Зонтик царевны Несмеяны - Елена Настова

– Нет, конечно же, нет… Ника, я не знаю, почему я так заговорила. Это не к тебе относилось, честное слово. Это что-то моё личное… Это из-за того, что… это из-за Дениса.

– Ты злая стала!

– Это из-за Дениса, – повторила я.

И всё-таки я попала в точку. Упоминание о Денисе напомнило Нике о моём несчастье, убедило в моей непредумышленности. Ника поверила мгновенно – так же, как только что пришла в ярость.

– Уж ты, пожалуйста, контролируй себя, – сказала она через минуту.

– Не обижайся. Когда вижу Дениса, у меня крышу сносит. Несколько дней после этого со всеми цапаюсь. Но я совсем не имею в виду того, что говорю. Я так не думаю. Просто соскакивает с языка…

– Я понимаю, – примирительно ответила Ника. – Мне знакомо это состояние.

– Выкинь мои слова из головы. Не придавай значения.

– Да ладно. Считай, что уже забыла. – Ника просветлела лицом и даже как будто расчувствовалась.

– Давай закажем по мороженому? – предложила я. – Помнишь, мы в университете бегали в буфет есть мороженое в железных креманках?

Мы ели мороженое и наводили хрупкий мостик дружбы. Я чувствовала, что Нике хочется говорить об Арсении, но после ссоры она боится заговаривать о нём. Я делала вид, что раскаиваюсь в бестактности и стараюсь загладить недоразумение.

Потом мы вышли на остановку. Автобус Ники пришёл первым. Она зашла в салон и помахала мне рукой. Я помахала в ответ, стараясь улыбаться как можно душевнее. Я улыбалась до тех пор, пока автобус не скрылся, будто Ника с такого расстояния могла разглядеть улыбку.

С того дня, когда Дроздовы устраивали вечеринку в «Лимпопо», прошло почти две недели, а Арсений так и не объявился. Первые дни я пыталась дозвониться до него, потом махнула рукой: не хочет – и не надо, так даже лучше.

В один из этих дней меня отправили работать в архив вместо заболевшей сотрудницы. Я уложилась до обеда, а после решила сбежать и встретиться с Иришей Усовой. Я позвонила Ире и узнала, что часов около трёх она выйдет с мальчиком на прогулку. («Ты же знаешь, на улице нам проще будет разговаривать», – сказала она). Оставалось решить, что купить. Мне хотелось купить каких-нибудь вкусностей, – Ирка была сладкоежка, – но я знала, что она ничего не возьмёт; по какому-то кодексу каких-то самой для себя выдуманных правил она не принимала ничего, что можно было есть. Ирка говорила и притом надменно: я не нуждаюсь. Поначалу я удивлялась и отвечала: ну и дура, но это ничего не меняло. Первая красавица и умница нашего курса Ирина Усова уж если что вбивала себе в голову, была верна этому принципу до конца. Она родила перед госэкзаменами, умудрилась окончить университет, но на работу устроиться уже не успела, а потом выяснилось, что она вообще не сможет работать… На днях её сыну Саше исполнилось семь лет.

Я купила Ире блок её любимых сигарет, а мальчику выбрала резинового кенгурёнка. Он был яркий и достаточно лёгкий, чтобы Саша мог его удержать.

Иру я увидела издалека. В летнем платье и сандалиях, она медленно катила коляску по тротуару. Я догнала её и взяла за локоть. Ира обернулась, из её синющих огромных глаз, из-под блестящих загнутых ресниц, на меня глянули стойкость и упрямство.

– Привет. – Она улыбнулась. – Быстро ты.

– Я старалась.

– Санька, привет! – Обойдя коляску, я протянула мальчику резинового кенгурёнка. Он поднял на меня пустые глаза и замычал.

– Нравится? Это подарок. Тебе. – Я пристроила кенгурёнка между его руками. Мальчик замычал громче, зашевелился. Ира обошла коляску с другой стороны. Сказала:

– Сашенька, возьми, не бойся. Тётя Маша принесла это тебе.

От её голоса мальчик успокоился и уставился на игрушку. Его руки беспрестанно шевелились, производя нелепые, разбалансированные движения, он что-то бубнил.

– Вырос он. И волосы стали как будто темнее. И на отца стал ещё больше похож. Ну а ты как?

Ира пожала плечами.

– Без изменений.

– Что говорят врачи?

– А что они могут сказать?

Подувший ветерок вскинул Ирины волосы, она слабо улыбнулась и отвела их рукой. Я достала из сумки сигареты.

– Спасибо. – Ирка явно обрадовалась. – У меня как раз закончились.

Тут же расковыряла обёртку, достала пачку, раскрыла, вытянула одну. Нашарила в кармашке коляски зажигалку и затянулась.

– Живу на пособие. Сплю с одним… Он мне деньги даёт, – сообщила между затяжками. – Ну и родители, конечно, мы бы без них пропали… Да ладно, что об этом. У тебя как?

– Отлично. Работы только по горло.

