Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в. - Лев Бердников

Героизирует автор и мучеников иудейской веры. Так, Иосиф рассказывает ученикам поучительную историю о том, как еврейский ребёнок не пожелал поклониться языческому Зевсу и со словами: «Наш Бог один, о Израиль!» принял суровую казнь.

Принадлежность к еврейству знаменует здесь неразрывную связь и преемственность с деяниями славных пращуров богоизбранного народа. И на этом фоне особенно горьким и жгуче несправедливым выглядит положение семьи честного портного, еврея Баруха, отверженной, униженной и гонимой. Барух в сердцах восклицает:

…ПозорНевольно и невинно частоПередаёт еврей в наследствоСвоей семье; с моей нуждойСопряжена судьба детей;Сто раз в неделю я, как нищий,Прошу работы у вельмож;Меня толкают, унижают,Подшучивают надо мной;Во мне не полагают чувства;Я людям – жид, не человек.

А вот какие поистине пророческие слова говорятся здесь о немцах:

Ждать милости от них еврею –Точно то же, что от скалПросить воды, плодов древесных.

Мандельштам саркастически высмеивает господствующие антисемитские предубеждения того времени:

Чтоб слишком ходу не дать пьянству,А с тем – и повода к буянству!К торгам же, по всему пространству, –Всех допускать, кроме евреев!» –

приводит он реплику некоего незадачливого юдофоба, облыжно обвинявшего иудеев в спаивании русского народа. Только в 1872 году книга была напечатана в Петербурге, причём со значительными купюрами.

Последним по времени изданием Мандельштама был поэтический сборник на немецком языке «Голоса в пустыне. Избранные еврейские песни» (Лондон, 1880), который так же, как и его «Стихотворения» 1841 года, остаётся достоянием, прежде всего, еврейской культуры. Исповедальность и непосредственность чувства облечены здесь в выразительную художественную форму, лишённую какой-либо выспренности и навязчивой рассудочности.

Под старость Леон, разорившийся на собственных изданиях, жил жизнью нелёгкой. Он пробавлялся подёнщиной в некоторых русских и заграничных печатных органах и не гнушался никаким заработком – писал то о работе почт, то о питейном сборе, то о государственном кредите, то о железных дорогах и т. д. Обширная библиотека, любовно собираемая им в течение всей жизни, была подвергнута описи и с согласия кредитора оставлена не во владении, а лишь на хранении у Мандельштама. Бодрость духа, однако, не покидала нашего учёного еврея. В часы досуга он деятельно трудился над составлением сравнительного словаря еврейских корней, вошедших в европейские языки, в том числе и в русский. Леон, по словам очевидцев, и на склоне лет отличался редкой отзывчивостью к чужому горю и обострённым честолюбием. «Его хлебосольство, радушие, предупредительность по отношению ко всем, кто обращался к нему, – сообщает его биограф, – напоминают собой черты родовитого барина старого времени, и с этим впечатлением гармонировала и внешняя осанка, исполненная достоинства, которая не покидала Мандельштама и в последние годы, когда он, одинокий и всеми забытый, доживал свой век в нищете, никому не жалуясь на своё положение».

Превратности судьбы, дававшие о себе знать при жизни Мандельштама, преследовали его и за гробовой доской. Так уж получилось, что он, всецело посвятивший себя еврейству, был поначалу похоронен на православном кладбище. А произошло это так: 31 августа 1889 года Леон скоропостижно скончался на пароходе, переплывавшем Неву. А поскольку никаких док у ментов при нём найдено не было, тело его было отправлено в покойницкую при Выборгской части, а затем и захоронено на Успенском кладбище. И только когда его хватились, и дворник дома, где он проживал, по приметам, платью и ключу от квартиры опознал усопшего, бренные останки Мандельштама были отрыты и 6 сентября перевезены на Преображенское еврейское кладбище…

Поэт Осип Эмильевич Мандельштам (1891-1938) приходился Леону Иосифовичу Мандельштаму внучатым племянником. Дедом же О. Э. Мандельштама был родной брат нашего учёного еврея, Биньямин Мандельштам (1806-1886), о котором скажем вкратце. Он также был уроженцем города Жагоры, но в то время, когда его учёный брат пёкся об образовании и изучении языков, Биньямин Мандельштам занимался коммерцией. Правда, позднее он тоже стал еврейским писателем, причём писал исключительно на иврите. Впрочем, он был тонким стилистом и сочинения его отличались яркой образностью, сочным и колоритным языком. Но главное внимание уделял не формальным ухищрениям, а содержанию. К своим оппонентам, которые, по его разумению, проводят своё время, играя фразами и подыскивая остроумные метафоры, он обращал монолог: «Пастухов становится всё больше и больше, однако все они увлечены своей главной любовью – поэзией и риторикой, а овцы отбиваются от стада! Вместо того, чтобы направлять стадо овец звуком своих рожков, они поют им песни о любви, наигрывают на флейтах, перебирают струны арф, не обращая внимания на самих овец, которые уходят туда, где их ждут враги и несчастья, под сень смерти, а не спокойствия». Он видел своей задачей не праздное литературное творчество, а конкретные действия, направленные на устранение невежества и суеверий в народе.

