Причина преображения Ф.М.Достоевского... - Роман Ключник

В 1867 году, во время очередной поездки Ф.Достоевского в Европу его, как  известного писателя,  пригласили на открывшийся в Женеве (9 сентября) масонско-коммунистический Конгресс «Лиги мира и свободы», на котором выступали  многие «светила европейской мысли» того периода. Достоевский писал по этому поводу Майкову: 

«Писал ли я Вам о здешнем мирном конгрессе?.. Все было глупо - и то, как собрались, и то, как дело повели, и то, как разрешили. Начали с предложения вотировать, что не нужно больше монархий и все поделать маленьким. Потом, что не нужно веры. Это было четыре дня крику и ругательств…». 

Это же событие Достоевский описывал своей племяннице С.А. Ивановой ( 29 сентября 1867 года): «…Гарибальди скоро уехал, но что эти господа, которых я впервые увидел не в книгах, а наяву, социалисты и  революционеры, врали с трибуны перед пятью тысячью слушателей, то невыразимо… Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противоречие себе - это вообразить нельзя. И эта-то дрянь волнует несчастный люд  работников. Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру, большие государства уничтожить и поделать маленькие…».

 Это также нам знакомо из новейшей истории. «Достоевский сделался врагом революции и революционеров из  любви к свободе, он увидел в духе революционного  социализма отрицание свободы и личности. Что в революции свобода перерождается в рабство» - верно заметил Н.Бердяев. И мы, например, сегодня наблюдаем – как США, демократы и либералы всей планеты, под лозунгом свободы и демократии самым кровавым образом порабощают на планете народы. 

После  этих путешествий последние сомнения Ф.М.Достоевского о ситуации в Европе и в России исчезли, и он занял твёрдую национальную и славянофильскую позицию, о которой поведал открыто, и этим более 130 лет назад разоблачил современного лживого либерала и «великого современного ученого» И.Евлампиева, - в конце «Дневника писателя» (1881 г.) Ф.М. Достоевский написал сам о себе: 

«Краткие биографические сведения, продиктованные  писателем А. Г. Достоевской: “По убеждениям своим он открытый славянофил; прежние же социалистические убеждения его весьма сильно изменились». Ещё раньше в «Дневнике писателя» Ф. Достоевский объяснял подробнее: 

«Я во многих убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил. Славянофилы до сих пор понимаются различно. Для иных, даже и теперь, славянофильство, как в старину, например, для Белинского, означает лишь квас и редьку. Белинский действительно дальше не заходил в понимании славянофильства. Для других (и, заметим, для весьма многих, чуть не для большинства даже самих славянофилов) славянофильство означает стремление к освобождению и объединению всех славян под верховным началом России - началом, которое может быть даже и не строго политическим.   

И наконец, для третьих славянофильство, кроме этого объединения славян под началом

России, означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его свое новое, здоровое и еще неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского,  столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы… Вот к этому-то отделу убежденных и верующих принадлежу и я». 

Ф.М.Достоевский: «Россия вовсе была не Европа, а только ходила в европейском мундире, но под мундиром было совсем другое существо. Разглядеть, что это не Европа, а другое существо, и приглашали славянофилы, прямо указывая, что западники уравнивают нечто непохожее и несоизмеримое, и что заключение, которое пригодно для Европы, неприложимо вовсе к России...». 

Были (и есть) две группы народа, и соответственно были (и есть) две большие проблемы-задачи – первая: разоблачения  западников(либералов) ради спасения - просвещения русской  интеллигенции, чтобы она была - не пресмыкающейся, лакейской и манипулируемой с Запада, а - самостоятельной, самобытной и по интеллектуальному уровню не уступала западноевропейской.  А вторая, возможно,  ещё более важная - противостояние  западникам  ради спасения всего русского народа, потому что  огромная часть простого народа (особенно мещане, обыватели, чиновники, да и та же интеллигенция) была уже одурманена ложными ценностями «золотого мешка» - теряла духовные ориентиры, неуклонно деградировала. 

