Романс с голубоглазой Эстонией - Валерий Рощенко

За КПП мой путь с моряками-дембелями не расходится, мы вместе едем на электричке в Таллинн, на Балтийский вокзал.

– Эх, наконец-то! – отбивает чечётку один. – Приеду домой, погощу месяцок-другой, и – в Тюмень, добывать нефть и золото! Кто со мной?

– А я – в Пензу, к молодке под бочок! – вторит другой. –Ну, держись, Маруся, стань как надо, я упруся!..

– На Кубани, братва, сейчас абрикосы поспели…

– А я рвану на БАМ. Такую деньгу начну зашибать – тёщина родня угорит!..

– Какой БАМ?! Давно заглох.

– А вы, товарищ капитан-лейтенант, куда? – старшина-минёр Вадим Бушуев садиться на скамейку напротив. – Может со мной, в Питер?.. И работёнка найдётся, и жить есть где. Всё будет тип-топ, как говорят эстонцы.

– Спасибо, Вадик.

– Да бросьте! – кому-то из посмелевших матросов не терпится кольнуть самолюбие бывшего командира. – Какой там Питер?! Человек хочет здесь, в Эстляндии, якорь кинуть. Точно, каплей?

– А что, тоже дело, – находится и защитник.

– Ну да! С «куратами» связываться – пропадёшь ни за грош. Сколько волка не корми, все в лес смотрит.

– Не-е, братва, – находится кто-то прозорливый. – Тут дела сердечные. Шерше ля фам!

– Нет, вы серьезно хотите остаться? – не отстаёт страшина-минёр.

С насмешоивым намёком звенит гитара:

Годы службы так быстро минули,Нынче вышел приказ – ДМБ.В Кадриорге, в цветущем июле,Я спешу на свиданье к тебе…

Старая матросская песня., неизвестно кем и когда сочиненная.

Я – моряк; я Балтийское мореПолюбил в твоих синих глазах.Неужели ты скажешь «ей оле!»,Неужели ты скажешь «айтах!»…

«Ей оле» и «айтах» самые распространенные эстонские слова: «нет» и «спасибо»…

Странное дело! Все они, в общем-то, неплохие ребята, когда врозь, но когда вместе, обретают какой-то отрицательный потенциал. В чем тут дело?.. Возможно, это открытие ждёт своего Ньютона, чтобы тот сформулировал его как закон человечского общества…

Да, конечно; матросы уже почувствоали вкус свободы, у каждого начинается или продолжается собственная жизнь; все они, как пьяные, наверху блаженства, а в мыслых – за тридевять земель отсюда.

Но вот и Балти-йаам. Я остаюсь один. В руке чемоданчик с нехитрым флотским скарбом, в кармане – воинский билет до Саратова и двадцать пять рублей ассигнациями, под ногами огромный и пустынный, как чужая планета, земной шар. Куда править стопы? В Саратов? Меня просили туда не приезжать…

Иду по городу в неизвестном направлении. Потом обнаруживаю себя на Набережной. Красивая она в Таллинне. Стальные перила, громадные зеленые клёны, памятник «Русалка» в честь погибшего когда-то русского корабля. Рядом щелкают фотоаппараты, слышен смех, говор на разных языках. Сажусь на лавку, смотрю в тлеющую на закате кочегарку белой ночи…

Сколько времени провожу так, не знаю. Может час, может два. Может день или два. Солнце, как подлодка, то погружается в холодный кипяток моря, то всплывает… Нет, надо куда-то идти, вечно сидеть невозможно. Надо что-то делать, куда-то ехать. Куда? Зачем?..

Возвращаюсь обратно в центр города. Улица Виру запружена праздным людом. Что-то толкает к двери с вывеской «Юридическая консультация». Возможно, мне просто хочеться взглянуть на себя глазами другого человека или удостовериться, насколько я лишнй человек.

Бойкий джентельменчик в серой тройке с розовым галстуком окатывает меня волной профессионального дружелюбия и брызгами мягкого прибалтийского акцента.

– Топри тень, молотой человек! Присазивайтесь, путьте люпезны, в ноках правты нет, как гофорят русские. Ферно?!.. Цто слуцилось?.. Цто прифело вас сюта? Рассказите, не стесняйтесь!

Я достаю документы, письмо, протягиваю. Адвокат, покручиваясь на вертушке модернового кресла, изучает бумаги, поигрвает желваками. Ему лет тридцать. Что он может знать о жизни?.. Вскинув золотые очки, он вкладывает письмо обратно в конверт.

– Итак, торогой товарись Перепёлькин, васе тело выигранное. Я за неко перусь!

– Выигранное? – не понимаю я.

– Йа-а!.. Васи приемные ротители остафляют вас пес сретства к сусестфофанию. Понимаете?.. У них есть польсое хозяйстфо. Так?.. Том?.. Кфартира?..

– Дом. Свой. На берегу Волги.

– Фот! Витите?! Масина тозе наферно есть?

– «Жигули».

– Прекрасно! Том, приусатепный уцасток, пристройки и процее. Я прафильно вас понималь?.. Сколько тетей есё, кроме фас?

– Двое. Брат помоложе меня, в армию скоро призовут, и сестра, недавно вышла замуж.

