Тысяча и одна бомба - Лев Лукьянов

10

Лучшее право — сила. Это положение, известное с доисторических времен, неуклонно соблюдалось генеральным штабом при разработке своих концепций, хотя хронологически деятельность штаба можно отнести к периоду новейшей истории. Так или иначе, в этом военном учреждении историю уважали.

Историческому отделу были предоставлены удобные апартаменты на привилегированном втором этаже. За полированными стеклами книжных шкафов десятилетиями покоились тисненой кожи тома доктрин и мемуаров. Сам командующий нередко заходил сюда, чтобы провести часок-другой в обществе Мольтке и Гудериана…

Что касается юридического отдела, то о нем военные руководители вспоминали лишь раз в двадцать — тридцать лет, когда приходилось подписывать капитуляции…

Поэтому, когда командующий потребовал к себе главу юридического отдела, подчиненные растерялись. После получасовых поисков на чердаке среди пыльных бумаг и всякого хлама был обнаружен тощий седой лейтенант в полинялом мундире, усыпанном перхотью. Выяснилось, что лейтенант носил звучную фамилию Гинденбург и что последний раз он получил повышение в звании еще во время первой мировой войны…

Узнав, что он кому-то понадобился, Гинденбург испуганно опустился на шаткий стул с поломанной спинкой. — Неужели на пенсию? А у меня еще три дочери не замужем…

— Не на пенсию, а на первый этаж! — скомандовал полковник, личный помощник фельдмаршала, и потащил дряхлого Гинденбурга с чердака.

На лестничной площадке суетливые военные постарались очистить юриста от пыли и паутины.

— Все равно несолидно! — сожалеюще сказал полковник, оглядев юриста.

Стащив с себя мундир, он быстро напялил его на тощего Гинденбурга.

— Господа, скорее снимайте с себя ордена! — приказал полковник.

Военные наскоро перекололи свои ордена на полковничий мундир, и через несколько минут преображенного юриста втолкнули в кабинет фельдмаршала.

В кабинете полыхали страсти. Красный разгневанный Гарри сидел верхом на стуле напротив такого же красного фельдмаршала и, энергично разрубая воздух ладонью, говорил:

— У порядочных людей так не принято! Допустим, я оставляю у вас свой пиджак! Прихожу за ним завтра, а вы говорите: «Милейший, твой пиджак мне понравился, вернуть не могу!» Долговязый политический советник, стоявший у окна, перебил:

— Мы говорим о разных вещах! Никто не станет спорить, если пиджак действительно ваш. Но появление «Аиды» связано с «серебряными стрелами»! Чьи газеты вот уже столько дней кричат о «стрелах»?

Советник схватил со стола пачку газет и потряс ими перед носом посла.

— Мало ли что пишут наши газеты! Что вы, не знаете наших газет! — Гарри был не на шутку зол. — Я в шестой раз официально заявляю — «Аида» наша!..

— Допустим, что ваша! — вмешался фельдмаршал. — Но почему вы решили, что она в наших руках?

Посол-сержант ждал этого вопроса. Хитро улыбнувшись, он полез в карман своего пиджака с таким видом, будто сейчас оттуда вылетит птичка. Фельдмаршал и советник переглянулись. Пулькин медленно извлек пачку фотографий и торжествующе положил их на краешек стола.

— А это что такое? — спросил он, похлопывая рукой по фотографиям.

Советник подошел, взял снимки, небрежно проглядел. На фото был запечатлен тягач, волочивший платформу с укрытым брезентом предметом.

— Господин посол, можно вас попросить подойти к окну? — предложил советник.

Пулькин послушно встал и подошел к окну. Советник откинул штору. Почти весь асфальтовый квадрат двора занимал знакомый тягач с платформой. Советник взмахнул платком, и солдаты, окружавшие машину, торопливо сдернули с платформы зеленый брезент. Под ним оказался обрезок толстой трубы.

— Что это? — негодующе спросил Пулькин.

— Это? — политический советник еле сдерживал улыбку, — Это, господин посол, труба. Мы начинаем ремонт канализации всего генерального штаба…

Гарри молчал. Молчал и думал. Похоже было, что иногда дипломатам не зря платят по пять тысяч в месяц.

— Выходит, господа, вы бомбу еще не нашли?

— А вы думали — мы нашли! — засмеялся советник и с удовольствием потер руки. — Как бы не так!.. — Но огорчайтесь, мой юный друг, — миролюбиво сказал фельдмаршал. — Мы еще найдем…

Гарри снова замолчал. Он раздумывал, не обращая внимания на откровенно улыбавшихся военных.

