Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник) - Вячеслав Бакулин

Мальчик понимающе округлил глаза и присвистнул. Да, покупка была очень дорогая! Белолапа из дома Ингвара и Йоли славилась по всей Осиновке и за ее пределами как лучшая в округе кошка-крысоловка. Котят ее всегда охотно разбирали, едва они только приучались матерью к охоте. И еще ни разу никто из их владельцев не жаловался.

Цивилами в Осиновке называли жителей Буянова – села, лежавшего по ту сторону леса. Откуда повелось такое название – Васятка не ведал. Цивилы говорили на том же языке, что и в Осиновке, но одевались иначе, не пользовались доспехами и мечами, да и обычаи блюли иные – хоть в чем-то и схожие с укладом осиновцев.

Васятка несколько раз бывал с родителями в Буянове. Те время от времени ездили туда – на ярмарку и в церковь. В Осиновке церкви не было, но зато были капища, где другие жители деревни молились кто Одину, кто Роду, кто еще каким иным богам.

Несмотря на столь разные веры и обычаи, отношения между Осиновкой и Буяновым были вполне добрососедскими. Жили-то, почитай, сообща – из одной реки рыбу ловили, в один и тот же лес по грибы-ягоды да на охоту ходили. Как тут враждовать? Да и торговали друг с другом помаленьку, за новостями и в гости к соседям бегали, а то, случалось, и роднились даже. Что, впрочем, ничуть не мешало острословам с обеих сторон зубоскалить по поводу чудно́го уклада жизни соседей… ну так на то они и соседские отношения!

На дороге показался встрепанный и запыхавшийся Ингвар.

– Разрешили! – уже издали радостно крикнул он. – Ёлка, живо собирай своих кукол-шмукол, мы идем в Персюки!

– Ура-а-а! – завопила девочка и кинулась запихивать глазастых любимиц в висевшую через плечо холщовую котомку.

Лес между Буяновым и Осиновкой считался почти не опасным. Дикое зверье предпочитало держаться в его глубине и на окраины совалось не особо охотно. Конечно, бывали и потравы полей, когда кабаны или лоси выбирались из чащи и нагло паслись среди посевов, и случаи, когда оголодавшие волки задирали чью-нибудь овцу или корову, но массовых опустошительных набегов не случалось уже лет десять-пятнадцать. Численность расплодившегося было после Судного Дня зверья надежно сдерживали в разумных пределах как осиновские и буяновские охотники, так и жившие в лесной чаще лешие с кикиморами да эльфы.

Судный День или, как говорили в урманском конце, Рагнарёк, случился давно, лет так двадцать назад. Васятки тогда еще и не было на свете, но взрослые очень хорошо помнили те времена и рассказывали детям истории одна другой страшнее. Тут тебе и рушащееся на голову пылающее небо, и плавящаяся земля, и целые города, словно сметенные с лица матушки-земли одним взмахом чудовищной палицы неведомого богатыря, и горы обугленных трупов, и незримая смерть, косившая людей и зверье потом, годы спустя…

К счастью, эти места Рагнарёк не затронул. Взрослые говорили, что рушить в эдакой глухомани было просто нечего, потому Безносая и пронеслась мимо, лишь коснувшись этой земли краем своего савана. Но и этого хватило.

Васятка слышал от взрослых, что раньше, до Судного Дня, в Осиновке никто не жил. Да и Буяново стояло не особо населенное – так, доживали свой век в трех-четырех избах несколько стариков-цивилов, да летом и на праздники наезжали из города их дети и внуки со своими детьми. Нынешнее население Осиновки тоже ранее жило не здесь, а кто где. В основном, их родными местами были какие-то далекие города и страны, о которых теперешнее поколение слышало только из рассказов родителей, больше напоминавших сказки. Некогда все эти люди собрались в осиновском лесу на какой-то великий многодневный сход, или, по-урмански, альтинг. То ли князя-конунга над собой выбирали, то ли праздновали чего-то – Васятка так и не понял. Но Судный День случился как раз в те дни.

Отец рассказывал, что, пережив Рагнарёк, некоторые люди пытались вернуться в свои родные места, отыскать родичей… Они уходили из Леса, где укрылись от Судного Дня и его последствий участники Схода, уходили – чтобы через некоторое время вернуться… или не вернуться вовсе. Многие из тех, кто возвращался, потом умирали от непонятной хвори – умирали долго, мучительно, страшно… Именно они принесли в Лес вести о разрушенных городах, обугленных или рассыпавшихся в прах трупах их жителей, о царящем среди редких выживших ужасе, безумии и страшных в своем отчаянии и жестокости попытках выжить, выползти, выцарапаться…

На Большом Тинге, собранном вскоре после того, как были получены первые жуткие вести о творящемся в окрестном мире, было решено: из Лесу пока не выходить, для жилья выкопать землянки и возвести вокруг сего поселка надежный островерхий тын. Как потом оказалось, затея с тыном была верная: в первые дни и месяцы уж слишком часто в этих краях появлялись люди, бежавшие из опаленных Рагнарёком мест. Некоторые из них были мирные и охотно прибивались к лесной общине. Но некоторые несли зло и разрушение, как будто сами были исчадиями Судного Дня.

