Северные горы - Анна Котова

Он привел людей короля к тому месту, где русло Миэрге-рра-иу разделял прежде остров. Когда-то на этом острове была крепость, затем она разрушилась, но острые обломки клинков, вил и копий все еще скрывались под водой там, где их воткнули давным-давно наши предки. Сам же остров залило водой, и его не было видно, хотя по бурунам можно было понять, где он. Но люди артолийского короля ничего не понимали в реках и не знали языка течения. Они послушно полезли вслед за пастухом в воду. Выше острова была отмель почти до середины русла, и, видя, что в этом месте турепанин едва замочил колени, солдаты совсем успокоились. Они шли за пастухом, не особо глядя под ноги, а за ними следом поползли уже тяжелые бронемашины. Несколько раз пастух оступался и падал в воду, потом вставал, отряхивался, как собака, и брел дальше. Солдаты очень веселились, видя это. И когда турепанин оступился последний раз, они ничего не поняли и шагнули за ним следом. Миэрге-рра-иу подхватила их и швырнула с размаху на смертельную отмель, ощетинившуюся железом. Несколько танков, ползших за пехотой, успели затормозить, но три или четыре из них, шедшие впереди, не удержались на мелководье, их поволокло и бросило на затопленный остров поверх собственных солдат, напоровшихся на колья.

Пастух погиб первым. Его уже нельзя было ни пытать, ни казнить. Потери Намангета были невелики: сорок человек и четыре танка — мелочи для многотысячного войска. Но все артолийцы видели, как это случилось, и страшная смерть на переправе подорвала дух армии. Король Намангет был великим полководцем и знал, когда войско с радостью пойдет на гибель, а когда не стоит и пытаться посылать его вперед. Среди солдат уже пошли разговоры: кто-то будто бы слышал, как пастух перед смертью призвал на помощь дух реки, кто-то будто бы видел, как вода приняла форму хищной когтистой лапы и сгребла все танки, до которых смогла дотянуться. Шептались, что пастуха чудовищной волной выбросило на другой берег. А один парень сказал: "Черномазый снял с шеи свои амулеты и бросил в воду, прежде чем в нее ступить". Побежали к отмели и увидели связку языческих побрякушек, зацепившуюся за ивовый куст.

Намангет понял, что Миэрге-рра-иу отныне непреодолима для его войск. Даже если рядом есть безопасный брод, ни один солдат не сунется в реку.

Так и вышло, что ценой жизни одного пастуха и стада баранов — их артолийцы, разумеется, моментально сожрали — были спасены Северные горы. Намангет до конца своих дней мечтал снова прийти сюда и перерезать горцев вместе с их баранами, но волнения в собственной разросшейся державе не позволили ему вернуться к нашим горам.

Имени пастуха уже не помнят, но каждый человек из рода Нгаинараре при удобном случае ввернет: "В нашем клане даже пастухи — и те драконы".

Оревалат Аартелинур

"Сказания Северных гор"

--

Летели ночи безоблачного счастья, тянулись дни нетерпеливого ожидания сладкой ночи, Артан каждое утро подвозил Карину в контору и каждый вечер забирал ее с работы. Иногда они отправлялись прямо домой, в постель; иногда летали на озеро — называлось: "искать лифчик", но поскольку он так и не нашелся, всегда был повод поискать еще. Артан учил Карину плавать; в результате она научилась любить его в озере ничуть не хуже, чем на турепанском одеяле, но так и не научилась держаться на воде.

Но через две декады начались неприятности. Сначала явилась домохозяйка. Она долго трезвонила в дверь; когда Карина открыла, мадам Теплиц решительно отстранила квартирантку и строевым шагом вошла в комнату, где на широкой кровати, принадлежавшей мадам Теплиц, на варварском турепанском одеяле лежал варвар-турепанин в одних трусах и читал толстую книгу. Неизвестно, что больше возмутило мадам Теплиц: наглое присутствие голого варвара на ее драгоценной кровати или то, что белоглазое отродье позволяет себе притворяться грамотным (сама мадам читала с трудом) — но домохозяйка побагровела, задохнулась, а потом взорвалась гневным ором. У нее приличный дом! Она не сдает черномазым жилья! Она не потерпит противоестественного разврата под своей крышей! Чтоб через час духу турепанского в доме не было! Что, если, не приведи Создатель, другие жильцы узнают, что дура-девчонка спуталась с белоглазым! Вон, немедленно вон! Подстилка турепанская! И будь добра денежки за этот месяц отдать сейчас же! Что? Месяц не кончился? Ничего, заплатишь, иначе мадам Теплиц пойдет к твоему начальству в твою гребаную контору и расскажет всем и каждому, с кем ты трахаешься, бесстыдница, позор артолийской расы!

— Сколько ты должна? — спросил Артан.

— Двадцать динариев, — ответила Карина.

Он молча достал деньги, бросил их на ковер под ноги орущей мадам и стал неторопливо одеваться. Мадам прибавила громкость. Он оскорбляет ее самим своим существованием! Но то, что он даже не вышел из комнаты надеть свои поганые штаны, вынести невозможно!

Светлые глаза Артана недобро засверкали.

— Мдам! — сказал он с жутким гортанным акцентом. — Вэсь дом узнаэт, што у тэбя жыву я! Патышэ, прашу!

И мадам заткнулась.

— Вот так! — удовлетворенно заметил Артан. — Тыхо, харашо! Пажалй, нэ буду тэбя рэзат! — и спокойным голосом Карине: — Подожди у машины, милая, я вынесу наши вещи.

— Какие вещи? — завопила было мадам Теплиц и осеклась под бешеным белым взглядом.

— Стереовизор, аквариум, одеяло, подушка, книги, — перечислил Артан и повернулся к мадам спиной.

--

Ты прекрасна, моя земля: твои снежные вершины, на которых, зацепившись, виснут облака; твои бездонные ущелья, где слышишь неумолчный шум бегущей воды, а видишь лишь радугу на мельчайших брызгах, повисших в воздухе — ибо так глубоко ущелье, что самой реки не видно; твои цепкие растения, живущие на голых камнях; твои шустрые звери, превосходящие отвагой драконов; твое небо, чистое и ясное летним днем, черное и сверкающее яркими глазами бессонных богов летней ночью — и низкое, темно-сизое, лежащее на самых крышах занесенных снегом селений, зимой. Я люблю твоих людей, моя земля: бедных, но щедрых, гордых, но добрых, суеверных, но не косных, красивых, но не высокомерных. Как тяжело вдали от гор вспоминать все это; но я знаю, что вернусь, я непременно вернусь, я пройду по этой траве, я поцелую эти камни, я склонюсь перед этими вершинами, я омою лицо в этих реках — я вернусь, чего бы мне это ни стоило. Даже если я умру, я вернусь, потому что душа не умирает и ей не нужны деньги на дорогу.