Дочь генерального секретаря - Сергей Юрьенен

- Алена, - сказал он. - А давай поженимся?

В конце прошлого года, отправив свою любовь в провинцию, Александр вернулся в общежи-тие и среди прочего попробовал воскреснуть посредством спорта. В новогоднюю ночь, обежав по периметру весь университет, он обмяк на поручнях в лифте, куда успела ввалиться целая толпа ночных конькобежцев.

К нему придавило девушку. Спортивные брюки в обтяжку были гладкие, как атлас. Высокая и статная, к груди она прижимала при этом пару хорошо отточенных коньков. Отдавая себе отчет в том, что она способна размозжить ему череп, Александр высвободил руку и огладил атласный зад. Никакой реакции. Отморозила, что ли? Но на табло вспыхнул очередной этаж, и зад вдруг повернулся, предоставляя его ладони возможность соскользнуть в промежность. Это было столь неожиданно, что он отдернул руку. От этажа к этажу лифт пустел, но вместо того, чтобы сделать шаг вперед, конькобежица все так же лежала на Александре. К 16-му они остались вдвоем. Толкнувшись, она выпрямилась. Он вышел следом. Не оглядываясь, но, конечно, слыша его шаги за спиной, она стащила вязаную шапочку, тряхнула русой головой. Жила она не здесь, а на 15-м, где, как на нечетном, лифт не останавливался. Он свернул за ней во тьму лестницы, скользя ладонью по перилам, спустился двумя маршами (вступив при этом в пьяную блевотину) и в коридоре увидел, что она входит в блок.

Дверь она не закрыла. Он прошел мимо этой щели, вернулся. Стекла комнаты справа светились. Он нажал ручку левой, темной. Она стояла, скрестив голые ноги и оттягивая книзу свитер.

- Как тебя зовут?

Она закрыла ему рот ладонью, которую он укусил.

Это было поперек дивана. Поверх низкой деревянной спинки был никелированный поручень, за него она держалась. Зад у нее был холодный. Потом свитер стал липнуть к коже.

Она обернулась, когда он кончил на пол.

- Зачем?

Имени конькобежица не сказала. Но через пару дней он узнал - при обстоятельствах, типичных для здания на Ленинских горах.

Опять же ночью он вышел из кабины и натолкнулся на Иванова. Итальянцы строили автогигант на Волге. Иванов год провел там переводчиком. Имея за ухом лакированный мундштук, он сидел возле урны и собирал на лист бумаги курительные бычки.

Александр вынул пачку.

- Друг! - вскричал Иванов. - Еще не выгнали?

- Держусь.

- А где прописан?

- В башне.

- Там же сейчас, как в холодильнике?

- Не говори.

- Давай ко мне! Наветренная сторона. Давай, поехал.

Вместе с постелью Александр прихватил из башни найденную во время ночных блужданий картонку с американскими журналами.

- "Плейбоя", к сожалению, нет.

- А зачем? Омниа меа мекум порто. - Иванов вытащил чемодан, из чемодана пакет, а из пакета пачку снимков. - Только между нами?

Вьюга билась в окно. Странно было под этот жестокий вой увидеть их наготу. Александр прилагал усилия, чтобы не дрожали руки.

- Чем ты их?

- "Любителем".

Профессионалом он и не был - черно-белые снимки выглядели серыми. Но были вполне разборчивы. Александр сдерживался, чтоб не присвистнуть. Иванов всегда казался ему тихим, но еще до Тольятти - всего за три курса - он умудрился перещелкать пол-общежития. Одетая была только одна - в купальный халат. Задрав ногу на стол, она лакировала ноготки - и в этой позе он ее снял. Брови подняты над сползшими очками.

- Джиана.

Александр оторвался.

- У тебя была иностранка?

- Друг... - Иванов вынул из-под усов мундштук и отвернулся, чтобы скрыть блеснувшую слезу. - То была любовь. Единственная в жизни.

- А что с ней стало?

- Разрубили по-живому. Еще расскажу, смотри...

Вот тут он и увидел конькобежицу. Единственная в пачке она согласилась раздвинуть ноги. Она позировала против солнца, но Александр узнал эту отрешенность - наклон головы, взгляд искоса.

- Знаешь ее?

Он мотнул головой.

- Зовут Алена. Заочница с журфака. Всегда согласна, только попроси.

Закрыв на ключ одну из комнат зоны "В", где ее прописали на время летней сессии, Алена поставила банку лечо на стол.

- Не бери меня ты замуж, я тебе и так уж дам уж.

- Кроме шуток, - сказал он, глядя, как она снимает юбку, оставаясь в белых трусах.

- Тогда открой мне банку.

Она сняла свою полосатую рубашку с короткими рукавами. Все это она повесила в пустой шкаф. Взяла алюминиевую вилку, села с ногами на стул и раскрыла в ожидании американскую книжку On Investigative Journalist*.

* "О журналистике дознания" (англ.)

- Черт!

Отбросив нож, он вынес руку под холодную воду. Прислонившись к косяку, Алена скрестила свои ноги.

