Кухня - Банана Ёсимото

Но при этом теперь я испытывала более сильное чувство стыда.

Темные, слегка подкрашенные оранжевым цветом облака простирались по закатному небу. Вскоре спустилась темная ночь и заполнила пустые пещеры моего сердца. Меня начало клонить в сон, но я испугалась, что если засну, то мне приснятся кошмары, поэтому я встала с софы.

Впервые после долгого отсутствия я снова оказалась на кухне в доме Танабэ. На одно мгновение мне почудилось, что в воздухе проплывает улыбающееся лицо Эрико, и у меня защемило в груди. Мне хотелось двигаться. Мне показалось, что в последнее время этой кухней не пользовались. Она была запущенной, мрачной. Я начала наводить порядок. Вычистила раковину порошком, протерла газовые горелки, вымыла грязные тарелки, наточила ножи. Я выстирала все кухонные полотенца и, наблюдая, как вращается барабан сушилки, поняла, что обретаю душевное спокойствие. Это очень странно, что мне нравится все, что имеет отношение к кухне. Возможно, она связана для меня с каким-то давним воспоминанием, запечатленным в моей душе. Когда я стояла там, мне показалось, что я все стряхнула с себя и что-то ко мне вернулось.

Прошлым летом я сама начала учиться готовить.

Осталось незабываемое ощущение, что количество клеток мозга в моей голове увеличивается. Я купила три поваренные книги, в которых излагались основные принципы, теория и практика, и все их проштудировала. В автобусе, на софе, служившей мне кроватью, я читала книгу по теории, записывала содержание калорий, нужную температуру и ингредиенты. Книги уже поистрепались, но и сейчас служат мне ценным подспорьем. Особенно книжки с картинками, которые я любила, когда была маленькой; у меня и сейчас всплывают в голове эти красочные рисунки. Юити и Эрико считали меня совершенно чокнутой, о чем неоднократно говорили. И я действительно все лето как сумасшедшая что-то готовила. Готовила, готовила. На это уходили все мои доходы от приработков, и если у меня что-то не получалось, я готовила это блюдо несколько раз, пока не достигала желаемого результата. Я раздражалась, нервничала, у меня опускались руки, но я продолжала готовить.

Когда я вспоминаю все это сейчас, мне кажется, что у нас троих все лето была прекрасная пища.

Глядя сквозь окно на теплое, затянутое бледно-синей дымкой небо при вечернем ветерке, который проникал сквозь сетку на окне, мы ели тушеную свинину, холодную китайскую лапшу и огуречный салат. Что бы я ни готовила, она громко восхищалась моими кулинарными талантами, а он молча поглощал в огромных количествах приготовленные мной кушанья.

Омлеты с многочисленными ингредиентами, красиво нарезанные тушеные овощи, тэмпура — на все это уходила уйма времени. Поскольку точность не является отличительной чертой моего характера, я не считала, что отклонение от рецепта ухудшит качество моих блюд. Например, я могла поставить что-то в духовку раньше, чем там была необходимая температура, или выпускала пар еще до того, как все было нарезано. Мне казалось странным, что это может отразиться на цвете или форме конечного продукта. Поэтому, хотя мои блюда не совсем напоминали изображения на цветных картинках поваренных книг, они были не хуже, чем приготовленные обычными домохозяйками.

Во всяком случае, я старалась все делать максимально хорошо. Я тщательно протирала чашки, всегда плотно закручивала крышки на баночках со специями, а если чувствовала, что это начинает меня раздражать, то останавливалась и делала глубокий вдох. Вначале моя торопливость повергала меня в отчаяние, но когда я научилась исправлять свои ошибки, то одновременно как бы исправляла и собственный характер. Хотя мне поначалу казалось, что это и не совсем так.

Теперь, когда я начала работать помощницей хозяйки ресторанчика, все стало иным. Она известная женщина: ведет кулинарные занятия, постоянно выступает по телевизору и в журналах. Тестирование проходили многие ученики, и вдруг я узнала, что, проучившись у нее только одно лето, получила место в ее заведении. Я страшно обрадовалась, но потом мне все стало ясно, когда я увидела, каких женщин принимают на учебу в эту школу. Их отношение к делу было совершенно иным, чем мое.

Они вели беззаботную жизнь. Они обучались, вероятно, не выходя за границы домашнего счастья. Я точно не знала, но, возможно, причиной тому были их заботливые родители. Однако именно из-за этого они не могли испытать подлинной радости. Люди не способны определить, что лучше. Они стараются жить так, как предпочитают сами. Возможно, лучшая жизнь та, когда сам не понимаешь, что счастье — это быть одному. Лично мне кажется так. Подвязав передники, с улыбчивыми лицами, словно бутоны цветов, обучаясь, как нужно готовить пишу, решать свои мелкие проблемы, они в конечном счете влюбляются и выходят замуж. Мне это кажется великолепным решением. Мне и самой хотелось бы быть такой.