Еврейское Преображенское кладбище в Петербурге.

В книге «Хазон ла моэд» («Ещё не время», 1876), составленной в форме писем и мемуаров, он представил правдивую картину быта русского еврейства 30-50-х годов XIX века. Сторонник религиозной реформы иудеев, он предлагал здесь радикальные меры, с помощью которых «властной рукой» можно повести «глухих и слепых по пути жизни». В повести «Париз» («Париж», 1878), написанной по свежим впечатлениям его поездки в сей город, он сосредоточивается на правовом положении евреев во Франции. Его перу принадлежит и собрание притч и афоризмов «Мишлей Биньямин» («Притчи Биньямина», 1884-1885). Он так же, как и его брат, выступал ревностным сторонником приобщения евреев к русской и европейской культуре.

Израильское издание сборника стихов Осипа Мандельштама

А что же потомок братьев Мандельштамов, поэт Осип Эмильевич Мандельштам? Думается, что генетическая память о предках-литераторах материализовалась у него в виде книжного шкафа, составившего одно из самых сильных впечатлений детства: «Нижнюю полку помню я всегда хаотической: книги не стояли корешки к корешку, а лежали, как руины: рыжие Пятикнижия с оборванными переплётами, русская история евреев, написанная неуклюжим и робким языком говорящего по-русски талмудиста. Это был перевёрнутый в пыль хаос иудейский…»

Но разве не символично, что гениальный российский поэт, работавший на русскую читательскую аудиторию, Осип Мандельштам чтим и читаем в современном Израиле?! В 2007 году в Иерусалиме в издательстве «Филобиблон» (издатель Леонид Юниверг) вышел его сборник «Времена года в жизни и поэзии», где в приложении 20 стихотворений даны в переводе на четыре языка, включая иврит (автор ивритских переводов – Петр Криксунов). Так «хаос иудейский» обретает вдруг свой смысл и значение, подтверждая известную истину: История возвращается на круги своя.

Несвоевременные мысли. Абрам Соломонов

Истый просветитель, он призывал к самой широкой ассимиляции, чуждой огромному большинству иудеев империи. Но во главу угла всякого образования ставил Талмуд, совершенно неприемлемый для российских властей. В этом кажущемся противоречии сокрыт целостный взгляд на судьбы русского еврейства, что позволяет видеть в позиции автора своеобычный историко-культурный феномен.

Этот литератор был автором приметной книги: «Мысли израильтянина: В двух частях / Сочинение Еврея Абрама Соломонова» (Вильно; В типографии М. Зимелевича, 1846). Издание это увидело свет в ту годину, когда «еврей в гимназии или университете был такою же редкостью, как белый слон; когда еврей, учившийся и умевший говорить и понимать по-русски, считался между евреями чуть ли не вероотступником и погибшей овцой дома Израилева». Верховная власть России всемерно озаботилась тогда образованием иудеев, дабы интегрировать их в российское общество, и книга Соломонова тем более ценна, поскольку стала предвестником культурных реформ. То было первое просветительское сочинение на русском языке, обращённое евреем к своим единоверцам.

Если говорить об идейных вдохновителях Соломонова, то таковым был, несомненно, Исаак-Бер Левинзон (1788-1860), прозванный «Мендельсоном русских евреев», с его прославленной книгой «Теуда бе-Исраэль» («Миссия в Израиле») (Вильно, 1828; переиздана в 1855, 1878 и 1901). За это своё «сочинение на еврейском языке, имеющее предметом нравственное преобразование еврейского народа» Левинзону по высочайшему повелению было пожаловано 1000 рублей. В книге от имени «ищущих правды и света» сочинитель доказывал необходимость постигать иностранные наречия и светские науки. «Изучайте ремёсла, – взывал он к соплеменникам, – обогащайтесь знаниями, обрабатывайте землю, подобно предкам вашим, ибо только она даёт счастье и благоденствие человеку!» Даже завзятые ортодоксы не могли отрицать силу аргументов Левинзона, и Соломонов, понятно, находился под обаянием и влиянием этого замечательного еврейского просветителя.