Герда - Эдуард Веркин

– Помашет-помашет.

– Ага, помашет, – усмехнулся Гром. – Будь осторожен, у этой козявки мощный удар. Береги голову смолоду, держи ноги в тепле.

– Поберегу.

Я направился к девчонкам.

Они снова вовсю вувузелили. Гремели, дудели, в бубен били. Кроме того, на поясе у невысокой висел мегафон, но им она почему-то не пользовалась.

Я приблизился, прочитал плакаты.

«Гражданин! Бойкотируй магазин «Щедрый Ручеек»! Здесь продают спиртное несовершеннолетним». «Позор». «Будь трезвым. Будь готовым». «Пьянство – удел рабов». Кроме того, имелись увеличенные фотографии пьяных недорослей в разных, порой весьма отвратительных, позах. Наглядная агитация.

«Сбор подписей в поддержку антиалкогольного законопроекта». И стрелка в виде булатного меча.

Поглядел в сторону стрелки и обнаружил табуретку, на ней альбом с привязанной ручкой.

– Где тут подписаться? – спросил я.

Невысокая указала на альбом.

– Только надо с адресом, – сказала она.

– Зачем?

– Если без адреса, то не считается. А ты что, боишься?

– Нет, – сказал я.

После чего вписал в соответствующую графу адрес, фамилию и расписался. Пятьсот восемьдесят девятый. Неплохо набрали. Каждый сотый житель, получается, подписался.

– А дальше что? – спросил я. – Ну, подписи, и что?

– Прикроем магазинчик, – пояснила низенькая. – Или штраф в три миллиона. Одним словом, пожалеют.

– Понятно. Правильное дело. Слушайте, девчонки, у меня к вам предложение.

Худая и длинная девушка насупилась, невысокая, напротив, ухмыльнулась. Кстати, не такая она уж и невысокая, выше моего плеча, а я длинный для своего возраста. Просто худенькая. Наверное, даже худее своей подружки.

– Ну, предложи, – сказала она. – Только я одному предлагателю только что по башке треснула. Твой дружок, кажется?

Кивнула в сторону Громова, который после позорного отступления прятался в тени дерев.

– Этот? – Я поглядел на Громова. – Да не, он мне не друг. Брат. Приехал из Заречья от синусита лечиться.

– От синусита… – захихикала длинная.

– В Заречье что, все такие бараны? – спросила низенькая.

А она ничего, подумал вдруг я. Лицо такое… Необычное.

– Все, – вздохнул я. – Я там был на прошлой неделе – дремучее местечко. Народ дикий, сплошное животноводство, знаете ли…

Другая девчонка опять хохотнула. С чего-то. Наверное, действительно АО.

– Дикие, значит? – уточнила невысокая. – Животноводство?

– Ага… – сказал я. – Овес колосится, озимые там, туда-сюда…

Но уже не очень уверенно сказал.

– Сашка сама, между прочим, из Заречья, – сказала высокая и синяя. – А я с Монтажного. В Монтажном тоже все дикие? И овес?

– Нет… – неуверенно сказал я. – Там зябь, наверное… Я просто…

– Просто, значит…

Приготовился. Ну, что сейчас эта Сашка-вувузельщица треснет меня по башке своей трубой, и пойду я к Громову, потерпевший, как и он, неудачу, весь в осколках самолюбия.

Но Сашка почему-то не стукнула меня зеленой пластиковой дудкой, я так думаю, просто сломать боялась.

– Иди отсюда, – сказала она. – Животновод. Достали уже сегодня…

– Иди-иди, – поддакнула длинная. – А то у нас патруль скоро меняется, пацаны придут, они тоже из Заречья. Навешают.

Посмотрела на часы и дунула в трубу. И Сашка тоже дунула, и стали они дудеть, и бренчать, и громыхать, и продолжалось это довольно долго, наверное, минуты три. Все эти три минуты я упрямо стоял посреди этой дикарской музыки и думал о том, что телефон мне терять не хочется.

Поэтому, когда Сашка с подружкой закончили звуковую атаку на магазин «Ручеек», я решил действовать иначе.

– Ладно, девчонки, он мне не брат, – признался я. – Учимся вместе. Короче, мы с ним поспорили, сумеем ли мы вас пригласить на концерт. Хороший концерт, «Анаболики» приезжают, там можно в певцов помидорами кидать. А? Соглашайтесь. В четыре часа на Кукуе.

– И что ты выигрываешь? – сощурилась Сашка. – Если мы согласимся?

– Пиццу, – соврал я. – Давайте вы ему скажете, что согласны? Сходим на концерт, а потом на пиццу еще. А? Бесплатно совсем.

Девчонки переглянулись.

– В «Наполи» отличную гавайскую пиццу делают, – продолжал уговаривать я. – С ананасами, с курицей, с креветками и с кокосовым молоком, просто ап. Каждому по большой пицце и по молочному коктейлю за счет этого лошпаноида.

