Смерть речного лоцмана - Ричард Флэнаган

«Там, подальше, наверняка найдется пара подходящих сосен», – подумал Гарри.

Я чувствую, как усталость Гарри заглушается огнем в задней части его онемевшей шеи, превращая ее в слабый отголосок той боли, что с каждым гребком пронзает его грудь и отдает в поясницу. Течение реки понемногу усилилось. Гарри выгреб ближе к берегу, где течение было слабее, и стал грести дальше, держась, впрочем, на некотором удалении от берега, отороченного хьюоновыми соснами и местными лаврами. Он любил разглядывать вблизи большие деревья – склоненные под разными углами мирты, величественные исполины с крупными радужными грибами, облепившими их стволы.

Гарри всегда ненавидел самый первый час гребли, когда все его тело восставало против необходимых нагрузок. Но мало-помалу тело его согревалось, и гребля уже доставляла определенное удовольствие. Боль незаметно становилась частью ритмичных, равномерных и спокойных движений, нужных для работы веслами. Каждый взмах отдавался болью, но тело Гарри наслаждалось силой, приходившей вместе с ней. Как только он налег на весла, то ощутил каждый мускул, каждое сухожилие рук и верхней части тела, и, собрав их силу воедино, заставив напрячься и действовать заодно, смог вложить эту единую силу в каждое свое действие и равномерное, плавное движение. Голова освободилась от мыслей и тревог, и, когда шлюпка стала ему покорна и направилась самым удобным и простым путем вверх по быстро текущей реке, память перенесла его на далекие холмы над дикой долиной реки Кинг, за развалины Типуканы, за развалины Кротти, в городок Линда и дальше, в горняцкий городок Куинстаун, обрамленный странными, безлесными холмами, – в пустынную долину, когда-то густо поросшую дождевым лесом, а теперь лишенную всякой растительности, потому что ее выжгли плотные клубы сернистого дыма, исходившего из медноплавильных печей, насыщенного тяжелыми, чертовски тяжелыми металлами, гонимого ветром по склонам холмов и гор и заключавшего их в гибельные объятия. В воспоминаниях он увидел разноцветные реки, стекавшие после дождей (а дождей тут хватало во всякое время года) ядовитыми, гнойно-зелеными и кроваво-красными потоками по этим унылым холмам обратно в Куинстаун, к гостинице «Эмпайр», отражаясь в глазах Гвенни – тех самых глазах, которые манили его в подсобку пивной, где она позволяла коснуться своей груди, а потом просила у него пятипенсовик за такое удовольствие; в тех самых черных пустых зрачках, ничего не говоривших, но все скрывавших; манили в большой мир там, за причалом Страна, где, как он успел разглядеть тем туманным утром, на прибрежных камнях лежал издыхающий тюлень. Говорят, души утопленников вселяются в тюленей, и тетушка Элли, наверное, как-нибудь придет и перетащит несчастного зверька в более удобное место, думая, что это может быть Джимми Рэнкин, которого смыло с лодки в Хеллс-Гейт, либо Рон или Джек Говард, который утоп год назад в Гранвиль-Харбор, когда его раколов пошел в шторм за рачевнями, его подхватила огромная волна и, как щепку, швырнула на скалу. Память вела его по тропе Орлиного ручья, что тянулась от реки Гордон вверх по склону хребта Эллиот и затем спускалась в долину Франклин к широкому каменистому берегу реки, устланному красновато-бурой галькой, которая окрашивала речное русло, когда солнечные лучи пронизали струящиеся по нему воды цвета чая, в рыжевато-золотой цвет.

Шлюпка огибает мысок, Гарри ритмично и тяжело дышит в такт весельным гребкам, скрипу уключин и хрипам в горле, влекомый все той же болью и целью. Его взгляд плывет, подобно белым цветкам дирки, повсюду устилающим серо-стальные воды реки Гордон, – он ни на чем не останавливается, но все примечает. Примечает низко ползущие клочья дыма, что поднимается где-то вдали и медленно стелется вниз по реке. Дым. Бивачный костер. Теперь взгляд устремляется вверх по течению, рыщет и натыкается на нечто знакомое: полуразвалившуюся, в промоинах, дамбу под водопадом Сэр Джон. Он примечает двух, нет, трех человек – они спускаются к берегу и машут руками. Слизняк, Старина Джек и Старина Бо – тот самый Бо, король лесорубов. Гарри подгребает к плотине и встает, чтобы пришвартоваться; его конечности, длинные, худые, с еще не окрепшими мышцами и гибкие, как веревки, расправляются, вытягиваются – с их помощью он выбирается из шлюпки. Старые знакомцы обмениваются приветствиями и пускают по кругу бутылку рома, прихваченную Гарри. Он говорит, что держит путь на реку Джейн, где его дожидается напарник – Норри Хеддл.

