Костыль-нога - Мария Некрасова

– А потом?

– Руки не те стали.

Пашка прислонился к дверному косяку и сполз на корточки. А я-то считал его оптимистом! Хотя и самому стало паршиво. Это что же, мне теперь всю жизнь так ходить? Да меня селяне на дрова распилят, если я приду с этой новостью! А если не распилят – тоже приятного мало, как жить-то, е-мое?! Интересно, деревья умеют плакать?..

Я попробовал – не получилось. Тогда спросил:

– А у вас не осталось списка? Ну того, что вы делали?

Старичок улыбнулся и выдал:

– Под кроватью чемодан достань.

Я кубарем кинулся под кровать и выволок на свет внушительный коричневый чемодан. С трудом подковырнув деревянными пальцами, отстегнул пряжки: опа! В чемодане лежала энциклопедия. Большая, Советская – несколько десятков томов.

– Там еще один – подсказал Петрович.

Я нырнул под кровать и достал второй чемодан – там лежала вторая половина энциклопедии – еще два десятка томов.

– А список?

– Он и есть, – ответил старик, и тут мне по-настоящему захотелось плакать. Больше пятидесяти томов, сто тысяч слов... Положим, не все они существительные, и не все можно сделать из дерева. Кое-что ведь Петрович уже сделал (за тридцать-то лет!). Но все равно при таком объеме работать можно до старости!

Я раскопал первый том и, не ожидая ничего хорошего, открыл. Да, старичок не соврал: все, что он уже сделал, все слова, которые он материализовал в дереве, были аккуратно зачеркнуты карандашом. «Абак» (счетная доска у древних греков), «Абрамцево-Кудринская резьба» (резьба по дереву)... В основном Энциклопедия была исписана именами известных людей и географическими названиями. Это еще облегчало задачу. Может, прорвемся?

– Берите, – разрешил старик. – Вдруг?..

Пашка подошел и попробовал на вес один чемодан. «Богатырская сила» позволяла унести и оба в одной руке, скорее Пашка боялся, что ручка у чемодана оторвется. Так и случилось.

– Тачка в кладовке, – предложил старик. – Там же инструменты можете взять.

Пашка кивнул: «Спасибо», – и рванул за тачкой.

Домой шли молча, болтала только бабулька на шее:

– Говорила я вам, говорила, он же ненормальный! Нагрузил детей и рад.

По мне, так это она нас нагрузила: повисла на шее и грузит своей чепухой. Но я молчал, потому что неохота было с ней пререкаться. Уже у дома я подумал, что вовсе не обязательно было тащить на себе всю энциклопедию. Если Петрович работал подряд и остановился, скажем, на двадцатом томе, то предыдущие девятнадцать нам уже не нужны.

Темнело. Вот-вот очнется чокнутый Костыль и пойдет гулять по поселку, чтобы... А что, собственно, «чтобы»? В деревяшки уже превращены все поселковые. У Костыля не осталось работы, он уже безопасен! Для нас. А вообще-то, может убежать в другие города-деревни и там безобразить. И превратится наш мир в мир деревянных человечков. Где никто не курит и не готовит человеческую еду, где не тонут, но боятся дождя (потому что можно сгнить). Мир, где «деревянная голова» – не ругательство, а норма. Сучковатый, громыхающий мир, где никто не плачет, даже когда очень хочется...

В Пашкиной комнате сидел один дядя Боря, придавив Ногу к кровати:

– Ожила, зараза.

Отработанным движением Пашка привязал Костыль, а я поведал столяру, как мы ходили к Петровичу.

– Значит, безнадега? – спросил дядя Боря.

– Почему? – Я старался говорить спокойно. – Вот энциклопедия, там совсем немного осталось. Просто скажите остальным, что записки больше не нужны, будем по энциклопедии работать.

– Да, – рассеянно ответил столяр. – По энциклопедии оно-то надежнее.

Дядя Боря с вызовом посмотрел на нас:

– Спать пойду.

И ушел.

Я устало сковырнул с шеи бабульку и посадил на Пашкину кровать рядом с Костылем:

– Куда ее спать-то положим?

Пашка махнул рукой:

– Хоть на мою. Не хочу спать.

Я тоже не хотел. Уснешь тут!

– Она сейчас живая, из нее ничего не сделаешь.

– Угу. Давай хоть энциклопедию посмотрим, что там осталось?

Мы положили бабульку спать, а заодно и стеречь Костыль, и принялись листать тяжелые сухие книги. Осталось не так много – восемь томов. Вдвоем осилим. Лет за пять. Если всем поселком, то меньше.

– Не кисни, родственник, – буркнул Пашка, – пять лет – не вечность, завтра и начнем.

Глава 12

Коварный Пиноккио

И назавтра мы начали. Начали даже раньше, потому что Нога перестала брыкаться с восходом солнца, а летом оно встает в четыре утра. Петрович закончил на букве П, и мы начали день с «плахи», продолжили «плеткой» и «полозьями». По мне, так первые два точно не могли претендовать на звание Лучшей Деревяшки, но чем черт не шутит?! Старик Петрович много лет назад открыл энциклопедию и начал делать подряд, не рассуждая, значит, и мы закончим так же.

