Выбор из худшего - Гришин Алексей

И так далее. Если цифры означают время, то последняя запись сделана около девяти часов вечера, в 20.56, если точно. Что такое? Заинтересовавшись, Поль пересмотрел все книги и тетради Реми. В них, среди множества формул и иногда смешных рожиц, изредка встречались такие же записи.

Также сделанные кое-как, карандашом, как правило – в вечернее время, а сверху аккуратно чернилами проставлялись даты. Хотя были и дневные записи. Поль потратил час на подсчеты и убедился – эти дни оказались воскресными.

Большая квартира на улице Пекарей

– Господин, мы такого раньше никогда не видели! Он залез на крышу прям по стенке! Как таракан на кухне! Вот как стоял, я и моргнуть не успел, а он уже с крыши тем разбойникам рожи корчит.

– Ну да, среди ночи ты эти рожи отлично разглядел, лучше, чем днем… – Сидевший в углу комнаты дворянин усмехнулся. Впрочем, в комнате, освещенной лишь лунным светом и горящей на столе свечой, улыбки видно не было.

– Вот вы шутите, а я как есть все рассказываю. Луна-то, вон она, полная! Точно рожи корчил, как мальчишка.

– Так он и есть мальчишка… который у вас ужом между пальцами проскочил.

– Да ведь… мы ж того, мы ж за ним тихонечко шли. Да если б не эти олухи из подворотни… Вы ж как сказали? Чтоб посмотреть за ним. А тут эти как выскочат, а он как сиганет, раз – и уже наверху, словно взлетел, как маг какой, ей-богу! Ну, или дворянин…

– Взлетел?! То есть никакой это не бедный родственник?

– Вот уж нет! Уж тут поверьте, именно залез, безо всякой магии, просто ловко так, вот точно, словно таракан.

– Ловок, значит? А не срисовал ли он вас по дороге? Заметил, что за ним следят, приготовился к нападению?

– Господин, ну мы ж не новички сопливые! Да и парень – простак простаком. Мы ж не в первый раз! Вы ж знаете! Если человек слежку замечает, да еще когда один, да ночью, у него завсегда походка меняется, дергаться начинает, хоть как-то, но оглядываться. А этот, хоть и страшно ему было, ночь все-таки, вокруг ни души, но шел спокойно, головой не крутил. Не, пентюх деревенский, как есть говорю.

– Больно ловкий нам пентюх попался. Однако тебе в этих делах я доверяю. Что же, тогда полностью переключаемся на полицейского. И не дай вам Спаситель засветиться – шкуру спущу! Да, и плату за вчерашнее вы не получите. Вот только, – господин протянул несколько монет, – передашь своим, чтобы с голоду не сдохли. И не вздумайте сегодня напиться! Уже завтра беритесь за амьенца.

Когда здоровенный косматый детина, эдакий типичный грабитель из трущобной подворотни, ушел, дворянин встал из стоявшего в темном углу кресла и открыл дверь в соседнюю комнату.

– Прошу вас, господин. Все слышали? Что скажете?

Пожилой, седой и сгорбленный мужчина неторопливо прошел и, кряхтя, разместился в кресле, в котором только что сидел хозяин комнаты. Так что лица мужчины в полумраке видно не было. Луч лунного света лишь серебрился на длинных седых волосах, играл на янтарных чётках, которые плавно перебирали иссохшие руки, да на отполированной рукояти длинной шпаги, неуклюже смотревшейся у этого старика.

– Значит, ловкий мальчик умеет лазить по стенам и не прочь подразнить злых разбойников? Кстати, кто они?

– Да обычные отбросы, будьте уверены. Они в том месте не впервой промышляют.

– Так что думаете, это действительно деревенский олух? Не посланец от королевского интенданта?

– Видимо, так. – Дворянин пожал плечами. – Но присмотреть за ним все равно следует. На всякий случай.

– Что же, вам здесь, на месте, виднее. А я, с вашего позволения, откланиваюсь – очень уж спать хочется.

С этими словами старик встал, все также кряхтя вышел из дома и, по-стариковски шаркая, побрел вверх по улице. Но чем дальше он шел, тем тверже становился шаг, выпрямлялась спина, разворачивались плечи и исчезала седина. Так что в уютную гостиницу в центре города вошел уже молодой человек, который звонким голосом крикнул:

– Хозяин! Вина и мяса, я голоден, как сотня каторжников! И позови Рози! Отдыхать буду!