– Я и смотрю, круги под глазами. Так утомительно контролировать имущество?

– А ты как думала.

– Я бы ни за что из университета не ушла, – заметила Ира. – В чиновники!

Она сделала брезгливую гримасу.

– Кто-то пишет стихи. А кто-то тачает сапоги. За два года я научилась довольно неплохо тачать сапоги. Даже получше многих.

– А как же твоя Толстая тётя?[2] – тихо спросила Ирка. – Ты считаешь, Толстой тёте всё равно? Чему ты улыбаешься?

– Тому, что все вокруг хотят мне доказать, что я живу неправильной жизнью.

– А ты?

– А я живу, как живу. Я безвольна и неспособна к решительным действиям. У меня нет энергии бороться и нет цели, ради которой… Я, Ириша, обессмыслилась. Но это временно… я надеюсь.

– Да?

– Честное слово. Вот честное пионерское!

Ирка засмеялась.

– А мой женился. – Она усмехнулась между затяжками. – Он, кстати, нам помогает. Немного. Но помогает. Скоро у него и там ребёночек будет. Трусит страшно.

– Мой тоже женился и завел ребёнка. Девочку Юлю.

Мы одновременно рассмеялись. Ирка знала о моём разводе, знала в том же ключе, что и все остальные, хотя, я думаю, догадывалась о моих особых муках. Но она ни разу не заговорила об этом, и за это я была ей благодарна.

– Ну что там, во внешнем мире?

Я рассказала о знакомых. О Нике я говорить не стала.

Ира слушала жадно. Она пришла в этот мир полководцем, генератором и проводником идей, уже на втором курсе её взяли в штат ведущей областной газеты. Три года Усова вдохновенно совмещала учёбу с работой, успевала тащить кое-какую общественную нагрузку, играть в любительском театре… Никто не ожидал, что она откажется сразу от всего, навсегда, без надежды – ради сына; бывает же такое на свете… Её мало кто навещал после того, как выяснилось, какая болезнь у Саши, среди знакомых бытовало мнение, что у Усовой после несчастья съехала крыша, а ведь с тех пор прошло уже семь лет. За семь лет даже университетские подруги забыли старосту группы, умницу и заводилу Иришку Усову…

Когда я замолчала, Ирка сказала:

– Я могла бы всех за пояс заткнуть.

– Не сомневаюсь.

– Всех, до единого, веришь?

– Верю.

– Читаю газеты, это кошмар какой-то! Когда я работала, – и там, где я работала, – за такой стиль, за фразы такие башку бы оторвали! Вот, например: «На встрече присутствовало около десяти человек». Около десяти человек, – и это репортаж с места события! Нет, ты подумай, если присутствовавших было всего-то десять и ты пишешь, что видел это своими глазами, – так укажи точное количество, а не пиши «около»! Или вот, недавно прочитала, проводилась акция против наркозависимости. Заголовок репортажа с мероприятия – «Наркотики: удовольствие или смерть?». Что за идиотская постановка вопроса? Джордано Бруно – учёный или полено?

Ира посмотрела на меня негодующим взглядом.

– Я с тобой абсолютно согласна. И уверена, что ты стала бы не только самым грамотным, но и самым серьёзным журналистом в этом городе.

– А я была! – с вызовом сказала Ирка.

– Так, может, и будешь? – осторожно спросила я.

– Ты опять? – Ирка резко швырнула сигарету. – Даже не заикайся. Не смей!

Мальчик тревожно замычал. Ирка дёрнулась, обежала коляску, опустилась на корточки и прижала лицо к Сашиным коленкам.

– Маленький мой, тише-тише! Не волнуйся, мама пошутила, мама не расстраивается. Мама с тобой, малыш… О, смотри-ка, звезда наша катится, – вдруг сказала она совсем другим тоном. – Не идёт, а пишет, королева эфира.

Я обернулась. Ника Голубева шла по тротуару и растерянно улыбалась.

– Она в газете работает, а не на телевидении…

– Пустоцвет, – отрезала Ирка.

Ника подошла и встала рядом с коляской.

– Привет.

– Здрасте, Вероника Голубева, – встретила её Ирка. – Ты слышала, что я сказала?

– Что?

– Что ты пустоцвет. А как ты думаешь, почему?

Ника моргала глазами, но я заметила, как у неё дрогнули ноздри. Если бы меня не было, Ника вообще не стала бы здороваться с Усовой и, наверно, даже перешла бы на другую сторону улицы.

– Вот скажи, если бы можно было быть знаменитой и при этом ничего не делать, ведь ты бы не стала работать? – продолжала Ирка. – Скажи честно: ведь не стала бы?

Ника переводила взгляд с меня на Иру и обратно. Она ничего не понимала, кроме того, что Усова хочет её обидеть.

– Ну-ну, – торопила Ира. – Скажи, чем бы ты стала заниматься, если бы тебе была обеспечена популярность? Ходила бы по ночным клубам? Сидела в косметических салонах? Ездила на моря? Ну чем?