Ереван. Мифология современного города - Светлана Лурье

Еще пример. Нечастые в 60-е очереди в Ереване превращались в престранное действо: “порядка” никто не хотел соблюдать. Вместо очереди возникала толпа равноотдаленных от прилавка очень напряженных граждан, которая, между тем, ревностно следила за соблюдением дистанции между людьми. Ситуация, в которой кто-то мог, паче чаяния, толкнуть другого, могла стать поводом для такого длительного (на много дней!) конфликта, что часть людей предпочла бы, скорее, уйти без покупки, чем создавать себе проблему.

Одновременно с правилами, вошли в обиход и новые элементы образа жизни.

Во-первых, это употребление кофе. Это занятие “оторвалось” от привнесших его “в общий котел” новоприезжих, и стало общим для всех.

Во-вторых, вошло в традицию проводить время в кафе, вне своих дворов. Кафе посещали компаниями, поначалу именно дворовыми, а потом кафе стали большим центром притяжения и образования компаний, чем сами дворы.

Далее, неожиданно появилось массовое увлечение поэзией, эстрадой, театром. Молодежный литературный журнал “Гарун” (“Весна”) читали как откровение.

Поэзию – в первую очередь, она в те годы открыла много имен (Паруйр Севак, Сильва Капутикян). Кроме робких попыток в прозе своих авторов (Вардкес Петросян, Серо Ханзадян), читали переводы. Причем, с удовольствием читали переводы на армянский произведений, с которыми были знакомы на русском языке. Казалось, у людей появилась потребность освоить заново свой литературный язык. И переводчики оправдывали ожидания: переводом на армянский Шекспира, Гете и Лопе де Вега армяне гордятся до сих пор, а перевод “12 стульев” Ильфа и Петрова, выполненный Арменом Ованесяном, получился уморительно смешным.

Одно отличие ереванской культуры от общесоветской стоит подчеркнуть особо. Даже наиболее “экстремальные” проявления типа абстрактной живописи, джаза, поэзии “времен оттепели” не встречали выраженного противодействия со стороны властей или старшего “сталинского” поколения. Наоборот – принимались всеми довольно естественно. Поэтому “активность” в Ереване не приобрела, в отличие от других городов, никаких признаков “борьбы”, противодействия официозу, “кухонных чтений ксероксов по ночам”, альтернативности или диссидентства.

Домашняя библиотека

Общая для всех ереванцев домашняя библиотека стала собираться именно после юбилея Саят-Нова. С каким удовольствием люди всех слоев и любого уровня образования ставили на полку книжку за книжкой! “Избранное” Исаакяна, затем “Давид Сасунский” по-армянски и по-русски с иллюстрациями Мартироса Сарьяна, затем “Раны Армении” Абовяна и “Сказки” Туманяна, “Толстый” песенник, через год-два – три книжки “тонкого” “Песенника”, стихи Севака, пьесы Шиллера, “Сочинения” Шекспира, “Уроки Армении” Андрея Битова.

Тот кто хорошо помнит те годы, продолжит этот странный, но совершенно “обязательный” список. Наверное, люди постарше точнее расскажут, какими книгами и в каком порядке он пополнялся…

Изящный шрифт “Нотр гир” (стилизация под почерк Саят-Нова) и непременные кяманча, лань, гранат или виноград украшали тонкие малоформатные книжицы молодых поэтов и прозаиков.

Кроме художественной литературы, в список обязательных попадала и публицистика. Кто из ереванцев не имел обоих изданий (армянского и русского) “Семи песен об Армении” Геворка Эмина, или совершенно, по сути, “невозможной” даже в годы оттепели в СССР книги Армена Ованесяна “Я люблю вас, люди”, большая часть которой была посвящена… группе “Битлз”!

У многих ереванцев начали выстраиваться на полках и тома историка Лео.

Особую часть в ереванской книжной коллекции составляли сувенирные издания об Армении, о Ереване. Том “Армения” из многотомника “Советский Союз”, пачка книжечек с переводом стихотворения “Ахтамар” на два десятка языков, комплекты открыток “Ереван”, “Леонид Енгибарян”, “Картины Сарьяна”…

Среди многих издававшихся в то время книг в “обязательную библиотеку” попадало только то, в чем ереванцы каким-то непонятным образом находили что-то однозначно “свое”. Через годы выяснилось, что даже номера журнала “Гарун” сохранились у многих одни и те же – любимые. Просматривая их сейчас, уже трудно сказать, почему именно на них пал выбор тогдашних читателей…

До начала 70 – х продолжал расти почти стандартный для всех список книг, которые можно назвать “библиотекой ереванца”. В 60 – 70 зайдя в любой дом, ереванец видел на полке те же книги, что у себя дома. Это очень объединяло людей. В 70-е “обязательных” для всех книг не осталось. Пожалуй, если искать исключения, то их найдется всего два: вышедшие намного позже “Пьесы” Перча Зейтунцяна и “Старые боги” Левона Шанта.

