Жнец (ЛП) - Заварелли А.

Ее губы — такие мягкие и розовые — говорят только добрые слова. Она общается не так, как другие девушки в клубе. Она не сплетничает и не сотрясает воздух просто, чтобы поговорить. И она всегда добра ко мне. Она никогда не смеется надо мной, как некоторые из них.

Я часто мечтаю о том, каково это — быть с ней. Маленькие хрупкие руки исследовали бы мое тело. Руки, которые никогда не причинят вреда. Руки, которые — когда бы они касались меня — заставляли меня чувствовать то, чего я не понимал.

Мне нравится следить за ней. Наблюдать за ней, когда она этого не знает. Она видит меня только тогда, когда я этого хочу. Она понятия не имеет, что я рядом с ней каждый вечер. Наблюдаю за ней, одержим ею, желаю ее так, как не имею привычки желать что-либо еще. Она оживляет низменные желания во мне. Желание оказаться внутри нее настолько сильно, что иногда я боюсь, что снова поддамся ему.

Но это неправильно.

Потому что я не могу дать ей то, чего она заслуживает. Я даже не знаю, что ей нужно. Лишь знаю, что прикоснуться к ней снова было бы все равносильно попытке затушить разгоревшееся пламя бензином. Понимаю, что как только мне представится еще одна такая возможность, выбора у меня не останется. Я боюсь, что буду продолжать черпать из источника ее доброты до тех пор, пока от него ничего не останется. До тех пор, пока от ее чувств не останется лишь ненависть ко мне.

Я не знаю, как мне этого избежать. Я не знаю ничего, кроме того, что всегда была лишь она, с того момента, как я увидел ее три года назад. Она — то, чего я жаждал больше всего на свете. Именно по этой причине она — то, чего у меня никогда не будет. Я не могу контролировать свои желания. Свои инстинкты.

Потому что, когда я думаю о ней в компании других парней, меня злит сама мысль об этом. Чертовски злит. Она отдавалась им целиком и полностью. Хотя и не должна была. По логике вещей, понимаю, что она мне не принадлежит. Но все равно продолжаю хотеть ее, а когда дело доходит до необходимости действовать, меня будто парализует. Но все, что мне нужно сделать, чтобы захотеть присвоить ее себе, это подумать о ней в компании с каким-нибудь парнем. И это не прибавляет ей очков.

Я не могу быть с ней. Она может увидеть во мне только животное, которым я был сегодня.

В темноте, по мере того, как ее выступление продолжается, мое разочарование лишь возрастает. Не часто я злюсь из-за того, что было в прошлом. Из-за него я стал тем, кем являюсь. Но наблюдая за Сашей из тени, зная, что когда-нибудь она будет принадлежать другому мужчине, я испытываю несравнимую ни с чем ярость.

Ведь я хочу быть тем, кто ей нужен. Тем, кого она хочет. Но это явно буду не я.

Будет кто-то другой. Кто-то, кого я тоже вполне могу рано или поздно убить.

ГЛАВА 4

Саша

Когда я возвращаюсь домой с работы, Эми, как всегда, ждет меня. Но она не листает журнал. Она вообще ничего не делает. Когда я вхожу, она сидит за столом, сложив руки вместе, а ее взгляд в этот момент устремлен на дверь.

Я пристроила свои сумки и взглядом обвела комнату в поисках пяти вещей. Всего пять мелочей, чтобы не падать духом. Все, что угодно, лишь бы не балансировать на грани отчаяния. Но, кажется, это больше не работает.

Все в этой квартире напоминает мне о моей маме. Ее прихватки, фартук, даже счастливый папоротник, который теперь чахнет в углу подоконника. Она больше никогда не увидит и не прикоснется к этим вещам. Каждый вечер я прохожу через это. Интересно, будет ли это сегодня, когда Эми расскажет мне, что произошло. Что она ускользнула, а у меня даже не было шанса попрощаться с ней. В любом случае, у меня нет времени, чтобы подготовиться к этому, пока Эми не введет меня в курс дела.

— Она сегодня перевернулась, — мягко говорит она. — И обнаружились признаки инфекции. Скорее всего, это пневмония.

