Животный пир (СИ) - Майстери Татьяна

— Вот и проверим! Сегодня! — Лиззи довела Джин…девушка перешла на гордый крик, — Элис?

Я и не заметила, как толпа передо мной расступилась, открывая «проход» к главарям. Джин выгнула бровь, словно ждала моего подтверждения, ничуть в нём не сомневаясь. Я вышла к ним и уверенно кивнула, хоть внутри меня и бушевала буря от непонимания происходящего. Ох, Элис, чувствую, сейчас ты по-крупному влипнешь… Но весь страх прошёл, как только я увидела ехидное лицо Лиззи. С этого момента я поняла, я — Кобра. Я ненавижу Лис. Отныне и навсегда — ненавижу!

— Да, Джин, — более уверенно сказала я, сжав руки в кулаки. Все Кобры смотрели на меня с уважением. Я не понимала, почему.

Когда все банды разошлись в разные стороны, я поймала Джин за руку и отвела в сторону.

— Эй, что ты себе поз…, — начала возмущаться чернокожая, но я её перебила.

— Куда я только что встряла?!

— А…, — девушка замялась. Меня затрясло.

— Куда?!

— Не кричи ты! — Кобра с опаской оглянулась, — ты будешь драться.

— С кем? — по моей спине пошёл холодный пот. Я ещё после той драки не отошла. Если на меня вновь ринуться все Лисы, то я точно не выживу…

— Пока не знаю. Лиззи выберет «счастливчика», — Джин пожала плечами и отвела взгляд. Что-то страшное…

— Но…где?

— Что «где»? — не поняла наставница.

— Где будет проходить…бой?

— За тобой зайдут мои ребята и проведут куда нужно. Будь готова, — девушка похлопала меня по плечу и ушла. Я смотрела ей вслед, одновременно злясь и решаясь: я должна заработать уважение, если хочу выжить здесь!

Прозвенел первый звонок. Все банды стали «стекаться» в школу. Я хотела подождать Клару, но побоялась опоздать на первый урок. Больше вокруг меня не было столько внимания, и я с облегчением выдохнула. В течение дня меня никто не трогал, и я была этому рада. Учителя мне понравились, они оказались очень милыми, но…запуганными? Школой правили дети…с ума сойти!

После уроков я со всех ног бежала домой. Мне хотелось закрыться и не выходить. Хотелось остаться дома, молчать с родителями или сидеть в своей комнате. Из двух зол я хотела выбрать меньшую. Но не могла…сама же подписала себе договор со смертью. Теперь я должна осторожно соблюдать все его пункты и правила. Сама виновата! Нужно было прочитать его, прежде чем «подписывать».

Я тихо зашла в дом, прикрыла дверь. По дому разносился потрясающий запах. Мама на кухне гремела посудой, и я слышала, как на сковороде трещит горячее масло. У меня тут же потекли слюнки. Сняв свою зелёную куртку, я бережно повесила её у входа, зная, что она мне совсем скоро пригодится.

Вчера, когда я пришла домой, родители стояли в коридоре, будто ждали меня там с момента моего ухода.

— Ты где была? — строго спросил папа, нахмурившись.

— Гуляла…

— С ним? — папа с каждым словом, словно туча, темнел всё сильнее. Мама же стояла и молчала. Так у нас было всегда. Папа воспитывал, мама молчала.

— Да. И с подругой, — соврала я, чтобы папе было спокойнее.

— Что это? — наконец, спросила меня мама, забирая из моих рук зелёную куртку, — чьё это?

— Это…Клары, — и вновь соврала. Со мной никогда раньше такого не было. Я не умела врать родителям. Каждый раз, когда я это делала, меня либо раскрывали, либо я ненавидела себя за обман, даже по мелочи. Но сейчас так было нужно.

— Подруги, с которой ты гуляла? — это уже становилось похоже на допрос.

— Да. Я жутко голодна, — под этим предлогом я раздвинула руками родителей и направилась на кухню. Но на этом мой допрос не заканчивался.

— Почему ты нам не позвонила? Мы волновались… Почему ты пришла так поздно? — подбородок мамы дрогнул. Я поняла, что у неё вновь материнская истерика.

— Простите… Просто, Джек показывал нам с Кларой одно место…оно в конце города, — я почти не соврала. Лишь приплела сюда Клару, — я хотела позвонить, но забыла телефон.

— Папа весь извёлся. Он уже готов был идти искать тебя! Ты нас так и не познакомила с этим мальчиком, мало ли что… Элис, мы места себе не находили! — мама заплакала, а папа обнял её за плечи, успокаивая.

