Затерянная мелодия любви - "Рэдклифф"

Хэлен научилась аккуратно касаться руки Грэм.

– Все хорошо, дорогая? Вы хотите о чем-то поговорить?

– Об Анне, – не сразу ответила Грэм. – Как думаете, она здесь счастлива? Наверное, молодой женщине одиноко жить вдали от города и от друзей.

Хэлен знала женщину, сидящую перед ней, с самого дня ее рождения. Она была свидетелем ее триумфа и трагедии. Она видела, как та закрывает свое сердце, душу и талант в пустых комнатах этого дома на протяжении вот уже десяти лет. Это был первый случай за все десять лет, когда Грэм поинтересовалась другим человеком, заметила его настолько, чтобы подумать о его счастье. Присутствие Анны вывело Грэм из самоизоляции, и это было похоже на чудо.

Хэлен старалась осторожно подбирать слова:

– Кажется, ей здесь нравится, Грэм. Я уже начала забывать, как здесь было до ее приезда.

Грэм сделала нетерпеливый жест. – Я тоже. Но я не об этом. Ярдли – наш дом, мы сами его выбрали, эту жизнь, вы и я. Анна не выбирала. Мы не должны злоупотреблять ее добротой и заботой.

Хэлен показалось, что она догадывалась, что на самом деле волновало Грэм. Анна была необычной женщиной. Она уважала талант Грэм, осознавала ее былую популярность, но, тем не менее, не была этим ошеломлена. В жизни Грэм было немного людей, которые осмеливались предлагать ей дружбу. Ее импозантная личность и публичный статус не позволяли заводить обычные отношения с окружающими. Люди либо боялись ее напора, ее характера, либо им было что-то нее нужно. У нее было море поклонников и много потенциальных друзей, но редко кто стремился узнать ее по-настоящему. Личные отношения Грэм чаще всего являлись источником ее самых сильных разочарований. После стольких лет одиночества она с недоверием относилась к любому проявлению близости.

– Грэм, Анна взрослая женщина. И в своей жизни она принимала много сложных решений. Решиться на развод тяжело, даже когда брак не самый удачный, и я представляю, как нелегко ей пришлось заново выстраивать свою жизнь. Но она сильная и независимая, и знает, чего хочет от жизни. Она здесь, потому что сама этого захотела. И если вдруг она почувствует себя несчастной, мне кажется, она сможет об этом позаботиться. Не думаю, что здесь есть, о чем переживать.

Грэм заметно расслабилась. – Хэлен?

– Да, дорогая?

– Как она выглядит?

Хэлен прекрасно понимала, насколько тяжело было Грэм задать этот вопрос. Грэм знала описание каждого предмета одежды в своем гардеробе, и настаивала на том, чтобы после химчистки вещи возвращали в определенном порядке. Она ни разу не попросила помощи, чтобы одеться, никогда не просила помощи, чтобы поесть, вообще никогда не просила о помощи. Единственным ее требованием, исходящим из того, что она не видит, было не передвигать мебель. Казалось невероятным то, с какой прямолинейностью она напомнила о своей слепоте.

– О боже, даже сложно сказать, – замешкалась Хэлен.

Грэм в нетерпении встала, касаясь рукой стола, и обернулась к камину.

– Я знаю, что она почти моего роста, и сильная. Я почувствовала это, когда она взяла меня за руку в саду. Она мягко смеется, когда ей что-то нравится, и любит землю. Она умеет описать словами красоту цветов.

Грэм остановилась в растерянности, не зная как закончить описание женщины, которая так часто бывала рядом, но которую она ни разу не видела.

– Грэм, вы уже знаете лучшие ее черты: ее доброту, тепло и невероятную любовь к жизни.

Сжав кулаки, Грэм обернулась. – Да, но как она выглядит? Какого цвета ее волосы? Глаза? Что она носит? Хэлен, я ее не вижу!

Хэлен очень хотела подойти к Грэм и обнять, чтобы избавить ее от злости и растерянности. Но она прекрасно понимала, что Грэм не позволит ей этого. Не позволит проявить даже намек на сочувствие.

– У нее светлые волосы с легким медовым оттенком, она любит откидывать их назад и открывать лоб. Глаза очень синие, как океан августовским утром. Когда она чему-то радуется, она слегка краснеет, а в глазах появляется блеск. В мое время ее назвали бы крепкой. У нее сильное тело, как у многих современных женщин, я бы даже сказала, что она подкачанная, и в то же время она женственна.

– Какой длины ее волосы? В какие цвета она одевается?

