Ангел любви. Часть 3 - Лора Брайд

– Сэр Вольф, как я рада вас видеть, – она гладила волка по голове, а тот радостно вилял хвостом.

Лаки кивнула в сторону двух молодых волчиц и вежливо спросила, – А это ваши девочки? Красавицы! Можно я подарю им по веточке омелы?

Волк прорычал что-то и, Вик готов был поклясться в этом, довольно заулыбался ей в ответ.

Девушка аккуратно положила сверток на капот джипа и развернула. Огромная омела, в форме почти правильного шара, сантиметров семьдесят в диаметре предстала во всей красе. Отломив с края две веточки с ягодами, она протянула по одной каждой волчице. Те медленно подползли к ней и под урчание старого волка осторожно схватили зубами ветки. Лаки погладила их по серым головам и поцеловала каждую в лоб.

– Ах, вы, мои хорошие, – нежно проворковала она, – Желаю вам найти пару и создать свою стаю.

Волчицы взвизгнули, как щенки, и с ветками в зубах опрометью бросились в темную чащу. Волк довольно заурчал на весь лес, а Лаки почтительно попросила его, – Сэр Вольф, дайте нам несколько минуток, пожалуйста, мы быстро все закончим. Да, и если позволите, эти два поленца мы заберем, чтобы они не валялись на дороге и никому не мешали.

Волк важно выслушал ее, а затем отошел метра на три от колод и лег на землю. Рядом с ним улеглись два молодых волка, и, свесив набок огромные языки, вся троица стала внимательно наблюдать за действиями Лаки и ее подельника. А зрелище разворачивалось довольно интересное.

Она швырнула на капот белую тунику, повернулась к своему другу и бросила ему несколько слов. Тот быстро откатил одну колоду в густые лесные заросли, а вторую подтолкнул прямо к дверце автомобиля. Затем подбежал к стене и пошарил на земле в поисках золотого серпа. Найдя его, он резво вернулся к Лаки и протянул ей серп. Она благодарно улыбнулась парню, так и продолжавшему быть в темной меховой полумаске с внушительными рожками, плотно обтягивавшей голову и оставлявшей открытыми только нижнюю часть носа, губы и подбородок.

Серп был острым, как бритва, и Лаки одним махом рассекла древовидный шар омелы, словно тот был из масла.

Половину омелы она разделила еще на три части – одну больше, и две поменьше, а затем, схватив тунику, резким взмахом серпа отсекла от нее красный капюшон и разрезала ее на две части. Следом, она отхватила значительный кусок от белой ткани, оказавшейся широкой простыней, в которой омелу вынесли из леса.

Лаки осторожно перекладывала части омелы на лоскуты ткани, при этом низко водила над ними руками и бормотала заклинания на неизвестном языке, а затем быстро стягивала ткань за четыре конца и завязывала узлом. Упаковав, таким образом, две части омелы – большую и маленькую, третью она завернула немного иначе, завязав сверху не узел, а бантик, и повернувшись к своему другу, тихо сказала, – Это для тебя, брат.

Парень опустился перед ней на колено и склонил голову. Лаки немного подержала белый сверток над его головой, произнося заклинания, а затем, положив правую руку ему на плечо, торжественно произнесла, – И все будет так, как ты хочешь.

Широкая и особо белоснежная на фоне черной маски улыбка, немного кривая от длинного шрама, пересекавшего левую щеку и часть подбородка, сверкнула на лице «тролля».

– Спасибо, Ангел, – хрипловатым, но приятным голосом поблагодарил он, быстро поднимаясь с колен и принимая из рук девушки небольшой сверток, украшенный маленьким бантиком.

Пока она повернулась за двумя другими свертками, «тролль» отломил от лежавшей омелы небольшую ветку с белыми ягодами и поднял ее над головой девушки, а затем с дразнящей, насмешливой интонацией произнес, – Ангел, с тебя поцелуй.

Лаки рассмеялась своим серебряным смехом и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в левую изуродованную щеку. Ее друг довольно ухмыльнулся и тут же подставил для поцелуя правую щеку, которую она также охотно поцеловала.

«Тролль» воткнул веточку омелы под бантик на своем свертке, принял от нее два других и уже очень серьезно спросил, – Когда мы тебя увидим?

– Не знаю, брат, – честно призналась Лаки, и, услышав протяжный разочарованный вздох друга, поспешила заверить, – Но, первого марта наверняка. Как всегда.

«Тролль» нагнулся и крепко поцеловал ее в губы, – Я передам нашим. Береги себя, Ангел. Помни о нас и береги, – и через секунду он уже растворился в темноте.

Лаки разрезала оставшуюся омелу на две равные части, разорвала простынь на куски и, произнося заклинания, быстро соорудила еще два свертка, а затем постучала в переднее стекло Вику.

