Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тюремщик принес кружку с водой, вышел и запер дверь.
Марсель остался один в своей мрачной каменной клетке. Толстые непроницаемые стены словно давили на него. Ужасные события ночи, как дикий кошмар, мучили его возбужденный мозг. Марсель думал о своем верном друге Викторе…
Тот наверняка не подозревает о случившемся с Марселем. Да и в будущем вряд ли узнает о злой судьбе, постигшей его лучшего друга… А бедная мать? Она ведь по–прежнему в руках ненавистного злодея, который увеличил свои преступления еще одной неслыханной жестокостью, – страшась мести, Бофор лишил свободы и заживо похоронил его, Марселя, в этой мрачной каменной могиле.
Хотя Марсель и сознавал свое полное бессилие, жажда мести не угасала в нем. Напротив, она все росла и росла. О, если бы ему только удалось вырваться отсюда!.. Болезненная усмешка тронула бледные губы Марселя. Он вспомнил, что узники Бастилии – живые покойники и надеяться им остается только на чудо…
И человек, заживо похоронивший его здесь, – не кто иной, как его родной дядя!
– Нет, он мне больше не родственник! – воскликнул Марсель. – Анатоль Бофор! Ты слышишь меня? С этого дня узы кровного родства порваны навек! Тебе удалось упрятать меня сюда, но время мести настанет!
Погруженный в свои думы, Марсель, как зверь в клетке, метался по камере. А когда из‑за стены до него донесся глухой старческий кашель, Марсель подумал, что его громкие шаги и восклицания, должно быть, разбудили узника в соседней камере.
– Я не хотел нарушать твой покой… – пробормотал Марсель виновато и присел на убогую постель.
Вскоре начало светать. Слабый утренний свет проник в камеру и осветил серые каменные стены.
Неподвижно сидел Марсель на своей койке и все думал, думал… пока усталость окончательно не одолела его. И тогда пришел сон – этот лучший друг всех несчастных и страдающих.
Когда Марсель проснулся, было совсем светло. Угрюмый старик–тюремщик вошел в камеру. Он принес полагавшуюся порцию скудной арестантской еды. Уходя, он так же тщательно, как и ночью, запер за собой дверь.
«Удивляюсь, как это меня еще и в кандалы не заковали, – сказал себе Марсель. – Впрочем, это удовольствие, должно быть, ждет меня впереди, когда герцог Бофор вспомнит обо мне и захочет потешить себя моим унижением… Для этой цели в стену, должно быть, и вмуровано это кольцо…» И только теперь перед Марселем во всей своей полноте предстал ужас его положения.
С мучительной медлительностью тянулись час за часом. С каждым часом росло отчаяние Марселя. Он в ярости сжимал кулаки и колотил в каменную стену.
Некоторое время спустя из‑за стены до него вновь донесся глухой кашель, а потом и голос. Марсель жадно прислушался.
– Послушай, сосед! – сказал голос с очень заметным иностранным акцентом. – Тебя зовет такой же арестант, как и ты. Ответь, слышишь ли ты меня?
Марсель недоумевал, каким образом голос соседа может дойти до него сквозь толстую каменную стену. Но голос, тем не менее, каким‑то образом доходил. И Марсель, поверивши в его реальность, громко отозвался:
– Да, я слышу твой голос!
– Можешь ли ты разобрать каждое слово так же отчетливо, как я сейчас слышу твои слова?
– Да, я слышу тебя довольно отчетливо! – воскликнул Марсель, прижавшись лбом к стене, из‑за которой доносились слова соседа. – Но объясни мне, пожалуйста, как это происходит?
– Эту загадку я объясню тебе потом… А теперь скажи‑ка мне – кто ты? Ночью я слышал, как ты выкрикивал имя Анатоля Бофора… Ты говорил о герцоге?
– О нем, о нем! – ответил Марсель.
– Так кто же ты и почему упоминал это имя?
– Я проклинал его! Что же касается моего имени, то что тебе в нем? Ведь все равно ты меня не знаешь.
Некоторое время за стеной царило молчание. Но потом последовал новый вопрос:
– Так за что ты проклинал герцога?
Назойливое любопытство неизвестного ему заключенного стало неприятно Марселю, и он, не ответив, молча бросился на свою постель.
Время ползло медленно. Марсель начал понимать, что самое ужасное в Бастилии – это убийственное однообразие. Мысль о том, что всю жизнь придется провести в этой глухой камере, не имея ни малейшей возможности хоть чем‑нибудь заняться, что придется медленно изнывать от убивающей скуки, будто тисками сжала его сердце.
Под вечер он снова услышал громкий и продолжительный кашель в соседней камере. И Марсель усомнился в своем предположении, что там сидит шпион, – такой это был нездоровый кашель. Но с другой стороны, настойчивое любопытство неизвестного узника было, по меньшей мере, странным.
Марсель еще не понимал, каким благодеянием здесь, в Бастилии, является каждое человеческое слово, услышанное после долгих лет томительного одиночества…
Ночью Марселя разбудил непонятный шум. То ли ветер колебал скверно укрепленную железку, глухо царапавшую стену, то ли в толще каменной стены скребли каким‑то инструментом…
Марсель приподнялся на постели. Быть может, это всего лишь крысы возятся в коридоре?..
Нет, теперь, насторожившись и обратившись в слух, он ясно различал, что царапанье слышалось в стене, отделявшей его камеру от любопытного соседа. И Марселю вспомнились слова офицера: «…номер семь – это номер, примыкающий к камере грека».
И еще Марсель заметил, что когда в галерее слышались мерные шаги часового, царапанье стихало и наступала мертвая тишина. Но едва часовой проходил мимо, как звуки железа, скребущего по камню, возобновлялись.
– Ты спишь? – вдруг различил Марсель слова соседа.
– Нет, я слышу тебя, – ответил Марсель.
– Не слышишь ли ты еще чего‑нибудь, кроме моих слов?
– Да, я слышу какой‑то хруст… словно кто‑то скребет каменную стену… Но ты не бойся, я не выдам тебя. Меня ведь это совершенно не касается.
– Я хочу сделать наше общение более удобным, – ответил грек. – Громко разговаривать нам нельзя, так как нас могут подслушать… А между тем у меня есть тайная причина искать сближения с тобой. Я слышал твои первые слова, когда ты вошел в свою камеру… И мне просто необходимо переговорить с тобой. Я пытаюсь проделать отверстие в разделяющей нас стене, чтобы можно было тихо говорить друг с другом. Один небольшой камешек я скоро смогу вынуть.
– Берегись, чтобы тюремщик не узнал…
– А, пусть… Мои дни все равно сочтены… Но на сегодня довольно… Спокойной ночи!
И в соседней камере все стихло.
Незнакомец пробудил в Марселе любопытство. Какая причина заставила этого грека искать сближения? И почему, собственно, дни его сочтены?..
На следующую ночь грек возобновил работу с прежним упорством и осторожностью.
