Зеленые холмы Африки - Эрнест Хемингуэй

В начале четвертого мы тронулись в путь, чтобы к четырем добраться до холма. Но было уже почти пять, когда мы наконец увидели первого носорога: неуклюже покачиваясь на своих коротких ногах, он перевалил через гребень холма почти там же, где мы увидели его накануне, и скрылся в лесу неподалеку от того места, где вчера у нас на глазах дрались два носорога. Спустившись с холма, мы пересекли заросшую лощину и двинулись по крутому горному склону к акации с желтыми цветами, служившей нам ориентиром.

Борясь с ветром, я старался идти как можно медленнее, не теряя из виду дерева, и заткнул носовой платок под шляпу, чтобы пот не заливал очки. Я знал, что, быть может, через секунду придется стрелять, и нарочно шел медленно, чтобы не вызвать сердцебиения. На охоте по крупному зверю, если охотник умеет стрелять и видит, куда стрелять, не может быть промаха, разве что стрелок запыхался от бега, либо только что вскарабкался на крутой склон, либо очки его разбились или запотели, а у него не нашлось тряпки или бумаги, чтобы их протереть. Очки вообще доставляли мне кучу хлопот, и я носил при себе четыре носовых платка, перекладывая их из одного кармана в другой, когда они намокали от пота.

Мы осторожно приблизились к акации с желтыми цветами, словно к выводку перепелок, перед которым собака сделала стойку. Однако носорога там уже не оказалось. Мы обшарили всю опушку, видели множество следов и свежего помета, а носорога не было. Солнце уже садилось, начинало смеркаться, а мы все бродили по лесистому склону в надежде встретить зверя на какой-нибудь прогалине. Когда в темноте стрелять стало почти невозможно, Друпи вдруг остановился и припал к земле. Опустив голову, он рукой указывал куда-то вперед. Мы подползли к нему и увидели двух носорогов, большого и маленького, — они стояли по грудь в кустарнике, отделенные от нас небольшой долиной.

— Самка с детенышем, — прошептал Старик. — Стрелять нельзя. Дайте-ка мне разглядеть ее por. — И он взял у М'Кола бинокль.

— Видит она нас? — спросила Мама.

— Нет.

— Далеко до них?

— Шагов пятьсот.

— Боже, какая крупная! — сказал я шепотом.

— Да, крупная самка, — подтвердил Старик в радостном возбуждении. — Интересно, куда девался самец? Слишком темно, стрелять можно, только если столкнемся нос к носу.

Носороги, повернувшись к нам задом, мирно щипали траву. Мне кажется, эти животные никогда не ходят. Они либо бегут, либо стоят на месте.

— Отчего они такие красные? — спросила Мама.

— Вывалялись в глине, — пояснил Старик. — Надо торопиться, пока еще не совсем стемнело.

Солнце уже село, когда мы выбрались из леса и увидели внизу тот холм, откуда накануне наблюдали за носорогами в бинокль. Вместо того чтобы спуститься, пересечь лощину и выйти к лагерю прежней дорогой, нам неожиданно взбрело в голову пройти лесной опушкой прямо по горному склону. И вот в темноте, придерживаясь намеченного пути, мы двинулись через глубокие предательские ущелья, издали похожие на рощицы, скользили, цеплялись за лианы, спотыкались, карабкались и снова скользили все ниже и ниже, потом опять с невероятными усилиями взбирались по круче, а лес был полон ночных шорохов, слышалось рычание леопарда, который охотился на бабуинов; я боялся змей и со страхом прикасался в темноте к каждому подозрительному корню или ветке.

На четвереньках мы одолели два глубоких ущелья, а затем при свете луны перевалили через длинный и невероятно крутой отрог, на который взбирались, цепляясь за камни, подтягиваясь, цепляясь и снова подтягиваясь, черепашьим шагом, смертельно усталые, с трудом неся тяжелые ружья. Наверху мы вздохнули с облегчением. Перед нами расстилалась долина, озаренная лунным светом; потом мы снова шли вниз, вверх и напрямик через невысокие холмы; мы изнемогали от усталости, но впереди уже показались огни, а там наконец и лагерь.

И вот я уже сижу у костра, зябко поеживаясь от вечернего холодка, и попиваю виски с содовой в ожидании, пока брезентовая ванна наполнится на одну четверть горячей водой.

— Купати, бвана.

— Черт побери, никогда не смогу больше охотиться на горных баранов, — говорю я.

— А я и раньше не могла, — отзывается жена. — Это вы все меня заставляли.

— Ну, ну, ты лазаешь по горам почище любого из нас!

— Как вы думаете, Старик, сможем мы опять когда-нибудь охотиться на них?