Тот открыл дверь и вышел из машины, опасливо поглядывая на волков, негромко зарычавших при его появлении.

– Быстро все укладываем и даем отсюда деру, – не обращая внимания на его настороженность, поторопила Лаки, постучав носком сапожка по обрубку бревна, – Оно как раз ляжет перед задним сидением. Алан, принимай груз, – ободряюще улыбнулась она парню, открывшему дверь со своей стороны.

Он помог Вику втащить в машину короткое, но широкое бревно, на которое девушка аккуратно пристроила два свертка с омелой.

– Пожалуйста, не дотрагивайся к ним, – попросила она, и Алан, окончательно проникшийся сказочным духом, понимающе кивнул в ответ.

– Усаживаемся и вперед! – коротко скомандовала Лаки.

Но Вик с невеселой ухмылкой возразил ей, – Вперед уже не получится. Слышишь стук копыт? Сейчас здесь будут «лесовики» и надерут нам задницы. Вот и доигрались.

– Прорвемся, брат! Садись со мной рядом и молчи, я все улажу. Алан, надо сделать так, чтобы они тебя не увидели. Пожалуйста, пригнись и спрячься за нашими сидениями. Не переживай, все будет хорошо, я тебе обещаю, – самоуверенно пообещала Лаки.

– Да я в этом уверен. После тех лесных красавцев, – озорно ухмыльнулся Алан и слегка кивнул на волков, – и этих славных ребят, справиться с «лесными братьями» тебе уже ничего не будет стоить.

Он быстро взобрался на заднее сидение, улегся на нем и свернулся калачиком. Вик захлопнул за ним заднюю дверцу и уселся на пассажирское место рядом с Лаки. Причем, весьма, своевременно, так, как к джипу с противоположных сторон почти одновременно приближались два всадника на огромных лошадях.

– Ну, вот, с нашим счастьем лешие еще и главных «лесовиков» принесли. Этим упрямым козлам ничего не докажешь, и зубы не заговоришь. Сейчас начнется, – с тоской подумал Вик, уже представляя, как вместо веселого празднования они с Лаки проведут эту ночь в карцере Дармунда. О судьбе Алана он даже не хотел думать. С обычными людьми, проникавшими в тайны друидов, обращались весьма сурово, даже безжалостно. Им стирали память, и они уже никогда не были прежними.

Глухое раздражение, страх, гнев – все переплелось в его душе, вновь вызывая злость на сестру, втянувшую их в такую скверную историю. И он не знал, что с ней сделает, если им все-таки удастся, как любит говорить Лаки, «прорваться». Но она вновь удивила его, в очередной раз, поразив безумной смелостью, хладнокровием и находчивостью. Что уже говорить об Алане. Того она просто убила наповал, породив в душе небывалое восхищение, присоединившееся к уже живущей в его сердце любви.

– Всем оставаться на местах! Вы нарушили границу частного владения, и можете быть расстреляны без всякого суда и следствия! – раздался громкий окрик главного егеря Заповедного леса Билла Мак Гонегелла.

Он подъехал на черном жеребце и направил острие квилона на переднее стекло джипа, сквозь которое четко просматривалось лицо Вика.

– Выходи и быстро говори, какого лешего оказался здесь! – гаркнул Мак Гонегелл, и Вик со вздохом покинул свое место, абсолютно не зная, что ему ответить. Он встал рядом с джипом и приготовился к самому худшему.

– Мистер Мак Гонегелл! Мистер Коултер! Какая неожиданная встреча! – раздался восторженный голос Лаки, выпрыгнувшей из джипа.

Ее лицо выражало такую радость, словно она встретила после долгой разлуки родных отцов.

– Как поживаете, господа? Ну, по вашему отменному виду, сразу понятно, что отлично!

– Барби? Это ты, девочка? Какими судьбами тебя занесло сюда? И зачем ты оказалась здесь ночью, детка?

Мак Гонегелл резво спустился с лошади и подбежал к Лаки, за ним спешился и Коултер. Они с недоверчивой радостью смотрели на девушку, а затем Мак Гонегелл, к вящему удивлению Вика, обхватил ее за плечи и звонко чмокнул в щечку.

– Мне по-стариковски можно, тем более, в праздник Йолль, – заявил он и восторженно зацокал языком, – Ты только погляди, Коул, на нашу красавицу! Совсем не изменилась за три года, вернее, стала еще краше!

Угрюмый Коултер улыбался на все лицо, что поразило Вика еще больше, чем неподдельная радость Мак Гонегелла. О нелюдимости Коултера ходили легенды, его имени никто не знал, а фамилия стала нарицательной, и в последние десять лет ею в Дармунде называли мизантропов.