Земля призраков - Эрин Харт

— На свирели. Уверяю, Финтан просто с ума сходит от музыки — всегда сходил.

— Я надеялся еще раз поговорить с Бренданом, — сказал Кормак, натягивая туфлю. Этим днем Мак-Ганн исчез с болота так быстро, что он даже не успел заговорить о финансовой компенсации. Фонд артефактов Борд на Мона платил довольно-таки приличное вознаграждение — в основном торфяным рабочим, дабы предотвратить хищения. Но упорядоченной системы оплаты за предметы, найденные на частной земле, не существовало. Большинство людей не ожидало вознаграждения за обнаруженные человеческие останки. Но прояснить реальную ситуацию, по возможности не задавая конкретных вопросов, — часть его работы.

— Он немного грубоват, я знаю, но Брендан один из достойнейших людей, которых вы можете здесь встретить, — сказала Уна. — Он просто немного не в себе, это нервы. Уже конец апреля, а он считает, что нам следовало закончить укладку торфа две недели назад.

Пока они ехали, Кормак понял, что начинает осваиваться в этих местах. Данбег располагался в центре маленького полуострова, омываемого Луг Дерг. Он знал, что к северу от городка располагается Браклин Хаус, а далее по берегу раскинулись бурые просторы Драмклегганского болота. Прекрасный день сменился вечером, и теперь молочные блики вечернего света играли на волнах Луг Дерг, видимого, пока они поднимались по дороге, сквозь буйную поросль живой изгороди.

Некоторое время Уна молчала, а затем спросила:

— Вы благополучно переправили cailin rua [4] в Дублин?

«Cailin rua», — подумал Кормак. — Подходящее для нее имя: Рыжая девушка.

— Никто не объяснил, что с ней произошло.

— Ну, доктор Гейвин и персонал музея посмотрят, смогут ли они определить ее возраст и попытаются выяснить, как она умерла, я полагаю. Можно было бы получить большие результаты, если бы сохранилось и тело, но они все же узнают многое.

Уна помолчала, и он ощутил неловкость от собственного оптимизма.

— Это не то, что вы хотели выяснить?

— Вообще-то я имела в виду: что в конце концов с ней произойдет…

— Сейчас Национальный музей хранит все экземпляры тел в специальном холодильнике, — ответил Кормак, сознавая, как бессердечно звучат его слова.

— Но в чем же здесь смысл? Может, бедная девушка заслужила покой?

— Если мы сохраним болотные останки, впоследствии появится шанс ответить на такие вопросы, о которых мы сейчас еще и не задумываемся. Обследования проводятся с максимальной бережностью.

Кажется, Уну его ответы не удовлетворили, но больше она ничего не сказала.

Когда они миновали изгиб дороги, среди деревьев поднялась грозная башня. Массивная каменная кладка выглядела крепкой, но сквозь крышу зияло небо, а из трещин в камнях росли пучки травы и дикого флокса. В серый каменный массив, наполовину увитый плющом, врезались узкие окна. Хотя башня всегда стояла на этой дороге, Кормак раньше ее не замечал.

— Это ОʼФлаэртис Тауер, — пояснила Уна. — Когда-то здесь жила большая семья. Сейчас он принадлежит Браклин Хаус — Хью Осборну.

Когда Кормак замедлил скорость, чтобы рассмотреть башню получше, в одном из верхних окон появилась большая ворона, расправила крылья и начала кружить над руинами. Затем к ней присоединилась еще одна птица, затем — быстро, друг за другом — еще и еще одна. Вскоре верхушку башни окутала кружащаяся масса черных крыльев и какофония карканья. Зрелище это затронуло потаенные глубины, где Кормак сохранял некие потусторонние образы и впечатления, нечто далекое от современности, связанное с мифом и памятью, временем и пространством.

Затем, так же неожиданно, как и появилась, шумная стая птиц исчезла. Осталась лишь одинокая черная птица с отраженными в ее глянцевых черных крыльях вечерними огнями, вьющаяся у стен замка. Рядом послышался голос.

— С вами все в порядке? — спросила Уна. Кормак очнулся, словно пробудившись от сна, и увидел свои сжимающие руль руки. Джип не двигался. Он притормозил его посреди дороги.

— Люди говорят, здесь есть привидения, — продолжала Уна. — Сейчас они смотрят прямо на вас. Я почти готова этому поверить.

— Извините, — сказал Кормак, надавив на акселератор. За поворотом густой лес, который окружал башню, сменился редким подлесьем, подступающим к каменной ограде усадьбы Осборна.

— Здесь живет Хью Осборн?

