Практикум для теоретика (СИ) - Анна Стриковская

— А куда ты дела своего мужа?

— Он уехал на сборище виноделов. Будут решать всякие глупые вопросы, а потом напьются как свиньи. Бруно меня звал, но я предпочла этот день провести с тобой. Любоваться, как эти старые хрычи будут спаивать моего мужа? Увольте!

Педро отвез нас и с гордостью обвел рукой бухточку, словно представляя свои владения. Соль огляделась.

— Классное местечко! Мне нравится. Надо будет как‑нибудь притащить сюда Бруно. А то он вроде тебя: работает — работает, никак не найдет времени отдохнуть.

Когда же рыбак скрылся за мысом, отсалютовав нам веслом, Соледад вдруг вперила в меня свой знаменитый взгляд, который я называла прокурорским, и сказала:

— Ты мне не нравишься.

Я пожала плечами.

— Сказала тоже. Я сама себе не нравлюсь. Да и как такое может кому‑то нравиться?

Она плюхнулась рядом со мной на песок, взяла меня за плечи и заглянула в глаза:

— Ты действительно так думаешь?

— А что тебя удивляет?

— Ну, вообще‑то ты мне нравишься, и не только мне. Вряд ли я бы стала с тобой дружить, если бы ты была мне несимпатична.

Я опустила глаза. Вот как объяснить ей, что я чудовище? К Соль я отношусь очень хорошо, она моя единственная за всю жизнь подруга, а она… Она просто очень хороший человек и ей меня жалко.

— Так, нечего песок рассматривать. Лучше скажи мне, что тебе в себе не нравится?

— Мне ничего не нравится.

— А все же? Внешность?

— Она в том числе. Ты же не будешь утверждать, что я красавица.

Соледад рассмеялась.

— Красавица? Нет конечно. Ты милая, а это гораздо лучше.

— Гораздо хуже! Дело не в том, что я не красавица, а в том, что у меня затрапезная, невзрачная внешность. Лучше уж быть уродом, как наша магистр Лисистрата.

Лисистрата была одна из ведущих целительниц. Кроме огромного дара, у нее еще была самая, на мой взгляд, запоминающаяся внешность. Уродливая, даже страшная, но притягивающей к себе все взгляды. Лисистрата обладала невероятной харизмой. Перечить ей не решался никто. Стоило ей нахмурить брови, как студенты тут же становились шелковыми, а ректор превращался в комнатную собачку и бежал по ее поручению. Мне бы так!

В ответ на эту мою реплику Соль еще громче закатилась смехом:

— Ничего себе. Милашка Марта Аспен завидует Лисистрате! Кому рассказать — не поверят! Девочка, посмотри на себя в зеркало и успокойся. Когда у тебя так горят глаза, ты — само очарование.

Она меня не понимает или я не умею объяснить? Скорее второе.

— Понимаешь, Соль, я не такая, как ты, например.

— Так это же прекрасно! Зачем нам вторая Соледад?

— Я не в этом смысле. Ты такая добрая, хорошая, все чувствуешь… А я…

— Ты злая и бесчувственная, хочешь сказать? Ну знаешь, много я ерунды слышала, но такой…

— Погоди, послушай…

И я выложила все, о чем думала последнюю декаду. Про родителей, братьев, любовников и про то, что у меня нет настоящих чувств, тех о каких книги пишут и в песнях поют. Мысли есть, а чувств нету.

Соль слушала меня, не перебивая, а когда я наконец закончила, еще некоторое время молчала. По лицу ее было видно, что она переваривает сказанное. Затем она вдруг погладила меня по голове и привлекла к груди, как ребенка. Моя мать так никогда не делала.

— Бедная девочка. Бедная маленькая девочка.

В первую минуту мне стало так хорошо и тепло, что внутри открылись какие‑то краны и из глаз сами собой потекли слезы. Но потом я устыдилась: нельзя же так распускаться! А Соледад все гладила меня по голове.

Я осторожно выбралась из ее объятий и спросила:

— Ну, что ты обо всем этом думаешь?

Она ответила вопросом на вопрос, причем спросил такое… Я никак не ожидала.

— Марта, а сколько тебе лет?

— Двадцать пять, а что?

Соль задумалась, потом сказала:

— Ты на три года моложе Бруно, но он по сравнению с тобой дитя — дитем… хотя ты тоже хороша. А знаешь, сколько мне?

— Понятия не имею.

Я, конечно, понимала, что Соль меня старше, но когда поняла насколько… Не упала только потому, что и так сидела на песке.

— Пятьдесят шесть. Для ведьмы юность, но, как ты понимаешь, жизненный опыт еще никто не отменял. И вот что я тебе скажу: не переживай.

— В смысле?

— А вот просто: не переживай. Или так: не бери в голову. Ты нормальная. Просто у таких умненьких, как ты, эмоциональное развитие часто запаздывает.

Я вытаращила глаза, Соль на это махнула рукой:

— Ум поначалу все подавляет, детка. Но приходит время, и чувства расцветают тоже. А что поздно расцветает, долго цветет. Я, конечно, не целитель душ, но кое‑что про это знаю. Все в твоей жизни еще будет: и яркие чувства, и любовь. А то, что ты сказала про родителей… Ты их любишь, запомни! Просто при этом реально оцениваешь. Так это трудней: любить такими, какие они есть, а не рисовать себе идеальный портрет и с ним носиться, как с писаной торбой.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю. Вот скажи: если с твоими не приведи боги, что‑нибудь случится, ты же все бросишь и побежишь на помощь?

Странные вопросы она задает.

— Ну естественно, они же моя семья.

— Вот это и есть любовь. Настоящая, действенная, а не сюси — пуси. Ну, а любовь к мужчине… Когда придет, ты поймешь.

— А ты, Соль? Я же вижу, что ты любишь Бруно… Но я никогда не думала, что между вами такая разница. А он знает?

Моя подруга вздохнула.

— Знает. Я ему сразу сказала. Иначе вышло бы нечестно. Своих я не обманываю даже в мелочах, а тут совсем не мелочи. Ты же знаешь, как мы познакомились?

Ну еще бы! История любви Соль и Бруно разворачивалась на моих глазах. Сначала была ее статья в «Вестнике травника», которую Бруно прочел и написал автору. Он еще не знал, что С. Каванис — это не зануда — ботаник, а прекрасная девушка. Она ему ответила, завязалась переписка, а через полгода они встретились на сборище растениеводов.

Бруно узрел Соледад и влюбился с первого взгляда. Правда, он потом уверял, что влюбился в нее еще по письмам, а встреча только подтвердила правильность его первоначального чувства. Он ей тоже понравился.

Мне она тогда не стала сообщать, что влюблена, но, вернувшись с того форума, говорила только о Бруно. Ясно было, что он запал ей в душу.

Затем было долгое ухаживание. Предложение он сделал на третьем или четвертом свидании, но Соледад желала проверить чувства. Да и уйти посреди учебного года ей бы никто не позволил. Бруно просадил огромные деньги на порталы в столицу: он не мог бросить свое хозяйство, но не видя Соль жить тоже не хотел.