В русском языке не так уж много слов, которые можно сделать из дерева. Хотя бы на букве «Я» нам должно было повезти. Несмотря на обилие словесного и древесного мусора, мне все равно казалось, что мы пропустили что-то важное.

– Пиноккио! – догадался Пашка. – Это же советская энциклопедия. А то, что «Буратино» списан с «Пиноккио», никому не обязательно было знать.

– Ты думаешь? – Идея казалась бредовой: сделать целого Пиноккио из его же бывшего протеза. Маленький получится, ненатуральный.

– Ну и плевать, – настаивал Пашка, – что ли, мы мало ерунды понаделали?

Тут я с ним согласился, и мы начали делать Пиноккио.

Мультик и я, и Пашка смотрели одинаково давно, и как должен выглядеть Пиноккио и чем он отличается от Буратино, мы представляли себе слабо. (В том, что Буратино Петрович уже делал, мы даже не сомневались.) Пашка раскопал на чердаке старую книжку про Пиноккио, и мы работали по эскизу – иллюстрации на обложке. Отличался он, надо сказать, не многим. Нос чуть поменьше, лицо поумнее – и все. По этому поводу было решено написать ему на пузе «Пиноккио», чтобы у Костыля не осталось сомнений. Тетю Нюсю мы посадили шить колпак и клеить из бумаги одежду, оторвали глаза у старой Пашкиной игрушки... В общем, основательно взялись, без халтуры. Даже моей бабульке нашлось занятие: она собирала стружки и наклеивала кукле вместо волос. Пашка явно ждал чуда от этого Пиноккио, да и я, признаться, тоже. Помимо прочего, я еще вспомнил, что сказал Долбодуб насчет лучшей на свете деревяшки: «Это ты, приятель!» Ну, то есть – деревянный человек, деревянная кукла, живая, в этом-то и прелесть!

В общем, мы были полны энтузиазма и вдохновенно выстругали Пиноккио за каких-то два часа. А потом выяснилось, что трудились мы зря. Деревянная кукла постояла пару секунд, пялясь на нас неживыми игрушечными глазами, да и превратилась обратно в Костыль-ногу.

– Я больше не могу! – взвыл Пашка, плюхаясь на кровать. Там уже сидела бабулька, и Пашка завалился аккурат на нее со всей своей богатырской силой. Поэтому бабулька тоже взвыла:

– Убивають!

Пашка подвинулся и продолжал:

– Мы занимаемся ерундой. Энциклопедию подряд? Да по нам дурдом плачет! К тому же не все слова есть в энциклопедии. – Он кивнул на Костыль, который еще минуту назад был Пиноккио.

Я был с ним согласен, да и подустал малость. Богатырская сила – это, конечно, здорово, но если столярничать несколько дней подряд, почти без сна и совсем без перерывов на обед, то никакая сила не поможет. И, главное, казалось, что мы уже близки к разгадке, что вот-вот...

– Слушай, – я кивнул на книжку, – давай почитаем? Может, там есть ответ, а мы как дураки...

Я не успел договорить, как моя бабулька схватила книжку:

– Я вам сама почитаю. А то сижу, скучаю, пользы от меня никакой. Ложитесь, отдохните, я буду читать...

Мы с удовольствием плюхнулись по кроватям. Бабулька села у меня в ногах, открыла «Пиноккио» и...

– Жил-был...

«Король!» – немедленно воскликнут мои маленькие читатели.

Нет, дети, вы не угадали. Жил-был кусок дерева...

«Точно! – подумал я. – Жил себе, людей в деревяшки превращал. Мы сделали из него Пиноккио. А ему не понравилось. Что ж он хочет-то, а?»

Бабулька читала, и мы с Пашкой жадно ловили каждую фразу: «Вот-вот появится ответ!» Но ответа все не было. Бабулька читала монотонно и убаюкивающе, и чем дальше она читала, тем становилось понятнее: нет в книге ни слова о хороших деревяшках. Слово «деревяшка», напротив, употреблялось только затем, чтобы унизить бедного Пиноккио: «Ты Деревянный человечек, у тебя деревянная голова!», «Каким я был смешным, когда был Деревянным человечком!». В общем, кончилось все тем, что Пиноккио стал Настоящим Мальчиком и остался доволен.

– Фигня, – сказал Пашка, когда бабулька закончила, – ничего нового не узнали.

А я подумал, что автор, который смог сделать такую сказку из реальной истории о несчастном калеке на протезах, просто психованный маньяк. «Я деревяшка, хочу стать настоящим мальчиком!..» – еще бы! Любой калека мечтает заполучить назад свои живые руки и ноги, только в жизни их нельзя заслужить ни хорошим поведением, ни трудом, ни успеваемостью в школе. Вон мы с Пашкой пашем не первые сутки, а все такие же деревянные...И головы у нас деревянные!