Ереванская мода

Центром обсуждения, обмена впечатлениями была улица Саят-Нова, ее кафе. Люди стали восприимчивы к моде. “Стиляжная” одежда была очень распространена, среди нарядной женской одежды наибольшей любовью пользовался “костюмчик” в стиле Коко Шанель – предмет мечтаний любой ереванки. Ереванцы с этих пор сохранили интерес к моде на долгие годы. Причем, и мужчины, и женщины. Интересно, что модные атрибуты, которые в местах своего происхождения считались вызывающими, эпатажными, или даже рожденными контр-культурой, в Ереване почти всегда принимались с легкостью, и не вызывали негативной реакции. Например, клетчатая рубашка “пузырем” и брюки-“дудочки” стиляг не шокировали старшее поколение.

От ереванских стиляг дурного не ждали: “это же наши ереванские мальчики!”. Так будет потом и с одеждой “хиппи”, “панков” и т.д. В Ереване эта одежда не была знаком, который заставлял бы насторожиться. Только в 70 – х появится в Ереване знаковая одежда собственного изобретения, не имеющая никаких внешних аналогов.

А в 60 – х поведение молодого человека было связано с “ереванскими традициями” и не могло измениться к худшему, как бы ни был он одет.

Интересно также, что кафе принадлежали не только молодежи. Собственно, такого понятия, как “молодежь” в Ереване не было. Просто были люди разного возраста, и все они ходили в кафе.

В кафе почти ничего не ели. У армян принято есть почти исключительно дома (и, конечно, в гостях), кафе их заменить не могли. Другого “общепита” в Ереване никогда не было, и он так и не возник. Определенный интерес к ресторанам появился именно в эти годы, но они были все же очень дороги.

Зато кафе привлекали возможностью общения, иногда – послушать джаз (тоже не вызывавший ничьих возражений), и в связи с этим укрепились “шрджапаты”, даже за счет внутрисемейного и соседского общения.

Ереванские песни

Удивительно сложилась и судьба эстрады в Ереване. Интерес к ней рос день ото дня, появлялись новые исполнители. Все, чем интересовались ереванцы – это своя, армянская эстрада. Более того – большинство песен было о Ереване и об Армении. Очередь для какой-либо другой тематики пришла лишь лет 10-15 спустя. В 55 – 70 – ых годах армяне пели почти исключительно о “городе”, “улицах”, “родном крае”, “весне”. Даже о любви пели намного меньше, и то сопровождая ее все теми же “городом” и “весной”. Собственно, почти единственной песней о любви была знаменитая “Оф, сирун, сирун”, которая несла бремя популярности в гордом одиночестве почти целое десятилетие.

В джазе ли, в эстрадной ли песне – неожиданно находились безусловно “армянские” мотивы, своеобразное звучание. Например великолепный вальс “Вечерний Ереван” или марш из “революционной кинокомедии” “Парни музкоманды”. В них звучали мотивы, очень тонко связывающие современную музыку с армянской классикой конца XIX – начала XX века.

Был и популярный твист – “Ереван, мой каменный город”, и шейк – “Мой красивый Ереван”.

Пели и на армянском, и на русском языках.

“Родился я здесь, и вырос я здесь, здесь воду студеную пил…”,- пел певец по-армянски с сильным русским акцентом. Возможно, в действительности он родился где-то в России. Но то шутливо-искусственное создание образа Родины, которое подразумевало древние корни, “старинные традиции”, играло роль и тут: “мы все здесь старожилы, все хозяева этой древней земли” (Несколько позже эту “игру” поддержит и фильм “Путь на арену” о клоуне-миме Леониде Енгибарове на самом деле всю жизнь прожившем в Москве. В фильме историю его молодости свяжут с Ереваном, с севанскими рыбаками, с фонтаном “Каскад”, который и построен-то был за год до выхода фильма!).

Бывший парижанин Жан Татлян сочинил и пел свою знаменитую песню “Фонари” на русском языке. Фонари, огни – символ Еревана. Ни в каком другом городе, считали ереванцы, нет таких фонарей. Точное попадание в тему позволило Жану Татляну стать первым общим кумиром: его обожали все, от мала до велика. Это был Элвис Пресли Еревана!

На музыку все той же любимой “Песни первой любви” пел азербайджанец Рашид Бейбутов: “Приезжайте к нам в Ереван, как к себе домой: / Он и вам будет город родной!”. “У Рашида отец в Ереване живет”, – непременно рассказывали гостям: “Это же наш, ереванский парень”.