Неизвестная Раневская - Сергей Орлов

Аплодисменты! Аплодисменты с трех ярусов, потому что это Раневская.

Сцену долго не могли снять: актеры как-то странно, из дубля к дублю, забывали, путали текст. Стоп! Еще раз! Стоп! Еще раз! Александр Файнциммер, режиссер, подходит ко мне:

– Люся, вам не кажется, что в павильоне пахнет спиртом?

А у нас женщина, ассистент по реквизиту, сама любила прикладываться, и в графин вместо воды наливалась водка. Актеры выдавали ей деньги, она тут же:

– Да-да-да, ту-ту-ту, чик-чик-чик, – и каждый дубль доливалось, чтобы было, как полагается, отмерено. И актеры тихенько расплывались…

А за кулисами в ожидании своего выхода стоит Раневская. Дубль − стоп! Два − стоп! Три − стоп! – и никак не может войти в кадр! И куда-то бегает молодой артист, Боря Новиков, «мальчик мой дорогой», как она его называла. Бегает туда к ней, чтобы утешить – мол, подождите, ничего, сейчас мы будем снимать.

Проходит дня три после такого «с трудом снятого» эпизода, который стал одним из удачнейших в фильме и принимался на «ура» публикой. Сидим мы в гримерной. Я рядом с Раневской (это мосфильмовская огромная гримерная, где сразу несколько картин готовятся к съемкам).

Сидеть рядом с ней – все трясется. Я боюсь на нее взглянуть. Она ослепляла. Ослепляла своими глазами, всматривающимися глазами: что она во мне видела, что искала – та или не та, будет из меня толк или не будет? Теперь я сама уже иногда на молодого артиста смотрю: будет или не будет? Я теперь это понимаю, а тогда не понимала, почему она так всматривается в меня.

И она, обращаясь к гримерше, говорит:

– Я перед вами провинилась, деточка.

Какие слова! Совсем не харьковские слова. И потом мне:

– Понимаете (на «вы», ко мне!), я играю жену Жарова. Этот мудак Жаров, он же моложе меня, понимаете?!

И снова обращаясь к гримерше:

– Мы с вами, помните, придумали такие резиновые штучки, я их в щеки вкладываю, и вроде как лицо моложе, у меня уже лицо, так сказать, более приличное, да. А этот Борька, мой мальчик, приносит мне, значит, помидорку и немножко водочки. Ну, раз у них не получилось, два, он мне раз принесет, два… Вы знаете, я очень хотела есть. Устала ждать. С удовольствием съела эти помидорки, не скрою, проглотила эти резинки, и теперь три дня про-о-сраться не могу. Это же какой-то ужас!

Ну, я тут чуть со стула не упала, думаю: «Боже мой, такая артистка! Как хорошо говорит по-харьковски!»

Татьяна Ливанова

О режиссере замолвите слово…

В Российском государственном архиве литературы и искусства хранится режиссерский сценарий с раскадровкой фильма Германа Ливанова «Последняя могиканша» по рассказу Чехова. Все бы ничего, но хранится он, вопреки логике, в фонде Фаины Раневской. Когда-то, в далеком 1959 году, в преддверии празднования столетия со дня рождения Чехова, режиссер Ливанов предложил главную роль в этом фильме знаменитой актрисе. Но Раневская потому и Раневская, что у нее были свои соображения на сей счет. Тем более когда это касалось Чехова. В результате на свет появилась «Драма»…

Мой отец Герман Вадимович Ливанов родился на Волге, в городе Вольске, в 1909 году, в семье гимназического учителя. В 1927 году он поступил учиться в знаменитый ВХУТЕИН, на архитектурный факультет. Его учителями были известные архитекторы-конструктивисты братья Веснины. Он, конечно, находился весь во власти этого направления, его идеалом был архитектор Мельников.

Но так сложилась у него судьба, что архитектурой, проектированием каких-то серьезных сооружений он занимался не очень много, хотя пока учился, у него были премии на всесоюзных конкурсах. После института он построил речной вокзал в Перми, который долгое время считался одним из лучших в СССР. Потом, с течением времени, когда конструктивизму в нашей стране был закрыт ход, он оставил эту профессию и в 1939 году поступил в Ленинграде в театральный институт на режиссерский факультет.

