Пятеро детей и Оно - Эдит Несбит

– Причины для задержания есть, – выслушав его, с важностью заявил полицейский. – Предъявлю-ка я им незаконность владения. Пускай побудут у нас до выяснения обстоятельств. Делом этим займется, конечно же, магистрат. Больных, вероятно, отправят в приют, а мальчишек – в исправительное заведение. Ну, молодняк, за мной, – обратился он к детям. – Возражений не принимаю. Вас, мистер Пизмарш, попрошу сопровождать девочек, а я уж лично займусь остальными.

Ярость и ужас лишили детей дара речи, и они молча двинулись под конвоем констебля и Билли Пизмарша по улицам города. И так как слезы стыда и злости застилали Роберту взор, он, налетев на шедшую им навстречу женщину, не сразу узнал ее, а опомнился, лишь услышав знакомый голос:

– Ну, чтоб меня! Ой, мистер Роберт, ты чего же это вытворяешь-то, а?

И тут раздался еще один голос, совсем уж знакомый:

– Панти! Хочу к моей Панти!

И это были не кто иные, как Марта с Ягненочком.

Няня держалась с мистером Пизмаршем и полицейским просто великолепно. Она наотрез не поверила их рассказу, когда же они, завернув в подворотню какого-то дома, заставили Роберта вывернуть карманы и показать гинеи, заявила:

– Вижу одни только руки ребенка несчастного, все в грязи да саже, будто у трубочиста, но без никаких там гиней. Сдается мне, вы оба спятили, ох, чтоб меня!

Дети сперва были очень растроганы хоть и не слишком честным, но благородным ее поведением, пока им не вспомнилось обещание песчаного эльфа, что слуги не смогут видеть его даров. А если так, то Марта как раз повела себя совершенно честно, но не особенно благородно.

До полицейского участка они добрались, когда уже стало смеркаться. Констебль, конечно же, моментально изложил суть дела инспектору, который сидел один в большой пустой комнате с напоминающей высоченный детский манеж выгородкой в углу, куда отправляли задержанных. Роберт решил потом обязательно выяснить, как это называется, камерой или скамьей подсудимых?

– Предъявите монеты, – потребовал у констебля инспектор.

– Выворачивайте карманы, – потребовал у детей констебль.

Сирила охватило отчаяние, однако, засунув руки в карманы, он сперва изумленно замер, а затем разразился хохотом. Странным и невеселым хохотом, словно он не смеялся, а плакал от боли. Его карманы были пусты, равно как и карманы всех остальных. Ведь солнце уже закатилось, а с ним и золото эльфа исчезло.

– Выворачивай живо карманы и прекрати шуметь, – прикрикнул инспектор.

И Сирил их вывернул. Все девять, которые содержались в его костюме, и каждый из них оказался пуст.

– Ну и ну, – округлились глаза у инспектора.

– И когда ж эти маленькие проныры сбросить-то все ухитрились? – ошеломленно поскреб затылок констебль. – Я ж их все время нарочно перед собой вел и держал в зоне пристального внимания.

– Замечательно, – смерил его неласковым взглядом инспектор.

– Ну, коли вам больше не надо невинных детей дурить, – вмешалась в беседу двух представителей правопорядка Марта, – я прям вот сейчас найму экипаж, и мы с ними поедем домой в особняк их отца. И вы после от нас еще много чего услышите, молодой человек, – с грозным видом пообещала она констеблю. – А ведь говорила ж я вам: нету у их никакого золота. Вот и нечего было прикидываться, будто бы вы его видите в их несчастных невинных маленьких ручках. И все потому как не дело констеблю на службе глаза себе заливать, чтоб потом невесть что мерещилось. Про второго уж и вообще промолчу, – покосилась Марта на Билли Пизмарша. – Он держит «Голову Сарацина» и в спиртном знает толк получше любого констебля.

– Да заберите же ради всего святого своих детей! – взревел инспектор.

Но дети и Марта еще не успели выйти на улицу, когда до них вновь донесся его голос.

– А теперь… – обратился инспектор к констеблю и Билли Пизмаршу, и тон его явно не обещал им приятной беседы.

Возница с повозкой на красных колесах, не дождавшись Марты и малыша, уехал, она же, сдержав обещание, наняла превосходнейший экипаж, в котором все и отправились к дому. И теперь, оставшись наедине со своими питомцами, она, словно забыв, как яростно защищала их в полиции, принялась им сердито читать нотацию, ибо, по ее мнению, они не должны были ходить в Рочестер без сопровождения взрослых. Она до того рассердилась, что ни один из детей не отважился упомянуть о старике с пролеткой, который, наверное, до сих пор ждал их в городе.