Уна кивнула. За глыбами ограды и выкованными из железа воротами Кормак увидел лужайку, регулярный сад и сам Браклин Хаус, крепкий особняк из темно-серого камня с крутой шиферной крышей, фронтонами и зубчиками. Скромный, как полагается ирландскому сельскому дому, но сохраняющий все приметы того века, в котором был построен.

— Прекрасное старинное место, — сказал он. Безобидное замечание, однако одного взгляда на Уну было достаточно, чтобы понять: он попал на больное место.

Ее слова полились потоком.

— Я полагаю, Девейни поведал вам, как полиция многократно пыталась повесить вину на Хью? Конечно, доказательств нет, поскольку он ни в чем не замешан. Просто злобные разговорчики язвительных людишек, которым больше нечем занять свои мозги. Что бы ни случилось с Майной и ребенком, я уверена, Хью к этому не имеет никакого отношения. Любой видел, что он обожает семью. Последние два года были ужасны. Помимо всех бед — полиция вынюхивает все вокруг, а городишко наблюдает и ждет… — она остановился, перевела дыхание, но сдержала слезы. — Порой я вправду ненавижу это чертово местечко.

Почему он так уверен, что Уна Мак-Ганн не раз защищала Хью Осборна?

— Я полагаю, вы давно его знаете?

Он наблюдал, как ее лицо и поза смягчились.

— Не очень, на самом деле. Он немного старше и уезжал учиться, пока мы росли. Но я познакомилась с ним, когда ездила на занятия в университет, в Голвее — он там преподает географию. Одно время я добиралась туда автостопом, и он меня подбрасывал.

— Что вы изучали?

— Прикладное искусство, — сказала Уна. — Но я не закончила.

По ее тону можно было предположить: здесь скрывается нечто большее, но Кормак понял, что ей неловко об этом рассказывать.

— Вы так добры: слушаете меня, а я говорю, говорю, — заключила она.

— Вы знали его жену?

— Вообще-то — нет. Так, здоровались. Мы ездили по этой дороге. Я не знаю, как Хью до сих пор держится.

Кормак еще не дошел до того, чтобы считать себя убежденным холостяком, но он никогда не был женат, никогда не был отцом. Стараясь поставить себя на место Хью Осборна, он всматривался в окна Браклин Хаус и пытался разглядеть в них признаки жизни. Уна проследила за его взглядом, а затем, отведя глаза, посмотрела на свои сжатые кулаки.

Он хотел спросить Уну, что, по ее мнению, могло случиться с Майной Осборн, но передумал. Отъехав от ворот Браклин Хаус, Кормак задался вопросом: была ли ее помощь, оказанная Осборну на болоте, просто соседской заботой? Он помнил, как взволнованно покручивал вилами брат Уны.

Они проехали меньше четверти мили, когда Уна сказала:

— Сверните к следующим воротам на левой стороне.

Кормак выполнил ее указание, и джип с грохотом пронесся через коровий загон и двинулся вверх по склону. Дома Мак-Ганна, заслоненного холмом и окруженного с трех сторон бледно-зелеными пихтами, возвышавшимися почти до карниза, не было видно с дороги. Подобно большинству старинных фермерских домов, он был «широкоплечим» и компактным, приземистым, с маленькими окнами. На фасаде виднелась свежая побелка, а парадную дверь и оконные рамы недавно выкрасили блестящей черной эмалью. Сбоку от двери рос старомодный дикий шиповник, а каждая клумба была заботливо обихожена. У одной из стен крытого жестью сарая под навесом была припаркована старая черная машина. Все здесь свидетельствовало о семейном хозяйстве, насчитывавшем лет тридцать-сорок.

— Брендан — человек с лопатой и малярной кистью, — сообщила Уна. — Он любит это место, словно сына. Он был так расстроен, когда наш отец сменил старую соломенную крышу — три дня спал в сарае! А когда собирались строить новый дом, просто ощетинился. И слышать об этом не хотел.

Кормак понял. Человек, по сию пору добывающий торф собственными руками, уж точно не склонен к переменам. Девушка толкнула черную парадную дверь. Дом состоял из двух равных половин, с главным коридором по центру. Уна провела его в кухню, сердцевину дома. Посередине кухни стоял тяжелый сосновый стол, покрытый промасленной тканью, заваленный чесночной шелухой и морковными очистками. Рядом с раковиной поместился буфет, полный голубого фарфора. Но доминировал здесь старинный каменный камин, сейчас, правда, холодный. Тепло исходило от огромной плиты, расположенной подле камина. А распространявшийся из литого железного горшка запах напомнил Кормаку, как он изголодался.

— Будете чай? — спросила его Уна. — Конечно, будете. Финтан перед уходом, должно быть, перекусил тушеным мясом. Парни только притворяются беспомощными, на самом-то деле они способны о себе позаботиться.