Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв. - Лариса Чернова

Представление о ремесленном облике Лондона конца XIV в. и структуре лондонского ремесла можно получить на основании списков лиц, подозреваемых в поддержке восстания 1381 г., которые были составлены по каждому административному району столицы и находятся в судебных документах Лондона{142}. Некоторым из этих районов можно дать обстоятельную социальную и экономическую характеристику. Так, Фарндон (Farndon) был населен мелкими и средними ремесленниками, в основном седельщиками и башмачниками, а также каменщиками, плотниками, малярами, портными. Брэд-стрит (Bread Street) — тоже ремесленный район, где жили пивовары, сапожники, столяры и золотых дел мастера. Район Касл-Байнард (Castle Baynard) населяли лодочники, возчики, седельщики, деревообработчики, мастера, изготавливающие циновки. Район Даугейт (Dawgate) был представлен канатчиками, верёвочниками, ткачами, красильщиками. Олдгейт (А1-dgate) — плотниками, кожевниками, портными, малярами, пивоварами. В районе Кордуэйнер-стрит (Cordwainer Street) жили и работали башмачники, делающие обувь из кордовской кожи, то есть из сафьяна. Население Королевской гавани (Queen Hithej занималось в основном рыбной ловлей. Богатым и густо населенным районом Лондона был Чип (Cheap), где жили ремесленники различных специальностей: поленики, мастера, выделывающие свечи, подсвечники, кошельки, оружейники, обойщики, седельщики, портные, а также мясники, пекари, пивовары. Уолбрук (Wallbrook) населяли ткачи, кожевники, сапожники, занимающиеся починкой обуви, носильщики; район Коулмен-стрит (Coleman Street) — башмачники, поясники, мастера, вырабатывающие булавки, гребни для расчесывания шерсти; район Кэндлэвик (Candlewick) — ремесленники, изготавливающие грубую шерстяную пряжу. Многие ремесленники района Крипплгейт (Cripplegate) занимались дублением кож.

Изделия лондонских ремесленных мастеров пользовались известностью по всему королевству. Особенно славились предметы роскоши, а торговцы и купцы продавали на всех крупных ярмарках и рынках страны продукцию ювелиров[24], меховщиков, портных, поясников, седельщиков столицы.

Торгово-ремесленный облик Лондона ярко запечатлел посетивший его в начале 80-х гг. XV в. итальянский монах-августинец Доминико Манчини: «На берегах Темзы — огромное количество складов для хранения доставленных товаров и бесчисленное количество подъемников различных размеров для разгрузки товаров с судов. Из восточного района (Тауэр-стрит), соседнего с Тауэром, по направлению к западным стенам ведут три мощные дороги, они самые многолюдные во всем городе и почти прямые. Из них одна (Темз-стрит, вдоль которой шел «Рыбный ряд») ближе к реке и ниже, чем остальные, она занята лавками с жидкими и тяжелыми товарами: там можно найти все виды полезных ископаемых, вина, мед, воск, смолу, лен, веревки, нитки, зерно, рыбу и другие неприятно пахнущие товары. На улице (Тауэр-стрит), которая лежит между двумя другими, вы не найдете ничего кроме тканей. Через третью улицу (Паултри), идущую через центр по равнине, проходят более ценные товары, такие как: золотые и серебряные кубки, красители, различные шелка, ковры, гобелены и многие другие экзотические товары. Хотя нигде нет недостатков ни в чем, эти места лучше приспособлены для торговли вышеупомянутыми товарами. Кроме этого, в городе много других густонаселенных кварталов с многочисленными лавками, так как все принадлежат ремесленникам и торговцам»{143}.

Исключительно важное значение для Лондона имела Тюдоровская эпоха (1485–1603 гг.), очень сложная для жизни английских городов, переломная по своей сути, оказавшая колоссальное влияние на их последующую историю. В.А. Евсеев, подчеркивая эту значимость, пишет о «новом этапе в развитии городов»{144}, а Лондон с его округой выделяет в особый экономический регион «в связи с его необычайно бурным ростом и усилением влияния столицы во всех сферах жизни страны в рассматриваемый период»{145}.