Глава V

Вечером, сидя в небогатой, но чистой таверне при гостинице, рекомендованной Тома («недорого, прилично и готовят – пальчики оближешь»), Вида засыпал унтер-офицера вопросами. Уплетая здоровенного, горячего, только что запеченного каплуна, запивая одним-другим-пятым стаканом вина, он с почти детским восторгом слушал рассказ о событиях годичной давности, когда своевременное вмешательство всего одного, но прекрасно обученного взвода, под командой одного, но чрезвычайно грамотного полицейского сержанта решило исход целой военной кампании.

В общих чертах эту почти эпическую историю знал весь Амьен, но подробностей не знал никто. Полицейский сержант возвратился в город кавалером Алой звезды – высшей награды Галлии для гражданских простолюдинов – и тут же был произведен в лейтенанты. А с лейтенантом уже вот так запросто не поболтаешь.

Тома тоже о многом не знал, о чем-то умолчал, но уж про жаркий бой, который пришлось принять его солдатам на улицах Кале, рассказал все. Хотя… что такого особенного может поведать участник схватки? Как кричали, умирая, люди? Как споткнулся о труп ближайшего друга и уже простился с жизнью? И как грудью закрыл его молоденький солдат, которого всегда считал худшим из своих бойцов?

Ну да, об этом, еще о звоне и скрежете клинков, вони пробитых кишок и звериной, заглушающей животный страх ярости, какой не испытывал никогда раньше и, даст Спаситель, не придется испытать впредь.

– Так что, когда помощь подоспела, нас и осталось-то всего дюжина, тех, кто еще дышал. А таких, кто идти мог, их и вовсе не было. Спасибо горожанам – отвезли в госпиталь, а там нас, представляешь, маг лечил, прямо как благородных. Вот, стало быть, как мы выздоровели. Ажан, ну, то есть теперь-то господин виконт де Камбре, он как выздоровел, так сразу в Амьен умотал, а мы задержались. Тут нам и предложили остаться в Кале. Сам господин де Жаме, представляешь, в госпиталь пришел и лично предложил: мол, с господином графом он все утряс, дело за нашим согласием. Всем даже зарплаты положили, каких и в королевской гвардии, поди, не платят, и подчиняемся мы лишь лично ему да господину де Фотельи, полковнику!

– С ума сойти. – Вида пораженно уставился на собеседника. – Если б сегодня сам не увидел – ни за что б не поверил. Это что ж вы такое делаете? За эдакие деньги?

– Разное, – резко ушел от ответа Тома. – Сейчас вот тебе помогаю. Ну да ладно, заболтался я с тобой; иди-ка ты спать, да и мне, пожалуй, пора.

Распрощавшись, унтер-офицер встал, но пошел не к выходу, а, многозначительно покручивая ус, к трактирной стойке, за которой командовала пухленькая миловидная хозяйка.

«О, кажется, не просто так мне посоветовали эту гостиницу, – подумал Вида. – С другой стороны, кормят здесь и впрямь неплохо, и цены божеские. А остальное… если уж платить, то лучше своим. Да и спать охота, сил нет».

Зависть? Вот ее не было вообще. Во-первых, потому что господин королевский интендант не скупится оплачивать хорошую работу, а во-вторых, Вида прекрасно понимал: просто так военным не платят. Слишком немногим бойцам из взвода Тома суждено умереть своей смертью.

Следующий день начался с нового похода к местным коллегам.

Вторая попытка попасть на прием к интенданту полиции барону де Буко увенчалась успехом. Впрочем, решающим оказалось активное участие в этом предприятии унтер-офицера Тома, который во всеуслышание объявил, что должен лично передать письмо коменданта гарнизона господину интенданту и отрежет уши всякому, кто посмеет ему помешать. С Тома спорить никто не стал. Видимо, бывали уже прецеденты.

– Что там у вас, давайте уже. – Плотный, с красным лицом обжоры, одетый в ярко-желтый кафтан и желтые панталоны барон де Буко нетерпеливо протянул руку. – А этот, – он кивком указал на Вида, – вообще может быть свободен. Нечего ко мне толпой ходить, ты б еще сюда со взводом приперся или с ротой, чего там.