Апрель. Книга вторая - Сергей Петренко

Нимо глубоко вздохнул и взял меня за руку. Тьма побледнела, сделавшись предрассветным серым сумраком, в глубине которого светились два тускло-алых огня.

Пусть себе смотрит, подумал я.

Карета стала взбираться выше и выше, минуя арки и мосты. Я знал, что дорога ко дворцу тянется крутым серпантином — центр Скальной Столицы венчал исполинский каменный столп с небольшой площадкой — Белый Перст. Серпантин казался бесконечным. Когда лошади встали, мир вокруг меня затопила тишина — внезапная и такая осязаемая, словно из горячего воздуха степи окунаешься в холодное озеро. Карета шевельнулась — и звуки льдистыми иголочками полетели отовсюду, вонзаясь мне в кожу — в пальцы, в щёки…

Лакей отворил дверцу — морозный воздух с гор ворвался внутрь, на миг закружилась голова. Я чуть не упал, мы с Нимо обхватили друг друга, замерли.

И тут где-то поблизости распахнулись ещё двери. Они были большими, огромными, за ними — дышало совершенно незнакомое пространство. Непохожее ни на небо, ни на землю. Там звуки вели себя иначе — одни точно сухие горошины, другие — скорее как маленькие молнии, прыскали отовсюду, тихие, еле уловимые — но вездесущие. Оттуда плыли, ниспадая, неведомые запахи, отдалённо напоминающие бальзамическую свежесть хвойного леса — и всё же совершенно другие.

А вдалеке, в каком-то потустороннем небесном слое нового пространства затаилось, бесконечно медленно дыша, исполинское существо.

Я стоял не знаю сколько… Нимо держал меня двумя руками — я чувствовал, что он понимает больше. Но не торопит. Троготт тоже ждал, где-то далеко-далеко. И были ещё люди по сторонам — и они ждали, затаив дыхание.

Нимо коснулся моей щеки.

— Идём, Аль, замёрзнешь.

И правда — как похолодало, будто зима! Снежинки невесомо падали и падали — на волосы, на ладони. Я повернулся, втянул воздух обычного мира — тут вот-вот должен был заняться рассвет, воздух сделался подвижнее и нёс в себе особенный, кремовый привкус утренней зари. Идти внутрь непостижимого было страшно. И я рассердился на себя за этот страх, шагнул…

…Шелест, шепот — мириады струек воздуха ожили. Огромный зал вокруг был почти пуст. Но существо вдали — оно встрепенулось, оно как будто узнало нас — меня, Нимо…

— Вы в главном соборе королевства — соборе Белого Перста. Маги Воздуха, Нимо и Альт. Ваше Величество. Ваше святейшество!

Король подался к нам, исполненный какого-то мальчишеского любопытства. Я чувствовал, как ему хочется протянуть руку и пощупать нас, точно мы были диковинными игрушками. Сделалось смешно, и я чуть-чуть улыбнулся. Нимо понял и, кажется, улыбнулся тоже.

— Дивно! Я рад. — Отрывистым, трескучим голосом произнёс король. Голос патриарха был глубоким, и от него что-то вибрировало внутри.

— Мир вам, светлые создания! Солнце встало. Подайте чашу.

Лёгкие шаги. Ребёнок.

— Благослови, Господь, мир для них!

— Пей! — шепнул мне Нимо. Случилась какая-то заминка — я чувствовал удивление короля. Пальцы мои обхватили чашу. Пространство встрепенулось. И чистый, пронзительный, взрывающий тьму и рвущийся за пределы мира мальчишеский голос запел…

Я представить не мог, что на свете кто-то может так петь.

Сияние исходило изнутри меня, лилось. Нимо взял чашу, а я раскинул руки, чтобы выдержать, не умереть. Удержать ветер, который вот-вот ударит и сметёт всё — весь город, Столицу с её храмами и домами. И я сжал ветер, как обхватывают расшалившегося ребёнка — а потом снова отпустил, и он был уже другим — всколыхнув стены собора, он заставил их дрожать, дышать, жить и…

Громадное существо вдалеке содрогнулось. Звук, похожий на звучание едва-едва родившегося мира, обнимал меня. Оглушительный, страшный и прекрасный.

Я испугался за мальчика, который пел. Я подумал, что рёв и грохот Существа разрушит его песню, но оказалось — грохот был музыкой, а ребёнок в вышине ни чуточки не смутился бешеным аккордам Существа, даже наоборот, его ослепительный голос стал сильнее — хотя, как это было возможно?! — и выше.

…— Кирис, который тебя так удивил — мой внучатый племянник, Альт. Между прочим, он знает о вас с тех пор, как научился понимать слова и слушать сказки. Как и я… Я не слышал о тебе, но всегда знал о Нимо.

— Троготт…

— Он тут ни при чём, прости, Нимо, но я должен рассказать об этом… Мой прапрапрадед… в общем, жил когда-то в Городе-на-Холме маленький сирота по имени Сэри…

— Я помню, — прошептал Нимо.

— Он рассказывал своим детям историю о том, как однажды его спас мальчик, прибежавший по волнам. Эта история добралась и до меня, а потом и Кирис её услышал. Сэри говорил, что когда пришло время выходить в море, он думал только о том, чтобы стать очень хорошим матросом, а может быть, даже и штурманом — тогда загадочный волшебник из-за Океана возьмёт его на свой корабль. И он ушёл в первое плаванье, затянувшееся надолго… очень надолго. Вернувшись, он не нашёл тебя — люди к тому времени успели привыкнуть к мысли, что в Башнях живут древние маги, а о мальчике по имени Нимо никто не мог рассказать. Только один, «печальный человек из башни», сказал Сэри, что Нимо ушёл далеко-далеко на восток, за горы, и след его потерян…

— Кирис будет с нами?

— Если ты не против.

— Нет, это хорошо… Я только почему-то удивился… Как странно — удивляюсь и удивляюсь. Будто сон. Это ты придумал, чтобы стэнция была в чаше?

— Троготт. Так, правда, получилось сильнее. И он договорился с патриархом, что Кирис будет петь под орган. «Бабочка» отправится завтра, если ты захочешь.

— На рассвете?

— Да.

…Просыпаться во тьме. Открывать глаза и думать: всё это на самом деле, правда?

Еле различимо сереет окно. Песня Кириса и храм, и рёв органа, и вспыхнувшие в золоте и самоцветах искры — это было так, словно я сам стал кусочком небесного салюта! — если всё это не приснилось, то ещё не скоро наступит рассвет.

Но может быть, сейчас позднее утро, и солнце давно встало, а я вижу только серое пятно. Может быть, я снова видел эти сны, яркие, настоящие.

Я боюсь, что ничего не было взаправду. Но вставать я не хочу — тянусь к небу, приближая и распахивая его кусочек в окне во всю ширь. Ищу солнце и зову его. Оно там, далеко за горами. Оно неспешно и величественно движется, отворяя края земли. Мне хочется его поторопить. Я прислушиваюсь, чтобы почувствовать ветер — ветер спит. Зато над землёю, как большая, невесомая вуаль, дрожит песня. Почти неощутимая. Та песня, которую вчера пел Кирис — но сейчас она истончилась до лёгкости лунных лучей и почти не слышима. Зато она есть везде. Она убегает к горизонту и дальше, в Океан, на запад. Я дрожу от волнения, касаясь её нитей. Что-то очень важное, яркое — я почти догадался, почти осознал…