После поглощения Польши и вместе с ней миллиона евреев тенденции развития ростовщических, коммерческих  мировоззренческих “ценностей”, по поводу которых бил тревогу в своих «Мертвых душах» великий русский мыслитель Николай Гоголь (Яновский) и М.Салтыков-Щедрин («Пропала совесть» и др.) - через несколько десятков лет ещё более усугубились, и  Ф.М. Достоевский с большой болью и горечью объяснял: 

«Носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю, в данном  случае, преклонение народа перед деньгами, пред властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь всё, заключает в себе всякую силу, а что всё, о чем говорили ему и чему учили его доселе отцы, - всё вздор. Беда, если он укрепится в таких мыслях; как ему и не мыслить так? (если никто не пропагандирует альтернативные ценности, духовные - Р.К.)…

Мешок у страшного большинства несомненно считается теперь за всё лучшее… Ведь фактическое теперешнее преклонение пред мешком у нас не только уже бесспорно, но, по внезапным размерам своим, и беспримерно. Повторю еще: силу мешка понимали все у нас и прежде, но никогда еще доселе в России не считали мешок за высшее, что есть на земле.

В официальной же  рассортировке русских людей прежний купеческий мешок даже чиновника не мог пересесть в общественной иерархии. А теперь даже и прежняя иерархия, без всякого даже принуждения со стороны, как будто сама собою готова отодвинуться на второй план перед столь любезным и  прекрасным новым "условием" лучшего человека…

Теперешний биржевик нанимает для услуг своих литераторов,  около него увивается адвокат: "эта юная школа изворотливости ума и  засушения сердца…" Хотел лишь вывесть, что идеал настоящего лучшего человека, даже "натурального", сильно уже грозил у нас помутиться. Старое разбилось и износилось, новое еще летало в фантазиях, а в действительности и в  очах наших появилось нечто отвратительное с неслыханным еще на Руси развитием. Обаяние, которое придано было этой новой силе, золотому мешку, начинало зарождать даже страх в иных сердцах, слишком мнительных, хотя бы за народ, например.

О, мы, верхнее общество, положим, хоть и могли бы соблазниться  новым идолом, но всё же не пропали бы бесследно: недаром двести лет сиял над нами светоч образования. Мы во всеоружии просвещения, мы можем отразить чудовище. В минуту самого грязного биржевого разврата упекли же мы вот хоть бы ссудный московский банк! Но народ, стомиллионный народ наш, эта "косная, развратная, бесчувственная масса" и в которую уже прорвался жид, - что он противопоставит идущему на него чудовищу материализма, в виде золотого мешка? Свою нужду, свои лохмотья, свои подати и неурожаи, свои пороки, сивуху, порку?

Мы боялись, что он сразу падет перед вырастающим в силе золотым  мешком и что не пройдет поколения, как закрепостится ему весь хуже прежнего. И не только силой подчинится ему, но и нравственно, всей своей волей. Мы именно боялись, что он-то и скажет прежде всех: "Вот где главное, вот она где сила, вот где спокой, вот где счастье! Сему поклонюсь и за сим пойду"… 

Народ видит и дивится такому могуществу: "Что хотят, то и делают" - и поневоле начинает сомневаться: "Вот она где, значит, настоящая сила, вот она где всегда сидела; стань богат, и всё твое, и всё можешь". Развратительнее  этой мысли не может быть никакой другой. А она  носится и проницает всё мало-помалу.

Народ же ничем не защищен от таких идей, никаким просвещением, ни малейшей проповедью других противоположных идей…  Вот чего можно было очень и очень опасаться, по крайней мере, на долгое время» («Дневник писателя»). 

Повторю трагическое удивление: как поразительны эти витки истории и повторы, - как эти слова Достоевского актуальны  и сегодня, как злободневны и ещё более трагичны и фатальны - при власти либералов, при их удушливой гегемонии над  умами нашего народа.