Посвисти для нас - Эндо Сюсаку

— Ты чего, обалдел? — со страдальческим видом спросил Эйити, постукивая ногтем по кончику сигареты.

— Э-э?

— Зачем ты сказал это Старику?

— Но… все же знают, что эффективность бетиона при лечении туберкулеза близка к нулю… — бессильно проговорил Тахара, опустив голову. — Моим пациентам это лекарство никак не поможет, сколько их ни корми. Вместо него лучше применять этамбутол.

— Старик говорит, что этамбутол можно применять только на критической стадии.

— Пациент с открытой формой, у него «пятерка» по Гафки, состояние критическое. И ты не хуже меня знаешь, почему Старик настаивает на бетионе. Он же получает деньги на исследования от фармацевтической компании, которая его выпускает.

Эйити молча зажег сигарету. Ему не надо было рассказывать, что целый ряд дополнительных проверок показал, что бетион бесполезен при лечении туберкулеза. Он относится к препаратам класса тибионов, которые больше не используются даже в Германии, где их впервые синтезировали.

Однако персонал клинического отделения продолжал применять бетион, делая вид, что ничего об этом не знает. Потому что все знали, что средства на исследования для отделения выделялись той самой фармкомпанией.

— Но… — Эйити скривился и посмотрел на горящий кончик сигареты. Оба смотрели в окно и молчали.

— Послушай, Тахара, — пробормотал Эйити, не отводя глаз от сигареты. — Не надо себе вредить.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, чтобы ты больше никогда не говорил об этом лекарстве.

— Но ведь я врач. Я лечу этого старика. Я за него отвечаю и хочу, чтобы он поправился.

— Все понятно. Я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Но ведь мы с тобой часть одной организации. Она называется клиника. Ты не сможешь сломать регламент.

— Я не собираюсь ломать никакого регламента…

— Тогда не надо создавать проблемы завотделением. Он имеет на тебя планы. Понимаешь или нет? — Эйити сделал паузу. — Но если Старик на тебя разозлится, Утида ничего не сможет сделать.

— Утида мне то же самое говорил. — Тахара засмеялся с легкой грустью, налил себе жидкого чая. — «Если будешь так себя вести, ходу тебе не будет», — вот что он сказал…

— Вот видишь. Потому что это отразится на твоем будущем.

— Но как же мой пациент? — проговорил Тахара и умолк, поднеся к губам чашку с чаем.

— Подумай хорошенько. Я больше ничего говорить не буду. — Эйити встал и потянулся. — Ладно. Я пойду в библиотеку.

— Ты… умный парень.

Эйити обернулся на вырвавшиеся у Тахары слова:

— Что?

— Ты все можешь рассудить.

— Да?

— Ты обязательно сделаешь карьеру в этой клинике.

Ничего не ответив, Эйити вышел из кафетерия. Вдоль длинного коридора у окон собрались одетые в подбитые ватой кимоно пациенты и медсестры. По-видимому, во дворе работники канцелярии изображали игру в волейбол.

«Ты обязательно сделаешь карьеру в этой клинике».

Слова Тахары все еще отчетливо звучали в ушах Эйити. Чего в них было больше: зависти или сарказма? Зависит от того, как к ним относиться.

«Все правильно. Я хочу сделать карьеру, — повторял про себя Эйити, представляя лицо Тахары. — А что в этом такого?» — Перед его глазами снова встал профессор Ии, уверенно шагающий по коридору. Лет через двадцать он, Эйити, будет вот так совершать обходы в сопровождении персонала клиники.

— Доктор Одзу из хирургии! Доктор Одзу! — зазвучало в динамике. — Свяжитесь с оператором. Доктор Одзу из хирургии. Доктор Одзу.

Эйити снял трубку внутреннего телефона, висевшего на стене в конце коридора.

— Одзу у телефона.

— Вам звонят, — услышал он голос дежурной на телефоне.

— Кто?

— Сестра Кэйко Имаи из терапевтического отделения. — Одзу почувствовал замешательство и колебание в голосе дежурной. — Она говорит… ей срочно надо поговорить с вами.

— Пожалуйста, соедините. — Одзу сжал трубку, подавляя неприятное чувство.

— Это я, — тут же послышался голос Кэйко.

— Что тебе? — холодно спросил Эйити. — Я сейчас занят.