– Фсё ясно. Они есть тети, а фы – не тети?!.. По закону фы тозе имеете прафо на цасть имущестфа. То, цто они не котят с фами опщаться, тело ик совести. Это не касается имущестфенно-прафофой стороны тела. Понимаете?

– Меня угнетает как раз другая сторона. Имущество – тьфу! Руки, ноги есть – всего можно добиться.

– О, нет! – адвокат откидывается на спинку кресла, останавливает на мне пронизительно голубые глаза. –Я не растеляю васих взглятов, товарись Перепёлькин. Имущестфо и жильё челофек может топиваться готами, инокта не хфатает целый зизнь. Расфе не так?..

– Смотря какую цель он ставит перед собой!..

– Фсё ферно!.. Знацит, пудем возбуздать иск?

Я качаю головой, встаю, беру из его оторопевших рук письмо, кладу на стол пять рублей и выхожу.

Солнце кудрявится над головой, беззаботные люди ходят по магазинам, на вокзал снуют электрички, а в голове мысли: ехать или не ехать, быть или не быть?.. И если ехать, то – куда? И если быть, то – как?

Рядом на лавку плюхается парень в белой рубашке с погончиками. На обшлаге сине-зеленая рекламка «Монтана». Дорожную сумку он ставит у ног, закуривает «приму». Похож на моряка загранплавания, но курит дешевые сигареты. Ничего удивительно, я встречал адмиралов которые предпочитали «памир» душистому «мальборо», а самогонку – армянскому коньяку. Ветрок никидывет горьковато-сладкий дым сигареты. Вот уж год как я в очередной раз бросил курить.

– Что, курить охота? – парень в заокеанской рубашке встряхивает пачкой, чтобы я без труда мог выудить одну. – Кури, каплей! Не жалко.

Снисходительно наблюдая, как я прикуриваю, он интересуется по русскому простецкому обычаю:

– Что – ДМБ? Угадал?

– Так точно.

– Небось «по состоянию здоровья», а?

– По собственному желанию.

– Даже так. И куда?

Пожимаю плечами.

–Что, ехать некуда?.. Воспитанник нахимовского, что ли?

– Вроде того.

– Пошли со мной, – парень кивает в сторону железнодорожных путей. – Есть тут одна шарашкина контора – «Балттрансстрой» называется. Я три года назад молотил в «Таллиннстрое», знаю тут ходы-выходы. После уехал в Псков, женился. А теперь… В общем – обратно!

– Развелся?

– Вроде того. Хочу обратно в Таллинне кинуть якорь. Пошли?.. Тут пять минут хотьбы. Витька Комаров зовут, а тебя7..

В отделе кадров «Балттрансстроя» высокий блондин в красных ботинках поднимается нам навстречу.

– Слусаем фас, тофарищ моряк!

Тот же акцент, что и у адвоката. Витьку он почему-то не замечает. Я протягиваю документы. Просмотрев их, он удовлетворенно кивает головой:

– Нох, всё, пратишка, тут тебя и зеним! – он пододвигает бумагу и ручку. – Писите заяфление. А на сцёт это заразы как? – он щелкает себя под подбородком. – Моряки зазду удаляют кфасом?

– Как учили, – отвечаю, – ни больше, ни меньше.

– Ах, соо!.. Это – коросо. Знацит, так, тофарищ офицер, выпису фам направление в опщежитие. Так?.. Там у нас тефушек – пруть прути. Только смотрите не уфлекайтесь – палец откусыфают.

– Моряк курс знает, – поддерживает меня за спиной Витька Коморов.

– В таком теле курс трутно удерзать. Теперь – глафное. В какую бригату фас опретелять? Куда больсе тянет – вверх, вниз? – спрашивает кадровик. – У нас, снаете, профиль сирокий.

– Мне все равно.

Мне действительно все едино. Кадровик задумчиво барабанит пальцами по столу.

– Знацит, фы есть герой!? – инспектор снимает очки, чтобы получше меня рассмотреть. – Тругие, знацит, прихотят и нацинают диктофать условия – и то им не так, и это; а фы с корапля и – в пой! Коросо-о. Такие люти нам нузны. Выписыфаю направление к путейцам. Работа, понимаете, музская, а музских рук не кватает.

– Правильно! И мне – туда же, – обрадованно подаёт голос Витька Коморов.

– С фами отдельный разкофор, – инспектор склоняется над бланком направления..

– Кто ж там управляется, – спрашиваю я, – без мужских рук?

– Прекрасный поль, – шутит он.

– Серьезно?!..Где же Павки Корчагины? – пытаюсь шутить я. – Они что, перевелиь?

– Фот теперь фы пудете за Пафку.

Инспектор протягивает мне направление.

– Фсего коросего, капитан! Рапотайте, опзивайтесь; мозет и нафсегта останетесь, если эстонский ясык осфоите.

Выйдя из кабинета, я жду Витьку. С ним, действительно, происходит отдельный разговор, и отнюдь не на полутонах. Первый вопрос, который кадровить задаёт, мне вообще не задавался: почему тот желает поступать на работу именно здесь, в Эстонии?.. Витька, слышно через дверь, отвечает, что ему тоже некуда ехать, что ему здесь тоже нравится.