Моё сердце в тебе бьётся - Даша Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всем элементарно было не до меня.
Первые два дня краса класса лила крокодиловые слезы и дула губы за несправедливость судьбы, а потом вышла на охоту. Ибо ушлые одноклассницы уже вовсю строили освободившемуся холостяку глазки, пытаясь отхватить себе вожделенный приз. И это в тринадцать-то лет?
Дуры!
Но кино было знатное, ребята!
Аллочка, с боевым раскрасом и укороченной до нельзя форменной юбкой, начала операцию по возвращению в свои сети Соболевского. Сначала решила вызвать ревность. Виляла хвостом перед Кириллом Решетовым, который был лучшим другом ее бывшего. Потом обжималась с красавчиком Сашкой Павловым с параллели. А потом до нее дошло, что Соболевскому фиолетово на ее постановочные выступления.
И Курочкина пошла дальше.
Словно банный лист, она намертво прилепилась к парню, заглядывая в его глаза жалобно и просительною. Заламывала руки, пыталась вывести на разговор, но получала только неизменное:
- Алла, все. Мы с тобой закончили. Не позорься, - и говоря это, Соболевский на нее даже не смотрел, а вот на меня почему-то да.
И глаза его горели, казалось бы, тихим бешенством. Вот только непонятно кому оно было адресовано. Мне, что посмела совать нос в его личную жизнь или Курочкиной, что планомерно выела ему мозг за прошедшую неделю…Ай, а не плевать ли мне? Плевать!
И зачем я вообще повернулась в его сторону? Сидела бы себе спокойно за партой и сидела, вот и книга передо мной такая интересная лежит, а я отвлекаюсь по пустякам. Любопытная Варвара!
Но, несмотря на все, апогей отношений между королем и королевой класса я все же зацепила. То была суббота. Паутина летала в воздухе и обманчиво пахло летом. Я вышла на школьное крыльцо, затем прошла школьный парк и спортивную площадку, и тут услышала голос Курочкиной, что почти на ультразвуке ввинтился мне в сознание.
- Перестань пороть чушь, Ник! Подулся и хватит!
- Алла, ты меня утомила, - устало выдохнул Соболевский, вальяжно рассевшись на лавке.
- Я не понимаю, что такого я сделала! – разъяренной фурией вышагивала она туда-сюда перед ним.
Молчание было ей ответом.
- Мы просто веселились. Ясно? Поржали и проехали. И я соскучилась вообще-то! Поцелуй меня!
И снова ничего.
- Ник, я без тебя не могу! – она присела перед ним на корточки, а я завернула за угол школы, чтобы меня не засекли, и затаила дыхание.
И от чего-то с места сдвинуться не смогла. Не выходило. Я просто стояла и слушала, что же будет дальше.
- А я без тебя могу, - совершенно безэмоционально ответил ей Соболевский.
- Но это же не так. Это же неправда! Да, Ник? Да? Скажи, что прощаешь меня. Скажи, что скучал по мне так же, как и я по тебе. Скажи, что я…
- Я скажу, что ты меня достала, Алла.
- Что?
- Что? – издевательски скопировал он ее вопрос.
- Ник, ну прости меня!
- Твою мать! – почти зарычал парень.
- Скажи, что я должна сделать и я это сделаю!
- Свалила!
- Но, Ник!
А затем он что-то говорил ей, злобно, но увы неразборчиво. И как бы сильно я не напрягала слух, расслышать ничего не могла. Только поняла, что после этого Соболевский ушел, а Курочкина осталась там же, на той самой лавке. Она сидела и горько плакала, но я почему-то не чувствовала к ней больше сострадания. Мне казалось, что это справедливо. Ведь и я на прошлой неделе точно так же лила слезы, отмывая в холодной проточной воде свои испачканные волосы.
И всем было плевать. Так же, как и сейчас всем было плевать на Аллу Курочкину.
Надежды на воссоединение с Соболевским у нее рухнули. А у меня на тихую и спокойную жизнь. И уж не знаю почему, но мужская половина моих одноклассников меня больше не трогала, не оскорбляла и вообще практически забыла о моем существовании.
Но вот женская половина.
И Курочкина стояла в авангарде этой травли, что продолжалась до конца седьмого класса. Всего и не описать, но кое-что я запомнила на всю свою оставшуюся жизнь.
Однажды утром, пока я стояла в очереди на вход в школу, мне на шапку и куртку кто-то подсадили трех огромных мадагаскарских тараканов. И вот я подхожу к гардеробу, чтобы раздеться и сдать верхнюю одежду, а потом замечаю, что многие вокруг начинают смеяться надо мной, а потом и снимать на телефоны. Дальше дежурная по раздевалке принимается вопить на весь школьный холл. И мне никогда не забыть ее визг…
- А-а-а, таракан! У нее на шапке таракан! И на куртке! Фу, таракан!!!
Я тут же сбила головной убор с головы, видя, как по полу ползет толстое, коричневое насекомое. От страха и омерзения расплакалась, продолжая торопливо снимать с себя куртку и гадливо отряхиваться под оглушающий хохот толпы учеников. Им было весело! Кто-то так смеялся, что даже заходился в кашле. Кто-то остервенело бил себя по колену, пытаясь сдержать истерику. Кто-то отирал с лица слезы от наплыва положительных эмоций.
- Бомжиха! – орал кто-то.
- Поди перед школой в помойке рылась! – еще выкрикивал кто-то.
- Так дома не кормят, жрать-то нечего, - и эти обидные выкрики, казалось бы, никогда не закончатся.
Но окончательно добил меня именно Соболевский, который, расталкивая вдруг примолкшую толпу, подошел ко мне и окинул хмурым взглядом. А потом, очевидно имея за пазухой какую-то еще более гнусную выходку, спросил меня:
- Ты как, Алён? – а видя, что я ничего не отвечаю, скорее всего, от шока, добавил, - Ну, не плач.
Сволочь, правда? И так проникновенно в глаза мне смотрел, как будто действительно переживал за меня. Поддайся я тогда на эту сладкую провокацию и мне бы светил новый виток зубодробильных насмешек. Ну уж нет!
- Руки от меня убери, - огрызнулась я и зло вытерла соль с мокрых щек, - и больше никогда меня не трогай! Ты такое же ничтожество, как и все они, - буквально выплюнула я ему в лицо, наслаждаясь эффектом, что произвели на Соболевского мои слова.
А потом наконец-то пришла охрана вместе с директором школы и спасла меня из этого ада.
Первый урок я пропустила. У меня на фоне всего этого случился нервный срыв, пришлось отпаивать меня успокоительным в медбоксе. Не то, что от вида тараканов и того, что