— Сэнсэй, давайте встретимся сегодня вечером.

— Вечером? Я не смогу вырваться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Всего на десять минут.

После пререканий Эйити пообещал увидеться с Кэйко в пять вечера и повесил трубку.

«Вот коза навязчивая!»

Одзу представил плачущее лицо Кэйко. Когда она плакала, она становилась похожа на обезьяну. Противное зрелище. Он больше не чувствовал к медсестре ни малейшей привязанности. «А теперь еще вечер на нее тратить».

Не заходя больше в клиническое отделение, он направился на пост медсестры во второй корпус.

Одзу просматривал результаты анализов своих пациентов, когда появился Утида.

— Поди сюда на минутку, — вызвал он Одзу из комнаты. — Вот ведь удружил Тахара! И себе тоже! Старик по-настоящему вышел из себя.

— Я с ним говорил сейчас в кафетерии.

— Ну и что он?

Поколебавшись секунду, Эйити ответил:

— Как сказать… он, конечно, упрямый.

— Это правда. За такими глаз да глаз нужен.

— Мне очень жаль.

— Это я не про тебя. — Криво улыбнувшись, завотделением хлопнул Эйити по плечу. — Тебе нечего беспокоиться. Старик, похоже, в тебя верит. И мы на тебя очень надеемся.

— Спасибо. — Эйити наклонил голову и проводил взглядом Утиду, который стал спускаться по лестнице.

С часа до трех у пациентов был тихий час. В здании больницы стало тихо.

Сидя в библиотеке за раскрытой книгой, Одзу с тяжестью в душе думал о Кэйко Имаи, которая навязалась на этот вечер.

Отношения с Кэйко продолжались полгода. До нее у него случались интрижки с другими сестрами, но ни одна при расставании не причиняла ему столько проблем, как эта липучая Кэйко.

После библиотеки он снова зашел во второй корпус и обошел своих пациентов. Тихий час закончился, и в коридоры и палаты вернулась беспорядочная шумная суета.

Из пяти пациентов, за которых отвечал Эйити, у трех был туберкулез легких — двое мужчин ожидали операции, еще один готовился выписываться.

Эйити, сказать по правде, уже мало интересовали туберкулезные больные. Из-за антибиотиков и ранней диагностики число пациентов сокращалось, курс лечения был строго определен. Перспектив у этой области не было.

Поэтому он выбрал своей дальнейшей целью лечение рака в свете теории Кребса[17]. В университете в ближайшем будущем планировалось создать онкологический центр. Одзу и его коллеги с нетерпением ждали, когда он будет построен. В будущем хирургия сосредоточится на онкологии, заболеваниях сердца и мозга.

Одним из его нынешних пациентов был пожилой мужчина с раком легкого. Топ-менеджер крупной компании. В скором времени ему, видимо, предстояла операция. Врачи, конечно, говорили пациенту, что у него туберкулез, хотя и знали, что все равно придется сказать его семье правду.

Эйити поднялся на третий этаж и вошел в угловую палату. Молодая женщина, дочь пациента, старательно устанавливала в вазу большой букет.

— Добрый день! — Эйити улыбнулся и обвел взглядом палату. — Как самочувствие?

Пациент, превозмогая вялость, попытался встать с кровати.

— Лежите, лежите.

— Да так. Без изменений. Хотя после обеда закашлялся — и с кровью получилось.

Эйити приставил стетоскоп к груди старика. Стоявшая у него за спиной дочь сдерживала себя, сложив руки.

— Доктор! Он жалуется, что руки болят, — с тревогой в голосе проговорила она.

— Это может быть невралгия. — Одзу изобразил наигранную улыбку и тряхнул головой. — Для беспокойства нет оснований. Долго боль не продлится.

— Да?.. А это не рак? — Лежавший на спине старик внимательно посмотрел на Эйити. — У меня приятель умер от рака легких… Вот он жаловался на боли в груди и руках…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну, при раке болевые ощущение куда серьезнее, — отвечал Эйити, все так же улыбаясь. — Не надо себя тревожить без нужды. Положитесь на нас.

Облегчение и доверие нарисовались на лице дочери. «А девица очень даже ничего», — пробормотал про себя Эйити. Но тут перед ним возникли глаза Кэйко, встреча с которой предстояла вечером, и он быстро опустил взгляд.