После целого дня обладания несметным богатством дети были сразу же по приезде домой с позором отправлены спать, и все их достояние составляли две пары сильно испачканных изнутри о грязные руки хлопковых перчаток, кошелек из зеленой искусственной кожи под крокодила да двенадцать булочек за пенни, которые они давным-давно уже съели.

Больше всего беспокоило их, что гинея, заплаченная старику с пролеткой, на закате солнца исчезла вместе с остальным золотом эльфа. Поэтому на следующий же день все четверо поспешили в деревню, где собирались, во-первых, принести извинение старику, который вчера напрасно прождал их в городе, а во-вторых, выяснить судьбу гинеи.

Владелец пролетки их встретил вполне дружелюбно и жизнерадостно. Гинея его не исчезла и находилась при нем. Он проделал в ней дырку и прикрепил к цепочке для часов. Ну, а монетка, оставшаяся у пекаря, детей совершенно не волновала. Может быть, это было и не совсем честно с их стороны, но вполне объяснимо. Правда, Антея даже про пекаря не смогла забыть и, какое-то время поколебавшись, все же отправила втайне от остальных по почте двенадцать марок на его имя, приложив к ним короткое пояснение: «Отплата за булочки». Я лично очень надеюсь, что гинея у этого пекаря исчезла. Человеком-то он был не слишком хорошим. А точно таких же булочек, как дети приобрели у него, в любом порядочном магазине можно целых семь штук накупить всего за шесть пенсов.

Глава 3

Он нужен всем

На следующее утро дети проснулись далеко не в столь сильном воодушевлении, как накануне, когда встреча с песчаным эльфом и возможность загадывать ему каждый день по одному новому желанию, казалось, сулили им самые захватывающие перспективы. Теперь, пробыв целый день обладателями несметного богатства, которое не принесло им ничего, кроме двух пар дешевых перчаток, двенадцати булочек за пенни, кошелька из искусственной кожи под крокодила да возможности прокатиться в пролетке, они приуныли. Ведь и первое их желание стать прекрасными, как ясный день, обернулось сплошными тревогами и неприятностями. Зато появление Саммиада внесло в их жизнь остроту и разнообразие, и им бы совсем не хотелось опять, как прежде, просто существовать от завтрака до обеда и от обеда до ужина. Это было достаточно скучно, да и трапезы отнюдь не всегда оказывались приятными и уж вовсе не были в удовольствие, когда на стол подавали холодную баранину или смесь из мелко нарезанного вчерашнего мяса с овощами.

Дети хотели обсудить вчерашнее приключение перед завтраком, но до того заспались, что сил и времени у них хватило только одеться и, героически поспешая, опоздать в столовую лишь на десять минут. За едой они попытались завести разговор о Саммиаде, но очень трудно всерьез обсудить какую-то важную тему, когда вас то и дело отвлекают гастрономические и другие потребности младшего брата.

А малыш в это утро был крайне активен. Первым делом он умудрился просунуть голову сквозь жерди своего детского стульчика и завис в таком положении с пунцовым лицом, хрипя от удушья, пока его не освободили. Затем вцепился в столовую ложку и от души врезал ей Сирилу по голове. Потом разразился свирепым ревом, когда у него ложку отняли. После чего плюхнул пухленький кулачок в тарелку с размоченным хлебом и молоком и потребовал «ням-ням» или, точней, ветчины, которую ему позволяли есть только во время пятичасового чая. Ягненочек громко пел. Клал ноги на стол. Канючил, чтобы его пустили «ходить». И по этой самой причине беседа его сестер и братьев проистекала примерно так:

– Я вот что насчет песчаного эльфа считаю… Ой, осторожно! Сейчас он перевернет молоко!

Молоко отодвинули на безопасное расстояние.

– Так вот, про песчаного эльфа… Нет, Ягненочек, дорогой, эту ложку нужно отдать Пантере.

– Ни одно из наших желаний не… – попытался было направить беседу в нужное русло Сирил, но немедленно возопил: – Ой, он теперь за горчицу схватился!

– Я вот думаю, а не лучше ли нам у него попросить… – начала Антея. – Ой, что же ты делаешь, мальчик мой!

Младенческие ручонки устремились к центру стола, где розовато поблескивала круглая стеклянная емкость, в которой плавал золотой карп, и опрокинули ее на бок, низвергнув на стол и на всех, сидящих за ним, потоки воды. Всех, кроме малыша, это событие страшно расстроило, особенно – рыбку. Когда лужу наконец вытерли, а бьющийся в конвульсиях карп был снова опущен в воду, Марта понесла Ягненочка переодеваться в сухое, и остальным тоже пришлось последовать их примеру.