— Придется нам повторить испанский спектакль, — вдруг заявил посол. — Для поисков бомбы я буду вынужден вызвать нашу авиацию, двадцать судов и две подводные лодки.

Военные перестали улыбаться.

— Но у нас нет Средиземного моря, — растерянно проговорил советник. — Ваши подводные лодки и суда не понадобятся…

— Заменим танками, — быстро решил Гарри. Неожиданно фельдмаршал заметил юриста, неуверенно переминавшегося у двери. Уважительно глянув на грудь, увешанную орденами, коротко спросил:

— Кто вы и почему?

— Я — Гинденбург! — совсем не по уставу доложил юрист. — Я служу по юридической части…

— Очень хорошо. — Сквозь монокль фельдмаршал внимательно оглядел вспотевшего от страха лейтенанта. — У вас, полковник, я вижу, немало боевых наград. Выходит, вы знаете цену оружию. Уверен, быстро ухватите суть дела…

Гинденбург внезапно вспомнил, что следует говорить в таких случаях.

— Рад стараться! — неловко вскрикнул он и даже попытался топнуть каблучками.

— Дорогой друг, — обратился командующий к Пулькину, — у меня есть разумное предложение. Не будем ссориться, поручим нашему юристу спокойно подумать о формальностях и встретимся завтра.

Пулькин, которому тоже надоело кричать, согласился:

— Хорошо. Завтра я тоже приду со своим юристом. Пусть они поговорят, а мы послушаем.

— Вот и решили, — подытожил политический советник.

— Еще вопрос, — продолжал Гарри. — Так вы нашли ее или не нашли? Вызывать мне наших специалистов по поискам?

Советник протестующе поднял руки:

— Нашли, нашли! Не надо никаких специалистов! Вслед за специалистами приезжают репортеры! А иногда даже раньше…

11

Суд над майором Мизером проходил в небольшой комнате, в которой едва уместился судейский стол, покрытый зеленым сукном, небольшая трибунка для прокурора и адвокатский столик. Кроме того, оставалось еще немного места для табуретки.

Мизер сидел на этой табуретке. Справа и слева от него, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стояли двое военных полицейских в белых касках.

Первым в комнату вошел адвокат. Толстый, с обвисшими щеками, маленькими хитрыми глазками-черносливинками, в неопрятной застиранной мантии, выглядел он крайне несолидно. Насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, адвокат небрежно кивнул Мизеру, уселся за свой столик, раскрыл пухлый портфель и достал из него яркий иллюстрированный журнал.

Глядя в спицу своего защитника, с интересом рассматривавшего снимки девиц, Мизер думал о женском непостоянстве. Его жена, каким-то чудом узнавшая о печальной ситуации, в которой он оказался, бросила своего нового мужа, прислала телеграмму: «Не волнуйся, я с тобой» — и наняла адвоката. Военное министерство поначалу категорически воспротивилось присутствию на процессе штатского, но затем, очевидно побоявшись огласки, удовлетворило просьбу миссис Мизер. Адвокат, подписав три или четыре обязательства о неразглашении военной тайны, прибыл в Чарльзстоун.

Мизер уже вполне свыкся с мыслью о том, что ему придется закончить бытие на электрическом стуле, и предстоящий процесс его нисколько не занимал. Его больше волновали детали — каков из себя этот самый стул, обязательно ли будут брить кружок на макушке, дадут ли хорошую выпивку накануне…

Без всякого интереса он посмотрел на плотного полковника в мощных черных очках, который уверенно взгромоздился на прокурорскую трибунку. Небрежно кивнув адвокату, прокурор снял очки и обнаружил за ними серо-холодные глаза, беспощадно кольнувшие обвиняемого. Мизеру даже показалось, что при этом он плотоядно причмокнул губами. Летчику стало очень тоскливо. Он вобрал голову в плечи и сгорбился. Один из полицейских немедленно толкнул его в спину:

— Береги позвоночник! Сиди как положено.

— Нет, пусть встанет, — приказал другой полицейский. — Суд идет…

Действительно, в комнату вошло еще трое военных. Посередине судейского стола сел генерал-лейтенант, крайние места заняли полковники. Мизер хотел было получше разглядеть людей, которые через часок-другой отправят его в преисподнюю, но адвокат повернулся к нему и шепнул:

— Если подниму правую руку, говори «да». Если левую — «нет». Понял?

— Понял, — машинально ответил Мизер. — Правую —. «да», левую — «нет»…

— Молодец. Сразу видно — с образованием. Сейчас мы им покажем…