Я кивнул в сторону Грома.

– Ну, не знаю, – поморщилась Сашка. – У меня зачеты…

– Я люблю гавайскую, – сказала длинная. – И «Дьябло». И «Четыре сыра».

– У меня зачеты, – сказала Сашка.

– Я же не предлагаю всю ночь гулять, – успокоил я. – Концерт в четыре начнется, в шесть закончится. Слопаем пиццу – и все, в полседьмого уже свободны. Как?

– Ну… – Сашка поглядела на подружку. – Юль, ну как?

– Нормально вроде, – ответила Юля.

– И прекрасно, – улыбнулся я. – Значит, в четыре часа на Кукуе. Так?

– Так, – кивнули девчонки.

– Саш, еще такое дело. Надо этому… – Я указал на Громова. – Надо ему рукой помахать. Ну, чтобы показать, что вы согласны пойти. Помаши, а, Саша?

– Ладно.

Сашка помахала рукой в сторону Грома.

– Все, встречаемся на Кукуе.

Я повернулся и собрался уже было уйти, но Сашка сказала:

– Погоди, Игорек.

Я остановился. Откуда, интересно, она мое имя знает? Дурак, я, конечно, сам же в альбоме расписался, а теперь удивляюсь. Адрес еще сообщил, молодец. АО во всем блеске, одним словом.

– Игорек, только ты сам тоже приходи, – сказала Сашка. – А если не придешь, я у тебя под окнами такой концерт устрою… Пожалеешь, короче.

– Пожалеешь-пожалеешь, – добавила Юля.

– Да я и не думал…

– Ага.

Сказала Саша и стала дудеть в трубу. И Юля стала дудеть в трубу. Особенно злобно, так что я от этого звукового удара поспешил к Громову.

Громов вертел мобильник меж пальцев и грустнел.

– Гони мобилку, – улыбнулся я.

– Да ладно… – сказал он. – Мы ж прикалывались.

– Разве? А мне показалось, что нет. Ты что, Громов, задний ход даешь?

Я недобро сощурился.

– Да это…

Громов экстренно придумывал отмазку, глаза бегали по мордочке быстро-быстро и как-то по-хамелеоньи независимо, каждый сам по себе.

– Давай я его тебе в следующий раз отдам? – предложил Громов.

Я расхохотался. Чтобы Громов понял, что никакого следующего раза не будет.

– Гони сейчас, – потребовал я.

Громов огляделся. Я вдруг подумал, что сейчас он бежать кинется. Но Громов только плюнул и стал доставать телефон из чехла. Медленно-медленно.

Вообще-то лучше, конечно, чтобы Громов оставался должен, подумал я. Он человек талантливый во многих областях, вдруг пригодится?

– Ладно, – смилостивился я. – Прощаю в честь Дня Заполярника. Можешь телефон себе оставить.

Громов быстро убрал мобильник в карман.

– Но гони тогда три тысячи, – потребовал я. – В качестве отступного – это раз. Гони флаеры на «Анаболиков» – это два.

– Все три? – грустно спросил Гром.

– Ага. Иду с девчонками, – я кивнул в сторону Сашки и Юльки.

– Ты что, больной? – усмехнулся Громов. – Зачем тебе эти… каракатицы?

– Не твое дело. Гони флаеры.

– Да ладно, – Гром, обрадованный, что отделался малой кровью, вручил мне флаеры и деньги. – Трех у меня только нет, тут две пятьсот…

Пришлось взглянуть на него строго.

В результате нашлось две семьсот двенадцать, Громов вывернул даже позорную мелочь, а я взял ее, чтобы он пешком домой перся, ему через весь город, пусть потеет. Хотя он же лайф-хакер, вскочит в троллейбус, проедет бесплатно, его проблемы. Оставалось еще триста рублей, Громов побожился их перевести на карту, я не стал настаивать.

– Слушай, Гош, скажи все-таки, ты чего придумал? – спросил Громов. – Зачем тебе эти сколопендры? Или ты сам в «Бушлат» вступить думаешь? Новость дня: Гоша Орлов, сын Орлова, сын Орловой, вступил в «Бушлат»! Я как в школе расскажу…

– Давай телефон, – протянул я руку.

– Ладно, Гоша, все, молчу, как центрифуга.

– Молчи. – Я похлопал Грома по плечу. – Молчи и обрящешь… Что-нибудь большое. Вечную любовь.

Иногда я говорю, как моя младшая сестра Аглая. Красиво и умно.

– Да иди ты…

Ну, я не стал спорить по этому вопросу, мы расстались. Я направился в центр, а разгоряченный неудачей Громов тоже куда-то поспешил, наверное, к своему психотерапевтическому телефонному автомату. Счастливый, два удовольствия сразу – позвонить бесплатно в Усть-Сысольск – раз, обругать зоотехника оленьсовхоза – два.