Отмечая стремительное экономическое развитие Лондона в XVI в., в первую очередь следует выделить зарубежную торговлю{146}. Конкурируя с торговцами провинциальных портов, лондонские купцы пользовались уже не только и не столько географическими преимуществами: аккумуляция богатств в городе обеспечивала появление необходимых финансовых ресурсов, особенно с начала XVI столетия{147}. Можно с полным правом согласиться с предположением ряда авторов о том, что разрыв между уровнем развития Лондона и провинций, а соответственно и статусом столичного и периферийного купечества постоянно сохранялся и даже усиливался на протяжении XIV–XVII вв.{148} Например, в 1524 г. Лондон заплатил 8262 ф. налога, а крупнейший провинциальный город Англии Норич — 1704 ф., т.е. почти в 5 раз меньше. В середине XVII в. это соотношение увеличилось в 25 раз{149}.

Благодаря этому уникальному сочетанию финансовых, хозяйственных и социальных возможностей, «общности экономической жизни Англии и ее централизации»{150} Лондон совершенно преобразился: заурядный, по европейским меркам, портовый город на западной границе торговой системы Северной Европы, он превратился в торговый центр — ядро новой системы, которая постепенно захватывала мировое лидерство. Разительные перемены в облике английской столицы делали ее все более популярным местом для посещения, которое входило в обязательный «образовательный тур» европейской молодежи[25].

Осенью 1599 г. в Лондоне находился 25-летний швейцарский путешественник, студент-медик Томас Платтер (1574–1628 гг.), младший сын известного немецкого (швейцарского) гуманиста Томаса Платтера из Базеля[26]. Платтер-мл. совершал поездку по Франции и Англии. Пробыв в Лондоне пять недель, с 18 сентября по 20 октября, в течение следующих шести лет он перерабатывал свои «Путешествия по Англии», содержащие целую главу, посвященную Лондону.

Уже в самом начале своего повествования Платтер четко определяет значение Лондона, делая ценные замечания относительно того, что он стал «местом, которое путешествующим европейцам стоит посетить <…> по отношению к другим городам Англии он занимает главенствующее положение, так как говорят, что не Лондон в Англии, а Англия в Лондоне…»{151}.

Мы находим у автора представление о планировке и размерах города. При этом отправной и формообразующий элемент для него — Темза, которой лондонцы обязаны возвышением и процветанием своего города. Платтер сообщает, что Лондон «…чудесно спроектирован»{152}, он «… расположен на реке Темза <…> которая протекает через город и течет дальше <…> множество маленьких улочек ведут к Темзе со всех концов Лондона»{153}. Привязка к реке определила вытянутую форму города, которую запечатлел автор, обозревая городское пространство сверху: «Оттуда [с крыши собора св. Павла] чудесный вид на весь Лондон, какой он длинный и узкий»{154}.

Общее впечатление о Лондоне у иностранного путешественника дополняется представлением о его делении на части, хотя, надо признать, что представление это очень расплывчатое. Платтер в самом общем виде знает, что в городе есть центр (Лондонский мост, как и Тауэр, «… находится не в центре города…»{155}), окраины («…королевская церковь Вестминстера <…> находится <…> в полумиле от Лондона, однако не совсем вне города, а в дальнем его конце…»{156}) и окрестности, пригороды («…в пригороде, у Бишопсгейт…»{157}), а сам город «разделен на 120 приходов»{158}.

Такое восприятие Лондона путешественником неразрывно связано с его представлением о невероятном богатстве города. По словам Платтера, «он [Лондон] такой богатый, что опережает всех не только в этом королевстве, но и во всем христианском мире»{159}. И далее Томас замечает: «На одной только улице Чипсайд, где живут исключительно ювелиры и банкиры, можно увидеть несметные сокровища и много денег»{160}; «…город большой и дорогой…»{161}. Дороговизну Лондона автор «Путешествий» отмечает неоднократно, что, видимо, может характеризовать и его самого как человека очень рачительного и бережливого, вполне в духе протестантской этики. Особенно это бросается в глаза при описании им посещения Тауэра, где Платтер дотошно фиксирует восемь раз (!) взимавшуюся с него и его компаньонов плату за осмотр тех или иных достопримечательностей{162}, и постоянно подмечает детали, подтверждающие восприятие им Лондона как чрезвычайно богатого и дорогого города. Так, в Тауэре он видел «…множество <…> милых вещичек, богато украшенных. Они все очень дорого стоят, поскольку на их изготовление пошло много золота»{163}. И «гобеленовую скатерть для стола» ему показали «очень дорогую»{164}. Другой «…очень старый гобелен, который хранится в замке уже 500 лет <…> очень большой и дорогой»{165}.