– Эта рас-треклятая Джейн, – раскатывает свое излюбленное словцо Старина Джек, сворачивая сигарету, и, покачивая понурой коротко стриженной головой, прибавляет: – Рас-треклятая означает ту, вторую теснину. – Гарри знает эту историю, потому что слышал ее уже раз сто. – Лет тринадцать тому случилось мне заготавливать сосну для Джоша Ньютона, и большая часть бревен так там и застряла, в той теснине, у рас-треклятого водопада.

Гарри остается на ночевку. Костер развели поодаль от бивака, хотя ночь стоит звездная и холодная.

– Бо не любит разводить костры в биваке, – говорит Слизняк.

Старина Бо усаживается поближе к огню. В разогретых струях воздуха, витающих над языками пламени, тихо колышется листва на миртах. Никто особо не разговаривает.

– Вон янки в ковбойских фильмах, – спустя некоторое время продолжает Слизняк, – завсегда ведут разговоры у костра, будто им есть что порассказать. Только о чем им говорить, ума не приложу. Вот и нам не о чем. Сидим себе да помалкиваем, будто воды в рот набрали.

Старина Бо сидит, вперившись в огонь, и шевелит уголья палкой. Гарри хлопает Старину Бо по плечу – просит подвинуться, чтобы повесить на огонь котелок для следующей порции чая. Старина Бо оборачивается и с ужасом таращится на него глазами, в которых отсвечивает пламя костра. Он смотрит на Гарри, потом сворачивается калачиком и откатывается от костра, завывая по-собачьи.

– Не обращай внимания, – говорит Старина Джек. – С тех пор, как он вернулся с войны, отсидев у япошек в лагере для военных, у него с головой бывает не все ладно.

– Когда что-то не по его, – продолжает Слизняк, – он может исчезнуть на несколько дней, а через месяц-другой слышишь истории про то, как кто-то из старателей видел его то у Френчменс-Капа, то у озера Педдер, то в районе Либерти-Пойнт. Словом, далеко на юго-западе. Бог знает, где его носит. – Слизняк выплескивает в огонь остатки заварки из кружки и встает. – Как только оказывается в этом чертовом дождевом лесу, все, привет.

Старина Бо лежит в позе эмбриона у кромки круга света от костра и по-собачьи поскуливает, будто ждет, что его пнут ногой. Закипает котелок, Слизняк одной рукой подает вздрагивающему старику кружку чая, а другой приобнимает его.

– Старые бояки, – говорит ему Слизняк, – старые бояки, дружище, только и всего.

Я вижу, как на другой день Гарри бойко поднимается вверх по реке Гордон. Он гребет полдня – кругом ни души. Подойдя к месту слияния Гордона с Франклином, он следует дальше вверх по Франклину. Минует Пирамидальный остров – дальше река становится мелководнее и спокойнее. Выше по течению, за Террасными скалами, куда ни глянь, всюду свежий плавник – его нанесло недавним паводком. У вершины склона зубчатой скалы из расщелины торчит толстое, длинное сосновое бревно – его занесло туда речным потоком, и оно вошло в расщелину, как нитка в игольное ушко. Гарри в изумлении усмехается и гребет дальше. У Большого порога он выгружает снаряжение и перетаскивает шлюпку вверх по течению волоком.

К вечеру начинает моросить, Гарри накрывает мешки клеенкой и поверх фуфайки натягивает шерстяную фланелевую куртку. За Чертовой впадиной виден другой каменистый порог – течение над валунами быстрое, вода кругом бурлит, пенится. Гарри подводит шлюпку ближе к берегу и старается поскорее переправиться через маленький прибрежный водоворот, потом выпрыгивает из шлюпки с носовым швартовом в руке. Дальше он идет вдоль берега по колено в стремительном потоке. Так он преодолевает ярдов двадцать и уже за порогом сворачивает на участок посреди отмелей. Там, крепко опираясь на ноги и глядя вниз по течению, он начинает тянуть за швартов. Линь потихоньку поддергивается, выводя шлюпку на середину течения, где меньше вероятности, что она перевернется, наскочив на корягу или бревно, которые во множестве прибило к берегу. Неспешно и равномерно, словно в причудливом ритуальном танце, Гарри начинает тянуть шлюпку вверх по течению, выбрасывая одну руку вперед, медленно, но уверенно поворачивая туловище так, чтобы эта рука подтянулась к поясу, а другая, вытянутая во всю длину, могла перехватить швартов чуть дальше и подтянуть его еще самую малость. Я с почтением наблюдаю, как он тянет лодчонку вверх по бурной стремнине.

Что-то заставляет Гарри напрячь зрение. Там, в сотне ярдов ниже по течению, на сухой верхушке склонившегося, готового упасть мирта сидит орлан и смотрит прямо на него. Гарри перестает тянуть за линь и застывает как вкопанный; одна его рука вытянута во всю длину, а другая прижата к телу. Орлан. Тетушка Элли неплохо разбиралась в орланах. Она рассказывала Гарри, что орлан – птица семейная, что его сородичи благоволят к ним и что души предков Гарри являлись на этот свет в обличье орланов.