— Прости, пожалуйста! В следующий раз я обязательно возьму свой телефон! Я не приду так поздно, обещаю! — я крепко обняла обоих родителей, но папа отстранился и серьёзным тоном сказал:

— Следующего раза не будет. Ты никуда больше с ними не пойдёшь. Ты больше не выйдешь из дома никуда, кроме школы.

— Почему? — спокойно спросила. Я знала отца. Многие качества и черты мне достались от него: в любой ситуации спокойна, сдержанна, увернно ищу выход. Он нашёл его: запереть меня дома. Но для себя же я найду другой.

— Потому что это опасно.

— Ясно, — бросила я и вышла из кухни. Мне нужно было обдумать. Ни к чему закатывать истерики отцу. Он ещё придёт в себя, остынет, и моё спокойствие послужит только плюсом к моему освобождению.

— Элис! — крикнула мама из кухни, думая, что у меня истерика. Но это было не так. Это было взросление. Самое настоящее взросление — умственное. Если такое, конечно, вообще бывает.

И вот, сейчас я стою в коридоре. Принюхиваюсь к запаху на кухне и понимаю — папа остыл, мама остыла, сам дом успокоился. Здесь царит умиротворение. Запах чего-то жареного разносится по всему дому. В гостиной тихо говорят голоса из телевизора, трещат дрова в камине, папа перелистывает страницы газеты, сидя в удобном кресле. На его ногах лежит тёплый плед. Я удивлена, что вся семья дома. Такое редко бывает. Захожу на кухню, обнимаю маму со спины и чувствую, как она улыбается. Целую маму в щёку и сажусь за стол.

— Как дела в школе? — спрашивает она, уже накладывая мне огромную порцию жареного бекона и картошки по-французски.

— Всё отлично. А почему вы не на работе? — мама ставит передо мной горячую тарелку с блюдом, от которого исходит пар и умопомрачительный запах.

— Папа теперь работает дома, а меня отпустили пораньше, — мама садиться напротив меня и смотрит, как я ем.

— Ого! Ты ведь только пришла туда работать! — мама смеётся.

Я не могу вдоволь насладиться её заливистым смехом. Мне кажется, что теперь я живу каждый день, как последний. Я дышу этими бесценными счастливыми моментами. Без них я умру. У меня есть смысл существовать и бороться, пока я счастлива. Но что будет, когда сердце вздребезги разобьётся? Наверное, я просто задохнусь…

В кухню входит папа. На нём квадратные чёрные очки, а в руках он держит газету. В зубах — длинная сигарета.

— Дилан, я же говорила, не кури в доме! — мама хмурится и встаёт из-за стола.

— Прости, — папа выкидывает недокуренную сигарету в урну, — я просто пришёл на вкусный запах, от которого чуть не загрыз кресло и «New York Times», — мы с мамой смеёмся. Папа садиться на место мамы — напротив меня, а она идёт кормить любимого мужа. Я тороплюсь, вспомнив о том, что за мной в любой момент могут прийти, доедаю остатки картошки и поднимаюсь со стула.

— Спасибо, мам! — я от души ещё раз целую женщину в щёку, она вновь улыбается. Вот она — любовь. Вот оно — счастье. Вот он — смысл жизни.

Поднимаюсь к себе наверх и одеваю максимально удобную одежду: чёрные лосины и просторную чёрную футболку. Заместо ботинок я обуваю удобные кроссовки. На всякий случай делаю тридцать отжиманий, вздыхая от боли в мышцах и теле. Последним штрихом я собираю волосы в хвост. Теперь я точно готова драться! Кем бы ни оказался мой соперник, тебе не жить! Осталась лишь ма-аленькая проблема — уговорить папу отпустить меня…и он даже не знает, что отпускает свою дочь на уличные бои…

Я подпрыгиваю на месте от резкого стука в окно. Меня до смерти пугает этот скрежет. Я подкрадываюсь к окну и выглядываю вниз. Под моим окном стоят два накаченных парня в зелёных куртках и белых майках, обтягивающих их внушительных размеров мышцы. У одного из "посланников" Джин в руке камень. В нём я узнаю бармена из "Вишнёвой змеи". А второй парень мне не знаком, но по нему видно, что он мой ровесник, в отличие от первого. Кажется, что этой груде мускулов лет тридцать. У парня "ровесника" густые светлые волосы, в которые он запускает руку, чтобы взъерошить. Накачен он не меньше, чем бармен. Я с опаской оглядываюсь на дверь своей комнаты, которая сейчас открыта, и в которую в любой момент может войти мама. Или того хуже — папа… Я быстро отскакиваю от окна, чтобы закрыть дверь и вновь подбегаю к нему. Решаюсь открыть окно. В моё лицо ударяет холодный воздух, пробирая до костей.