Когда же ты совершенно измучена, на роже прыщи, и если ты звонишь в отчаянии друзьям по вечерам, а их никого нет дома, то начинаешь тихо ненавидеть все — свое рождение, воспитание, собственную жизнь — и сокрушаться обо всем случившемся.

Но пределом моего счастья было прошлое лето и эта кухня.

Меня не пугали тогда ни ожоги, ни порезы, даже бессонные ночи. Каждый день я с волнением предвкушала ту радость, которую принесет завтрашний день. Готовя по рецепту морковный ампон, я чувствовала, как моя душа проникает в него. У меня перехватывало дыхание, когда я смотрела в супермаркете на ярко-красные помидоры.

Познав такую радость жизни, я уже не могла вернуться назад.

Почему-то я продолжала жить с постоянным ощущением, что когда-нибудь умру. Без этого я не смогла бы выжить. Такой стала моя жизнь, и обратного пути у меня не было.

Так бывает, когда, долго бредя в темноте по крутому скалистому гребню, выходишь вдруг на широкую дорогу. Я узнала, как прекрасно, когда кажется, что сил больше нет, а в твое сердце вливается прекрасный лунный свет.

К тому времени, когда я закончила уборку, уже наступила ночь. Раздался звонок в дверь, и появился Юити с огромным пластиковым пакетом в руках. Он с трудом отворил дверь и просунул голову. Я успела дойти только до середины коридора.

— Не могу поверить, — сказал он, с шумом опуская мешок.

— В чем дело?

— Я купил все, что ты заказала, но сразу донести не смог. Слишком много.

— Да? — сказала я, притворяясь, что не совсем поняла, но, заметив раздражение Юити, спустилась вместе с ним на стоянку.

В машине было еще два огромных пакета из супермаркета. Мы с трудом дотащили их до входной двери.

— Я прикупил еще кое-что для себя, — сказал Юити, неся мешок потяжелее.

— Кое-что? — удивилась я и обнаружила в пакете, который несла, помимо шампуня и тетрадей, пакеты с едой для быстрого приготовления. Я поняла, что в последнее время он только этим и питался.

— Ты мог бы сделать несколько поездок…

— Конечно. Но вместе с тобой мы могли бы сделать это за одну поездку. Посмотри, какая красивая луна! — сказал Юити, показывая пальцем на луну в зимнем небе.

— Ты, разумеется, прав, — сказала я с легкой иронией, обернувшись, когда уже шла по коридору, чтобы посмотреть на упомянутую луну. Она отбрасывала ужасно яркий свет и была почти полной.

Когда мы оказались в поднимающемся лифте, Юити сказал:

— Несомненно, существует связь.

— Какая?

— Видимо, такая красивая луна влияет и на вкус приготовляемой пищи. Я не имею в виду «лапшу любования луной».

Лифт резко остановился. В этот момент мое сердце воспарило к небесам.

— В более фундаментальном смысле? — спросила я, пока мы шли к двери квартиры.

— Да, да. В более человечном.

— Это на самом деле так. Я с тобой согласна, — сразу согласилась я. Если бы это был вопрос, заданный ста участникам телешоу, то все сто голосов в унисон ответили бы: «Да, да. Именно так!»

— Ты же знаешь, я всегда считал, что для тебя приготовление пищи является искусством. Ты на самом деле любишь работать на кухне. И у тебя это славно получается.

Юити в конечном счете убеждал только себя. Тогда я сказала с улыбкой:

— Ты напоминаешь мне ребенка.

Только что нахлынувшая на меня пустота вдруг облеклась в слова и закрутилась в голове: «Если Юити со мной, мне ничего другого не надо». Это длилось одно мгновение, но я была ошеломлена, поскольку сильная вспышка света ударила мне в глаза и заполнила сердце.

У меня ушло два часа на приготовление ужина. Тем временем Юити смотрел телик и чистил картошку. Это он делал очень ловко. Я еще не могла до конца осознать, что Эрико умерла. У меня это не умещалось в голове. После обрушившегося на меня грозового шока я только постепенно могла осознать мрачное событие. А Юити был как ива, исхлестанная проливным дождем.

Поэтому, хотя были только вдвоем, мы избегали говорить о смерти Эрико, и во времени и в пространстве возрастало чувство того, что теперь остались только мы двое и ощущаем впереди тепло безопасного пространства. Мне трудно было это сформулировать, но я предполагала, что каким-то образом это проявится. И сила этого предчувствия только усиливала в свою очередь ту глубину одиночества, в котором, кроме нас, никого нет. Уже начало светать, когда мы приступили к обильному ужину. Салат, пирожки, тушеные овощи, обжаренные крокеты, тофу,[2] поджаренный в кипящем масле, сваренные в соевом соусе овощи, курица с ростками бобов, котлеты по-киевски, свинина под маринадом, пельмени на пару — международное попурри, и хотя на поглощение всего этого ушло немало времени, мы справились, запивая все это вином, и съели все до конца. Юити был необычайно пьяным. Я хотела перейти на сакэ, но вдруг с удивлением заметила, что на полу валяется пустая бутылка. Видимо, он опорожнил ее, пока я готовила еду. Неудивительно, что он был так пьян.