Привет, мистер Шляпа! - Бризин Корпс

«Глаза – отраженье души», – мелькнула мысль у Кариль. «Вот тебе и душонка».

Улло стоял и больше не говорил ни слова. Он продолжал просто смотреть на учительницу, ожидая от нее объяснений своему поведению.

– Послушай, – начала та, вставая из-за стола. Она делала это не чтобы подойти к мальчику, а наоборот – отойти чуть дальше. Все из-за глаз. – Просто я…

Она подумала, стоит ли раскрывать так сразу все карты и говорить ему о том, какой эффект произвела на нее и Мариуса его домашняя работа, как им заинтересовался ее парень-психотерапевт… Подумала – и решила, что нет.

– Просто я увидела, что ты в течение урока не поднимаешь глаз, – пришло ей на ум. Кариль даже решилась мельком перехватить взгляд Оэджи, который так и впивался в нее. – Остальные то и дело смотрели по сторонам, а ты…

Поняв, что не может придумать ничего лучше, девушка окончательно потерялась. Лишь посмотрев в черные колодца тринадцатилетнего парня, она теряла волю и силу что-либо говорить, о чем-то думать. Все тело пронзала дрожь, какой-то инстинктивный страх перед… чем-то. «Но чего я боюсь?» – думала Кариль в отчаянии.

И не могла ответить.

– Я понял, – прервав ставшее тягостным и вселяющим неприятное ощущение молчание, мальчик оттолкнулся от парты.

Кариль посмотрела на него снова. Поверил? Оставалось лишь надеяться. И почему только ей пришло вдруг в голову смолчать о том, что на самом деле имеет место быть? Что она пытается обнаружить, действуя подобным образом? Какую игру она затеяла? И как она скажет Мариусу о том, что решила нарушить свое обещание?

Уже около двери Оэджи остановился и бросил взгляд на Кариль. Та поспешно потупила свой.

– Предчувствиям надо верить, – неопределенно сказал он. – Я не просто смотрю. Я вижу.

И он вышел из класса, не дав Карили времени на подготовку ответа.

Да она и не думала отвечать. На подобную фразу ответить вообще нельзя. Что угодно скажи – все будет глупо звучать. Нет выхода. Остается только думать над услышанным.

По телу пробежали мурашки. Из-за произнесенных слов, от которых веяло холодом, или из-за Оэджи Улло, от которого веяло отвращением и раздражением?

«Что бы это все могло значить?» – спросила саму себя девушка.

Но она знала, что.

Как бы там Кариль ни хитрила, что бы там она ни говорила, мальчик знает правду. Его глаза видят не кожу, не тело, а душу – они смотрят внутрь, достают до самого дна. Они буравят, они выуживают все самое сокровенное, а когда ты перехватываешь этот взгляд, ты вдруг осознаешь, что происходит, и тебе становится противно, гадко. Тебя тянет блевать, потому что душа твоя прогнила давным-давно, потому что теперь ты видишь, что кто-то знает тебя – не только таким, каким ты кажешься всем вокруг, но и таким, какой ты на самом деле есть.

Эти глаза.

Неудивительно, что в этом мальчике столько отвращения.

В людях нет ничего хорошего – они словно червивые яблоки. Снаружи ничего может быть и не видно, зато внутри творится отвратительное действо поедания всего хорошего чем-то посторонним. И каждый человек наивно думает, что никто этого никогда не увидит. И самое ироничное, что никто действительно не видит.

Кроме Оэджи.

Оэджи видит все.

8

– Ты же обещала, что устроишь нам встречу, – говорил Мариус, полусидя в постели и сверля Кариль беззлобным взглядом. В его груди застрял вздох, готовясь вот-вот вылететь из тесной клетки, наполнив собой воздух вокруг.

– Да ничего я не обещала! – в который раз повторила ему его девушка, расстегивая лифчик и складывая белье аккуратной стопочкой на стул около рабочего стола.

За сегодняшний вечер она успела проверить все работы, которые задавала, – даже учеников, уроки у которых она будет вести только в конце этой неделе. Причина была проста – надо было как-то отвлечься от бесконечных мыслей. Самый лучший способ избавиться от непрошенных рассуждений – заставить мозг думать совершенно о другом, полностью погрузиться в работу. То есть буквально потонуть в ней. Погрязнуть по уши и даже глубже – чтобы никто и ничто не смогло вытащить из этой трясины.

И Кариль это удалось – пускай она измоталась донельзя, пускай проголодалась (потому что не ела чуть ли не десять часов), пускай голова болела так, словно по ней ударили кувалдой… Все это было неважно, потому что результат оправдывал средства как нельзя лучше – в течение продолжительного времени не скользнуло и воспоминания об Оэджи. А раскалывающаяся черепушка не позволяло и сейчас думать об этом ученике.

