Светлейший князь 3 (СИ) - Шерр Михаил

–– Гришенька, я хотела на тебя обидеться, –– жена изобразила обиду, театрально надув свои прекрасные губки, –– почему так поздно, но потом вспомнила, как сегодня утром громыхала ваша пушка. Это было так страшно, я ведь раньше никогда не слышала пушечных выстрелов. А еще больше мне становиться страшно, когда я вспоминаю этот проклятый Китай, как мы пробирались через него, –– в глазах Машеньки я увидел набежавшие слезы и поцеловал жену. –– Ты не представляешь сколько их, как муравейник.

–– Представляю, Машенька. Поэтому и тороплю с этими пушками. Иначе не отобьемся, когда полезут. Я ночам из-за этого не сплю. Все эти люди за мной пошли, я сказал, что здесь медвежий угол, где можно спокойно жить. А на деле что оказалось? Где Казимир с Харитоном? Вдруг я их на смерть послал? –– Я закрыл глаза и обхватил руками голову. Машенька поцеловала мои руки и стала гладить меня по голове.

–– Они вернуться, батюшка с Лонгином вернулись и они вернуться.

–– Ты знаешь, Машенька, очень всё подозрительно. Люди должны идти к нам, а сколько недель никого нет. Думаю тропы к нам все перекрыты, –– я еще раз поцеловал жену. Она без слов поняла меня.

–– Я завтра с Ванечкой вернусь в Усинск. Мы с девочками совещались тут как-то, –– объяснять кто девочки мне не надо, это жены Ерофея и Панкрата, ––распорядись нам оставить десяток ружей и патроны. Мы наберем молодых девок и научим их стрелять. Если придут китайцы, вы выгребите всех мужиков, а перевалы надо будет закрыть. С севера могут прийти казаки и возьмут нас тепленькими, пока вы будете биться с китайцами.

Утром из Усинска приехал Ванча и Доруг-оол с сыновьями. Ванчу с тувинцами и Митрофаном я тут же отрядил сопроводить Машеньку в Усинск. Сам же направился в Усть-Ус. Капитан Пантелеев поехал в Мирский острог. Посовещавшись, мы с Ерофеем решили провести глубокую разведку Мирской тропы. К Илье Михайлову, он остался за Шишкина начальником в Железногорске, помчался гонец с приказом усилить караулы на пограничной тропе.

К Леонову мне надо было срочно. Из отчетов я знал, что он со своими людьми совершает просто немыслимые трудовые подвиги. Помимо отдельного гвардейского десятка, в Усть-Усе осело почти тридцать три семьи, двадцать из них были староверцы. Они соорудили опору для моста через Ус, пробили тропу до Каракерима и принялись сооружать мост через Енисей.

На острове посреди Енисея они из камней выложили пирамиду высотой выше разлива реки, по периметру забили восемь шестиметровых арматурин, затем сделали вокруг этой пирамиды деревянный короб и залили его раствором цемента. То есть сделали то же самое, что и на Усе.

После этого они закрепили на этой опоре металлическую струну, собранную нами зимой, разлив Енисея не смог её унести. С завода Леонов привез дополнительные железные полосы, они ими удлинили и укрепили натянутую струну. Нам зимой крупно повезло, осенью Енисее замерз в малую воду и в эту зиму не было осеннего разлива, когда вода начинает идти поверх замершей реке. Поэтому до острова с нашего берега и было такое просто невероятно маленькое расстояние. Затем они натянули такую же железную нить до другого берега Енисея. Концы этого «моста» мужики закрепили среди скал на берегах реки.

Длина этого железной мостовой струны составила двести сорок метров, сто с нашего берега до опоры и сто сорок от опоры до другого берега. В сильный ветер она ходила ходуном и гудела.

Когда я читал описания этих «трудовых» подвигов, у меня было одно желание, поскорее проснуться, это просто не могло быть правдой, сон в лучшем случае, ну или какой-нибудь бред. А потом я вспоминал опору через Ус, которую я видел собственными глазами и еще и еще перечитывал написанное.

Последний раз я читал все эти отчеты утром в конторе завода после отъезда Машеньки. Видя мои мыслительные страдания, Петр Сергеевич спросил с улыбкой:

–– Что вы по этому поводу думаете?

–– Не знаю что и думать, честно говоря, –– Петр Сергеевич ухмыльнулся на мои слова.

–– Вот и мы с Фомой Васильевичем не знали, что и думать. Когда они делали опору на Усе, это одно. Фома Васильевич только-только начал делать цемент и на такое дело было не жалко.