Таких обычно встречали мечами, копьями, топорами и немногочисленным огнестрельным оружием, добытым смельчаками все в тех же разрушенных поселениях. Огнестрела и припасов к нему было крайне мало, патроны берегли, поэтому воевали больше холодняком – как привыкли.

Шло время, в окрестностях Леса становилось все спокойнее, и, наконец, на очередном Большом тинге старейшины порешили: одной охотой и рыболовством не прожить и детей не вырастить, надо отыскать поблизости какую-нибудь уцелевшую деревеньку и переселяться туда. Заводить хозяйство, сеять хлеб, разводить скотину…

Так и сделали, заселив пустовавшую Осиновку. По первости много трудностей было – ведь многие ранее жили в городах, и о сельской жизни имели довольно слабое представление. Но потом потихоньку все наладилось. Помогли оказавшиеся среди беженцев селяне, да и среди своих были люди, обладавшие хоть какими-то навыками работы на земле и с животными. Главное – что среди тех, кто приехал на тот Сход, были, помимо воинов, и кузнецы, и горшечники, и прочий ремесленный люд со всякими своими приспособами и инструментами! А далее – задружились с соседями из Буянова (которое тоже стало эдакой сборной общиной из немногочисленных местных и пришлых людей), начали общаться, помогать друг другу, новостями и товарами обмениваться…

Правда, буяновцы очень долго не могли привыкнуть к странному, на их взгляд, виду и обычаям соседей и поначалу дивились на их одежды – все эти холщовые и шерстяные рубахи и порты, поневы, хангерки, плащи, женские повои и намитки, необычные бронзовые и серебряные украшения… На их оружие и кольчуги со шлемами… На высокий, из остро затесанных бревен, тын вокруг деревни… Но все же привыкли, а после одного жаркого дела, когда осиновская дружина помогла буяновцам отбиться от появившейся в их краях шайки лиходеев, и вовсе перестали проезжаться на сей счет.

Но, правда, прозвища «цивилы» и «ряженые», которыми поначалу, во времена знакомства и притирки наградили друг друга два поселения, никуда после того не делись. Более того – зацепились в местной речи, да так и остались.

Со временем к ним добавились еще три слова: «эльфы», «кикиморы» и «лешие». Не все жители Леса согласились покинуть надежную чащу и переселиться в дома. Часть осталась в землянках, часть перебралась в хижины, построенные в ветвях могучих, как-то уж слишком сильно пошедших после Рагнарёка в рост деревьев. Прошло двадцать лет, и постепенно жители Леса превратились для двух людских поселений во что-то вроде местной нелюди. Не сказать, чтобы сильно опасной, но которую лишний раз лучше не задевать. Даже на больших разгульных ярмарках в Буянове, куда стекались не только жители двух дружественных поселений, но и лесовики. Вооруженные длинными луками искусные стрелки и следопыты эльфы и одетые в странные, мохнатые, сливающиеся с листвой одежды любители засад и хитрых ловушек лешие с их женками-кикиморами охотно выходили из своей чащи, чтобы обменять у людей охотничьи трофеи и изделия своих ремесленников на хлеб, овощи и ткани.

На тропинку неторопливо выползла огромная, с ладонь величиной, бурая гусеница, покрытая длинными пушистыми волосками. Ребятишки ойкнули и зажали ладошками рты.

– Зубосчиталка! – испуганно пискнула сквозь пальцы Йоля.

Среди осиновской ребятни считалось, что если при виде этой похожей на щетку гусеницы «показать зубки», то они вскоре выпадут и больше не вырастут. Потому и береглись всякий раз при виде такой ползучей гадины.

Опасливо обойдя тварь стороной, дети пошли дальше. Тропинка вела их напрямик через покосный луг к лесу, срезая солидный угол, который наезженная дорога огибала широкой дугой.

Из Осиновки в Буяново и обратно можно было добраться двумя путями – по речке Пестрянке, в обход Леса, и лесной дорогой. По реке было ближе, но с тех пор, как на ней завелась ватага речных удальцов-ушкуйников, водный путь стал не очень-то удобным. Нет, ушкуйники, нападая, никого не убивали – ведь все они были местными осиновскими сорвиголовами, которые просто скучали без приключений и подвигов. Но кому охота быть выкупанным в речке, обсмеянным, да еще и лишиться части своего скарба или – того хуже – товаров?