И теперь, наспех перекусив парой бутербродов без кофе и чая (не дай бог не заснуть!), Кариль накинула на тело легкую тряпочку, которую ночной рубашкой назвать весьма трудно, и залезла под одеяло, коснувшись Мариуса локтем.

– Я снова задала им написать ответ вымышленному другу, – нарушая молчание, проговорила она и положила голову на плечо парня. – Дуешься? – пробубнила, не услышав ответа.

– Немного есть, – ответил он серьезно, не шевелясь и все так же держа руки сложенными на груди. – Я просто не хочу становиться наблюдателем. Понимаешь? – тут же продолжил он. – Ты не устроишь нам встречу – я это понял. Мне обидно, конечно, что такой интересный случай ты не даешь мне изучить, но… что ж, как угодно. Я ведь не могу тебя заставлять. Не хочу тебе докучать и надоедать. Ты сама можешь решить, как будет лучше. Тебе и Оэджи.

Он замолчал, давая Кариль возможность как-то защититься, но та только слегка пошевелила головой на его плече. Слегка повернувшись в ее сторону, Мариус только улыбнулся.

Кариль уже спала.

«Бедняжка моя», – подумалось ему. «Работать учителем очень сложно. А особенно такому человеку, как ты.

Тебе хочется развлекаться, танцевать в ночных клубах – прожигать жизнь, в общем-то. Но никак не работать. Но зачем ты тогда каждое утро поднимаешься и идешь туда, в школу? Зачем ты мучишь саму себя?»

Не дав своему вымышленному собеседнику шанса на ответ, Мариус продолжал диалог (хотя скорее – монолог) внутри себя:

«Да потому что ты стремишься что-то доказать самой себе. Что? То, что ты сильная. Что ты взрослая. Что ты можешь успеть и тут, и там – и порезвиться, и поработать. Ты хочешь доказать, что одно на другое не будет плохо влиять. Я также понимаю и то, что ты хотела бы постепенно уменьшать время работы, но так, чтобы это не сказывалось на зарабатываемых деньгах. Ты хочешь качественнее работать? Навряд ли. Скорее всего, ты хочешь пробиться на такой уровень, где блат за тебя будет делать деньги. Так обычно происходит у вышестоящих – деньги им в руки потоками льются. Но ты слишком высоко метишь, ты слишком быстро хочешь провернуть это все.

Бедная.

Хочешь получить все и сразу. Веселишься и танцуешь. Ты либо не знаешь, либо предпочитаешь не думать, что система и тебя подогнет под себя – ты тоже позабудешь про отдых и превратишься в одну из шестеренок механизма. Ты тоже перестанешь замечать разницу между тем или иным днем, и даже черты твоего лица будут постепенно сглаживаться и терять свои особенности. Ты превратишься в часть толпы, а толпа безлика. Так, звенья цепи не отличаются одно от другого.

И то, что ты решила сама взяться за Оэджи, также говорит о том, о чем я сейчас упоминаю. Ты согласна с его раздражением, ты принимаешь и понимаешь его. Пускай этот мальчик резко выражается (в юности резкость свойственна, равно как и порывистость, импульсивность), но зато в его словах есть смысл.

Как часто дети говорят о том, что думали взрослые в их возрасте! Но только почему эти самые взрослые отказываются слушать свои же собственные слова?

Оэджи…

Мне хотелось бы поговорить с тобой – у меня уже накопились вопросы. А я ведь даже ни разу с тобой не разговаривал…

Как бы то ни было, я буду ждать. Кариль, как сама со всем разберется, наверняка сведет нас лицом к лицу. До тех пор мне надо лишь набраться терпения и не надоедать своими постоянными просьбами о встрече с тобой.

Ты интересный парень. Ты не злой и не агрессивный, однако в тебе что-то… сидит. Это… недовольство. Оно свойственно каждому человеку. Просто мы умеем сносить удары судьбы, умеем держать язык за зубами, а своего демона – в клетке.

А ты…»

Мариус на какой-то миг прервал свои размышления и, оторвав взгляд от макушки Кариль, уже давно повернувшейся в противоположную от парня сторону, сел на край кровати.

Скрестив кончики пальцев и положив руки на колени, Мариус посмотрел в пол, а потом перевел взгляд на дверной проем. Зачем он это делал – неясно. Что это ему дало? Можно подумать, что он хотел тут же сорваться и куда-то пойти. Но – кто знает, что творится в душе человека?

«Ты», – снова подумал юноша, бессмысленно глядя перед собой. Еще секунду храня молчание как снаружи, так и внутри, он слегка скривил губы. «Твой демон еще даст о себе знать. Ты его еще выпустишь. Чувствую, что закончится вся эта история весьма плачевно… По-хорошему, надо бы мне поскорее тебя разыскать, но… Не могу же я влезть в Карилины дела… Я…