К сожалению, когда началась Великая Отечественная война, ему пришлось оттуда уехать, и поэтому режиссерское образование у него не было закончено, хотя впоследствии он работал очень много как в театре, так и в других театральных и киношных организациях. Он работал в Москве в Центральном детском и в провинциальных: в Туле, Махачкале и Ростове – в том самом Ростовском драматическом театре имени Максима Горького (шедевре конструктивизма, между прочим!), где до войны работала труппа под руководством Юрия Завадского. Сохранились афиши спектаклей, на которых имя отца соседствует с именем Завадского в списке режиссеров.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Все рассказы из этой книги существуют в аудиоварианте, в аутентичном исполнении.

2

В текстах разных авторов это название встречается то в таком виде, то в виде «Театр имени Моссовета». При подготовке издания решено было оставить два варианта. – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. автора-составителя книги.

3

Вслед за сокращением поступлений хлеба на внутренний рынок в сентябре 1946 г. розничные цены на хлеб и другие продовольственные, а заодно и промышленные товары, распределявшиеся по карточкам, были повышены в 2–2,5 раза. До денежной реформы в декабре 1947 г. коммерческие цены на хлеб возросли по сравнению с 1946 г. в 5–6 раз.

4

Коммерческие магазины, открывшиеся в 1944 г., несомненно, способствовали появлению настроения беспечности среди привилегированных групп населения. Эти магазины представляли собой нечто вроде узаконенного «черного рынка». Цены в них были заоблачными. Однако люди были довольны тем, что такие магазины есть. Благодаря им даже рядовой работник мог иногда доставить себе удовольствие – например, купить баснословно дорогой шоколад или пирожное, – как-то разнообразить надоевшие продукты, получаемые по карточкам.

5

Предположительно пьеса написана Николаем Оттеном и Яковом Варшавским, которых Суров силой и угрозами вынудил отказаться от авторства

6

По документам Раневская была Фаина Григорьевна.

7

Об этом фильме Ф.Г. Раневская говорила: «Мы с ней [Лидией Смирновой] снимались в михалковском дерьме “У них есть Родина”. Когда я говорю о “дерьме”, то имею в виду одно: знал ли Сергей Владимирович Михалков, что всех детей, которые после этого фильма добились возвращения в Советский Союз, прямым ходом отправляли в лагеря и колонии? Если знал, то 30 сребреников не жгли руки?»

8

Постановление ЦК ВКП(б) о картине «Большая жизнь» от 4 сентября 1946 года.

ЦК ВКП(б) отмечает, что подготовленный Министерством кинематографии СССР кинофильм «Большая жизнь» (вторая серия, режиссер Л. Луков, автор сценария П. Нилин) порочен в идейно-политическом и крайне слаб в художественном отношении. ЦК ВКП(б) устанавливает, что Министерство кинематографии (т. Большаков) за последнее время подготовило, кроме порочной картины «Большая жизнь», ряд других неудачных и ошибочных фильмов – вторая серия фильма «Иван Грозный» (режиссер С. Эйзенштейн), «Адмирал Нахимов» (режиссер В. Пудовкин), «Простые люди» (режиссеры Г. Козинцев и Л. Трауберг).

9

Она вообще всегда все раздавала. У нее ничего не скопилось за ее жизнь, умерла нищей, можно сказать. – Примеч. авт.

10

Максим Максимович Штраух был очень хороший актер и тоже работал в Театре имени Маяковского. В свое время он за исполнение роли Ленина получил Ленинскую премию и долго-долго был народным артистом РСФСР, а после «народного артиста РСФСР» следовало звание «народный артист СССР» − как говорится, уже маршальское звание, которое он и получил в 1965 году. – Примеч. авт.

11

От лат. cabotin – устар: плохой актер; тот, кто стремится к артистической славе, блеску, внешним успехам, кто привносит в жизнь искусственность, манерность, притворство.

12

От лат. arbiter elegantiarum – крылатое выражение. Дословно переводится как арбитр изящества. Так называют человека, который считается общепризнанным авторитетом в вопросах моды и вкуса, хороших манер и поведения в обществе. Русский аналог – законодатель мод. Выражение впервые встречается у Тацита. Оно относится к писателю-сатирику Петронию по прозвищу Арбитр, автору романа «Сатирикон».