Я падаю на один из кухонных стульев и не могу найти слов, чтобы что-то сказать на это. Меня уже предупредили о вероятности развития событий таким образом. Я знаю во что способна вылиться инфекция в ее состоянии. Что она может сделать. Но мне все равно кажется, что у меня вырвали опору из-под ног. Как будто у меня не было времени подготовиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не имеет значения, как много вы знаете, или как скоро вы знаете, что это произойдет. Я никогда не смогу смириться с тем, что ее не станет. Даже если так будет лучше для нее. Даже если ей больно и это эгоистично с моей стороны — пытаться удержать ее здесь.

— И что же теперь будет? — интересуюсь я.

— Мы продолжим следить за ее состоянием, — мягко объясняет Эми. — Она не хочет принимать антибиотиков, поэтому мы увеличили дозировку успоуоительных, чтобы она могла отдохнуть. Но это значит, что она будет не в себе. Ты должна позвонить Эмили и сообщить ей, чтобы она скорее приехала.

Я киваю, и слеза скатывается у меня из уголка глаза, падает на щеку и разбивается о поверхность кухонного стола. Стола, за которым мы все когда-то ели всей семьей. Меня посещает дикое желание разломать этот стол. Увидеть, как он складывается подобно спичкам в спичечном коробке. Вместо этого я просто царапаю ногтем дерево, портя его.

Эми встает, чтобы уйти, но перед уходом нежно сжимает мое плечо.

— Увидимся завтра.

— Спасибо.

Входная дверь закрывается, и единственный звук в квартире — это звук работающей аппаратуры, доносящийся из другой комнаты. Но я не могу туда войти. Не сегодня. Я не могу видеть ее так близко, и вместе с тем так далеко.

Поэтому я иду к шкафу и роюсь в куче курток, пока не нахожу то, что ищу. Срываю черную куртку, спрятанную у задней стенки шкафа, с вешалки и подношу к лицу. Его запах давно померк, но мне нравится притворяться, что он все еще есть. Этот жалкий маленький ритуал — одно из немногих утешений, которые у меня остались в этой жизни. Удивительно, как, когда в твоем мире так все беспросветно и неустроенно, ты можешь найти утешение в самых простых вещах. Этот материал утешает меня. Но это не имеет ничего общего с самим пиджаком или воспоминаниями, которые всплывают в памяти при виде него.

Мой темный принц. Жнец. Человек, который без промедления пролил за меня кровь. Только по этой причине он всегда будет на пьедестале, на котором никому другому не место. Он навсегда останется для меня лишь воспоминанием, к которому я возвращаюсь в самые мрачные времена.

Я выхожу через входную дверь и иду по коридору нашего дома, открывая дверь на лестничную клетку. Каждый шаг, который я делаю к вершине, обжигает мои ноги после целой ночи танцев, но я продолжаю идти вперед. Когда я достигаю двери на крышу, слабость в конечность настолько ощутима, что я едва могу открыть ее. Но я открываю ее.

И с каждым шагом, эхом, отдающимся от трещин в цементе, я чувствую себя лучше. Воздух, наполняющий мои легкие, прохладен и свеж. Чистый и безупречный. Вот почему мне здесь нравится. Тот факт, что я вижу весь город, как на ладони, не причиняет боли. Мне нравится считать улицы, ведущие из него. Представляю себя на одной из этих дорог, ведущих куда-то. Куда угодно, только не сюда.

Я нахожу мое постоянное место у кирпичной стены и сажусь, прижимая колени к груди, укутываясь в куртку Ронана, как в кокон. Моя голова откидывается на прохладную кирпичную стену, и я смотрю на звезды, пытаясь собрать воедино созвездия в ночном небе. Но также, как и моя жизнь, они представляют собой не что иное, как беспорядочную карту точек, которые не соединяются между собой, а лишь оставляют еще больше невыясненных вопросов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я не знаю, как долго я там сижу. Через некоторое время мое тело немеет от холода. Мои плечи и глаза тяжелеют от усталости, и я знаю, что должна вернуться домой. Но я не могу найти в себе сил, чтобы пошевелиться. Волноваться о чем-либо. Поэтому я позволяю своим векам закрыться лишь на мгновение, чтобы отдохнуть, а Морфей молниеносно переносит меня в другое место и время.

***