– Ее волосы едва касаются плеч, они слегка волнистые. Когда она работает в саду, она повязывает на лоб бандану и забирает волосы назад. Ей нравится носить свободные штаны с завязками на поясе, с футболкой или мужского кроя рубашкой. Чаще всего она носит цвета – пурпурный, темно-зеленый, темно-золотистый.

Пока Хэлен описывала внешность Анны, Грэм просто стояла на месте. Напряжение постепенно покинуло ее тело.

– Это как-то помогло? – спросила Хэлен.

Грэм кивнула, сосредоточившись на формировании образа в своей голове.

– Она совсем не похожа на Кристину, да? – мягко спросила она.

– Дорогая, ни капли.

Анна с нетерпением ждала в кухне. Хэлен так давно ушла! Она умирала с голоду, когда пришла на ужин, но чем дольше не было Хэлен, тем больше она беспокоилась. Грэм была такой подавленной, когда они возвращались домой, Анна была уверена, что что-то не так.

– С Грэм все в порядке? – спросила она Хэлен, как только та вернулась.

Хэлен удивленно на нее посмотрела. Что с ними обеими? Они были такими взволнованными!

– Да, дорогая, с ней все хорошо, она просто хотела обсудить со мной некоторые хозяйственные вопросы. Давайте поужинаем, пока все окончательно не остыло.

Заставляя себя расслабиться, Анна налила кофе и присоединилась к Хэлен за обеденным столом. Она старалась казаться непринужденной.

– Я просто волновалась. Она так много времени проводит в одиночестве, и она такая чувствительная.

– Такова ее природа, – объяснила Хэлен. – Она всегда хотела всего лишь играть на фортепиано. Ее отцу приходилось заставлять ее заниматься и другими предметами. Хотя он просто души в ней не чаял. Я думала, он сойдет с ума после аварии. Мы долго не знали, выживет ли она, и когда она, наконец, открыла глаза, он был рядом. Она взяла его за руку и очень долго просто молчала. Мы даже не догадывались, что что-то было не так. Когда она сказала, что не видит его, это разбило ему сердце. Ох, это было ужасное время!

Анна закрыла глаза, с болью представляя весь ужас, который пришлось пережить Грэм и ее семье. Какая-то часть ее хотела изменить прошлое, сделать так, чтобы этих страданий никогда не было.

Как будто прочитав ее мысли, Хэлен сказала: – Мы чувствовали себя такими беспомощными. – Она вздрогнула и быстро поднялась из-за стола. – Ничего не изменишь одним желанием повернуть время вспять, не правда ли?

– Какой она была до аварии? – тихо спросила Анна.

С каждым днем ей хотелось знать все больше. Она была уверена, что ключ к молчанию и страданию Грэм лежит в ее прошлом. Анна не могла избавиться от мысли, что если бы ей удалось узнать причину, по которой Грэм бежала от своего прошлого, она смогла бы найти способ достучаться до нее. Анна не могла объяснить даже самой себе, почему история с Грэм ее так глубоко тронула, но она точно знала, что еще никогда прежде, ни одна личность не захватывала ее настолько сильно. Возможно, причиной тому являлось то, что она знала, каким невероятным талантом обладала Грэм Ярдли и, конечно же, потеря столь бесценного дара была настоящей трагедией не только для Грэм, но и для всех ценителей музыки.

Хэлен засмеялась.

– Она была сорванцом, никогда не могла усидеть в обычной школе. Не потому, что не была умной, ей удавалось все, за что бы она ни бралась. Просто все ее мысли занимала лишь музыка. Однажды она сказала, что глядя на мир, она слышит музыку. Музыка была ее языком, таким же естественным для нее, как речь для нас. Чтобы понять, что она чувствует, нужно было просто послушать, как она играет. Только в музыке она раскрывалась, в ней она не могла ничего скрыть. Когда ее отец, наконец, перевел ее в музыкальную школу и нанял репетиторов на дом, она начала успевать и по другим предметам. У нее не было детства как такового, она всегда находилась в компании взрослых. К пятнадцати годам она объездила весь мир. Она выросла в окружении людей, которые чего-то от нее хотели: частичку ее славы, частичку ее страсти. Ее магия была чистой, но мир вокруг таковым не был. Иногда я боялась, что он ее уничтожит, – вздохнула Хэлен. – Она любила вечеринки, а как она танцевала! Чем бы она ни занималась, она делала это со страстью. Но мы всегда все ей прощали, даже когда она заставляла нас волноваться, потому что она была нашим чудом, она дарила нам столько счастья.