— Не знаю, — отозвался Старик. — Все зависит от обстоятельств.

— Противнее всего езда на этих ужасных машинах.

— Если б мы каждый вечер совершали такой переход, мы незаметно для себя прошли бы весь путь за какие-нибудь трое суток.

— Конечно. Но я не перестану бояться змей, даже если целый год буду каждый вечер совершать такие прогулки.

— Это пройдет со временем.

— Ну, нет. Я боюсь их панически. Помните, что со мной было, когда вы стояли за деревом, а я, не видя вас, наткнулся на вашу руку?

— Еще бы, — ответил Старик. — Вы отскочили на добрых два шага. Вы действительно так боитесь змей или только притворяетесь?

— Ужасно боюсь. С детства.

— Что это с вами сегодня? — спросила моя жена. — Почему вы не рассуждаете о войне?

— Мы слишком устали. А вы были на войне, Старик?

— Какой из меня вояка, — ответил он. — Куда же запропастился этот парень с нашим виски? — И, дурачась, он позвал тоненьким фальцетом: — Кэйти! Эй, Кэйти-и!

— Купати, — тихо, но настойчиво повторил Моло.

— Я устал.

— Мемсаиб, купати, — произнес Моло с надеждой.

— Сейчас иду, — сказала Мама. — А вы допивайте быстрее виски. Я проголодалась.

— Купати, — сурово сказал Кэйти Старику.

— Сам купати, — буркнул Старик. — Не приставай! Кэйти отвернулся, и в свете костра на его лице мелькнула улыбка.

— Ну, ладно, ладно, — сказал Старик. — Хотите выпить? — обратился он ко мне.

— Выпьем по стаканчику, — отозвался я, — а потом будем «купати».

— Купати, бвана М'Кумба, — сказал Моло. Мама подошла к огню в своем голубом халатике и высоких сапогах, защищающих от москитов.

— Что же вы? — сказала она. — Ступайте скорее. После купанья выпьете еще. Здесь отличная, теплая илистая вода.

— Вот пристали с этим купаньем, — пожаловался Старик.

— Помнишь, когда мы охотились на горных баранов, у тебя слетела шляпа и чуть не упала прямо на одного из них? — спросил я у Мамы, так как под действием виски вспомнил Вайоминг.

— Ступай-ка лучше в ванну, — ответила она. — А я пока выпью стаканчик.

На другое утро мы встали чуть свет, позавтракали и вышли на охоту. Обшарили опушку и глубокие долины, где Друпи перед восходом солнца видел буйволов, но их уже и след простыл. После долгих поисков мы вернулись в лагерь и решили послать грузовики за носильщиками, а затем пешком двинуться туда, где в русле реки, бравшей начало на горном склоне, рассчитывали найти воду, — это было чуть подальше того места, где произошла накануне наша встреча с носорогами. Неподалеку от горы мы хотели разбить лагерь и оттуда обследовать новые места на краю леса.

Грузовики должны были привезти Карла, который охотился на куду отдельно от нас. Его там, кажется, одолела хандра, или отчаяние, или то и другое вместе, и надо было его выручать; на следующий день ему предстояло отправиться в Рифт-Велли, чтобы добыть мяса и поохотиться на сернобыка. А если бы мы выследили хорошего носорога, то сразу дали бы ему знать. В пути решено было стрелять только при встрече с носорогами, чтобы не распугать их заранее. А между тем наши мясные запасы подходили к концу. Носороги, видимо, очень пугливы, а я еще в Вайоминге убедился, что все пугливые звери покидают удобные для охоты места — небольшую долину или гряду холмов — после первых же выстрелов. Старик посоветовался с Друпи, мы разработали план действий и отправили Дэна на грузовиках вербовать носильщиков.

К вечеру грузовики привезли Карла, все его снаряжение и сорок мбулусов, красивых туземцев, во главе со спесивым вождем — единственным обладателем пары коротких штанов. Карл осунулся, побледнел, в глазах появилось усталое выражение, почти отчаяние. Он провел на охоте восемь дней, упорно выслеживая антилоп в холмах, лишенный возможности перекинуться с кем-либо хоть словом по-английски, и за все время видел только двух самок куду да спугнул одного самца, не успев подойти к нему на выстрел. Проводники уверяли, что видели и второго самца, но Карл решил, что это конгони, или вообразил, будто они сказали ему, что это конгони, и не выстрелил. Он был очень раздражен, сердился на своих помощников, — словом, охота была неудачна.

— Я не видел у него рогов. Не верю, что это был самец, — твердил Карл. Охота на куду была теперь его больным местом, и мы поспешили переменить тему.

— Там, в долине, он убьет сернобыка и успокоится, — решил Старик. — Неудача расстроила ему нервы.