–– Эту опору мы видели зимой, когда горемык с острова снимали, –– напомнил я .

–– Да и поэтому я подумал, молодцы, навалились и такое дело сделали. Но потом Леонов попросил отдать ему все готовые железные полосы и всю арматуру. Я честно скажу сначала не вник в это дело и приказал отдать. А когда я понял, что они делают, то волосы дыбом встали.

Петр Сергеевич даже разволновался, рассказывая мне всё это. Он подошел к окну и несколько минут молча смотрел вдаль.

–– Помните, мыс вами говорили, как нам повезло с малой водой на Енисее?

–– Конечно помню, но сейчас там не тридцать пять метров, –– я хотел сказать метров сто, но промолчал.

–– От нашего берега до острова семьдесят пять метров. Они нашли на скалах следы самого большого разлива Енисея и подняли пролет еще на метр выше. Длина пролета от нашего берега до опоры, которую они соорудили на острове ровно сто метров. Ну так вот. Волосы дыбом встали не у одного меня. Фома Васильевич просто полетел в Усть-Ус. Когда он туда примчался, Леонов со своими молодцами удлинили нашу железную нитку и усилили её, сделав двойной. Между двумя полосами они сделали деревянные перемычки, прочность от этого возросла.

Петр Сергеевич отошел от окна и сел за рабочий стол.

–– К приезду Фомы Васильевича они еще и заканчивали набивать камнями деревянную опалубки опоры на острове. Хорошо хоть этого добра на острове и в воде около него завались. А по этой струне они таскают туда-сюда люльку, в нее сажают двух человек. И по воде паром пустили.

–– И вам пришлось поверить, что все это правда? –– мне тоже придется поверить, подумал я.

–– Да, пришлось поверить, –– Петр Сергеевич ухмыльнулся и покачал головой. –– Так мало того, пришлось даже кое-что притормозить, что бы отлить для них дополнительные полосы железа и арматуру. А Фома Васильевич устроил аврал, что бы выпустить нужный цемент.

–– Все заявки Леонова выполнили? –– уточнил я.

–– Выполнили, Григорий Иванович, абсолютно все выполнили. Представьте, если они правда сделают мост. Они же хотят его потом вантами укрепить.

–– Это как? –– удивился я.

–– Не знаю. Вернее не понимаю, это вам они, я думаю, на местности покажут. Знаю только, что Фома Васильевич с Игнатом разговаривал по поводу машинной вязки металлических канатов. Но мне сейчас не когда вникать во что либо. Главное орудийные стволы.

Так что поводов для размышления, когда я ехал в Усть-Ус, у меня было очень много. На половине дороги нас с Прохором догнали Митрофан с тувинцами. Они сопроводили Машеньку до Усинска и тут же вернулись.

Вечерело, когда мы подъехали к Усть-Усу. Перед мостом я спешился и пошел пешком. Временка превратилась в добротный деревянный мост с перилами, достаточный по ширине для проезда подводы и прохода пешеходов. На середине моста я остановился, что бы рассмотреть его опору. Валуна не было. На его месте была бетонная опора в виде почти правильной усеченной пирамиды. Опалубка с неё была снята и кое-где из стенок выступали камни. На расстоянии около метра вокруг опоры была установлена другая очень высокая опалубка. Сделана она была очень тщательно и аккуратно, вода через неё не проникала и вокруг опоры было сухо.

Юрты Усть-Уса были на обеих берегах реки и стоящий на въезде караульный заметил нас еще на подъезде и когда я рассматривал опору сержант Леонов подошел ко мне.

–– Здравия желаю, ваша светлость.

–– Здравствуй, дорогой, рад тебя видеть. Вот смотрю на творение рук ваших. Это всё, чем можете удивить или еще что-нибудь есть?

Сержант рассмеялся.

–– Конечно есть чем вас еще удивить. С дороги потрапезничаете или желаете полюбопытствовать?

–– Желаем, желаем, –– я повернулся к Прохору. ––Давай-ка мне мою лошадку.

Пару километров проехали быстро и вот мы на берегу Енисея. Я осторожно спустился к реке. День был тихий и гладь Енисея была ровной и спокойной. Где-то далеко впереди шумела крутопадающая со скал левого берега река Сарла. Её не видно, но хорошо слышно. Посредине острова возвышается деревянная башня высотой семнадцать метров с ровной плоской крышей. Но это не башня, внутри залитые цементом камни, люди еще не успели снять с неё деревянные одежды.