, было так прохладно, что мне впервые за эти несколько недель перестало быть жарко.

Полковник раздал сигареты. Такуми решил пропустить, а мы все закурили.

— Я просто считаю, что он не имеет права нас так унижать, — сказала Аляска, продолжая свой разговор с Полковником. — Толстячок больше не будет смотреть из окна, я больше не буду разглагольствовать на эту тему, но он все же отвратный препод, на этот счет ты меня не разубедишь.

— Отлично, — ответил Полковник. — Только сцен больше не устраивай. Бедолага там чуть не скончался.

— Серьезно, конфронтация с Хайдом до добра не доведет, — добавил Такуми. — Он тебя заживо съест, потом высрет, а потом еще и нассыт на кучу. Кстати, то же самое следует сделать и с тем, кто настучал на Марью. Кто-нибудь что-нибудь слышал?