- Банку без крови открыть не может. Тоже мне муж.

- Я серьезно.

- Не смеши меня. Советский брак? Для этого я слишком люблю свободу.

Белый "мерседес" у подъезда был окружен зеваками, которые пугливо обернулись на Александра. Он взлетел. В прихожей пара чемоданов.

- Инеc?

Молчание. Он взял топорик и открыл дверь в гостиную. Инеc сидела за столом с его пишущей машинкой.

- Я не одна...

Высокий мулат поднимался навстречу с протянутой рукой.

- Анхель.

Александр положил топорик на журнальный столик и ответил на рукопожатие. Глаза Анхеля прожгли его насквозь. Они сели друг напротив друга. Анхель протянул руку к топорику:

- Можно? - Попробовал лезвие. - Китайский?

- Советский.

Инеc поднялась.

- Кофе?

Не оборачиваясь, он кивнул. Мулат добавил, чтоб покрепче, и отложил топорик. Глядя, как Александр вынимает пачку "Явы", он расстегнул льняной пиджак и вынул пару серебристых баллончиков.

- Гавана. Бери-бери.

Александр отвинтил, в ладонь выпала черная сигара.

- Дай я тебе...

Гильотинкой на цепочке мулат обрезал ему кончик, потом себе. Прибор он заложил в прорезь у пояса.

Спички у Александра были свои.

- Кастро и Сартр! - Инеc расхохоталась. - С такими же сигарами на фотографии...

Они молчали.

Она перестала смеяться.

- Кофе кончился. Я спущусь?

Хлопнула дверь.

Они пускали друг на друга дым.

- Тянется хорошо?

- Нормально, - ответил Александр, чувствуя, что легкие спекаются, как кокс.

Мулат перешел к делу:

- Как говорят ее французы, сэ ля ви. Извини, что я пришел. Наверное, не надо было.

- Ничего.

- Я к ней серьезно относился. Че? Я готов был даже жить с ней в мелкобуржуазной Франции. Жениться собирался... Скажи мне, ты серьезно к ней относишься? Потому что она к тебе серьезно.

- Откуда ты знаешь?

- Че, она мне сама сказала. Какие у тебя планы?

- Планы... - Александр откашлялся. - Через два месяца у нее виза кончается.

- А у тебя когда? Он фыркнул.

- У меня бессрочная.

В глазах мулата возник интерес.

- Чем это ты заслужил? Какой имеешь паспорт?

- Советский.

Толстые губы приоткрылись. Он отогнал дым.

- Разве ты не скандинав?

- Она не сказала?

- Ничего она мне не сказала...

- Русский я.

- Советский паспорт?

- А какой же.

- Тогда не понимаю... Че? Ничего не понимаю! У меня, например, шведский. - Прикусив сигару белыми зубами, он вынул, пролистал страницы, заштампованные визами. - Видишь, написано? Открыт весь мир. Три-четыре страны меня не очень любят, но в Европе мы с ней могли бы жить в любой. Ты можешь дать женщине страну по выбору?

Александр молчал.

- Потому что здесь она не сможет. Нет, че... Твоя квартира?

- Снимаю.

- Но сам москвич? Прописка постоянная?

- На срок учебы.

- Аллеc клар. - Под тяжестью сигары пепельница упала на бок. - Через два месяца я уезжаю в Германию. До этого она знает, где меня найти. Скажи ей, когда будет уходить, что Анхель ждет. Потому что она уйдет. Ты это понимаешь?

Он кивнул.

- Ты тут, Алехандро, не при чем. Просто страна такая у тебя. Я вот из Латинской Америки. Там у нас жизнь. Ты понимаешь? Даже при кровавых хунтах. Здесь все правильно, все хорошо. Социализм. Но жизни нет. Ты понимаешь?

Оса возникла в проеме окна. Подержалась и отлетела.

- Че, как мужчина с мужчиной? Рублей девать мне некуда...

- Нет.

Мулат подержал руку в пиджаке и вынул.

- Смотри. Ее надо кормить.

- Как-нибудь.

- Тогда держись. Салют.

- Салют...

Выходя, мулат пригнулся.

Александр выбросил окурки и, взявшись за раму, смотрел вниз.

- Дым, будто здесь стрелялись...

- Где ты была?

- Поднялась выше этажом.

- Зачем?

- На всякий случай. Никто никого не убил?

Ее бывший вышел на солнце - весь в белом. Аборигены расступились, и "мерседес" сверкнул на повороте.

- Я так и думала. Цивилизованные люди.

- Смотря кто...

И Александр сунул голову под кран.

Она открыла чемоданы и взялась за ручку шкафа.

- Можно?

- Скелетов вроде не держу.

Внутри было пусто. Если не считать нейлоновой комбинации, которая задержалась на полгода.

- А это?

Кружева были заношены и местами оборваны. Предыдущая любовь купила ее на толкучке в Литве.

- Утехи фетишиста.

- Я выброшу?

- Выброси.