Рассказы - Виктор Сидоров

Гости слушали Альку, улыбались и ахали удивленно. А он, воодушевленный вниманием, собрался уже показать свою ракетную установку и рассказать, как они с Коськой метко били ракетами Катькин кораблик, да вдруг, словно выстрел, хлопнула вылетевшая из бутылки пробка.

И всё мгновенно переменилось. Люди сразу встали, заходили, задвигали стульями, оживленно заговорили о чем-то своем.

Алька остался один на диване. Он растерянно смотрел на поднявшуюся суматоху, не понимая, что случилось. Он соскочил с дивана, забегал от одного к другому, просительно повторяя:

— А еще что я скажу…

Но его уже никто не слушал. Выстрел бутылки словно убил у всех интерес и к его рассказам, и к нему самому.

Пухлая и мягкая тетя Рая, когда Алька пробрался к ней, протиснувшись между стульями, тихо и решительно сказала:

— Не балуй, Алик. Нехорошо. Да и платье мне изомнешь.

Алька перешел к тете Нюше. Но тетя Нюша подтолкнула его твердым и острым пальцем в спину.

— Иди, иди, крошка. Не мешай нам.

Даже Иван Петрович не обратил никакого внимания на Альку: он с тяжелым сопением грыз куриную ногу.

Алька расстроился и, едва сдерживая слезы, пошел на кухню. Он, может быть, и расплакался бы от обиды, да дверь открылась, и на пороге появились Коська и Катька. Они теперь были немного почище: наверное, умылись из колонки, однако у Коськи по-прежнему чернели комочки грязи на ушах и волосах.

— Пришли вот, — сказал Коська очень важно. — В гости.

— Пришли, — повторила Катька, осматриваясь вокруг удивленными глазами.

— Мы тебе вот что подарим, — и Коська разжал кулак.

На ладошке лежал видавший виды складешок в форме туфли. Алька затрепетал весь: ничего на свете он так не желал иметь, как этот Коськин ножик. Сколько раз Алька выпрашивал его у Коськи, сколько раз пытался выменять на что угодно, но тот и слушать не хотел. А сейчас вот взял и подарил…

— Эх, спасибо, Коська! Вот уж спасибо!.. Идемте в комнату, там уже едят.

Они вошли. Мама обернулась и замерла в изумлении, забыв откусить хлеб, который она поднесла ко рту.

— Эт-то еще что такое?

Алька сказал гордо и радостно:

— В гости ко мне пришли. Коська и Катька. Я их тоже пригласил. Они мне вот что подарили, — и он показал ножик.

Гости засмеялись, а мама покачала головой.

— Идемте-ка на кухню, гости дорогие.

Она достала из буфета несколько конфет, дала Коське и Катьке.

— А теперь ступайте.

— Куда? — не понял Коська.

— На улицу. Домой. Куда хотите.

— А ваш Алик позвал нас.

Катька тихонько подтвердила:

— Позвал…

Мама нахмурилась.

— Идите, идите, дети. Нам некогда. Нас ждут гости.

Алька умоляюще сложил руки.

— Пусть они с нами… Пусть, а?.. Мам?..

Мама прикрикнула:

— Иди займись своими игрушками и не выдумывай глупостей. Ступайте, ступайте, ребятки. Вы нам мешаете.

У Альки мелко затряслись губы.

— Пусть они с нами… Пусть…

Мама сердито дернула Альку за руку.

— Перестань. Сейчас же!

Коська тяжело вздохнул и пошагал к двери. За ним, оглядываясь, пошла и Катька. А Алька продолжал упрашивать маму:

— Мам, пусть… Хоть немножко, а?..

Он упрашивал, а по щекам катились частые и крупные слезы.

В гостиной играла музыка, кто-то пел, кто-то хохотал, кто-то тяжело топал по полу. Дверь оттуда вдруг отворилась, и вышел папа, держа раздавленную ракетную установку.

— Вот беда, — сказал он виновато, — Иван Петрович наступил нечаянно… Плясал и наступил…

А Алька плакал и смотрел в окно: там по дорожке, держась за руки, медленно уходили Коська и Катька…

1971 г.

Грызунок

Валька стоял на самом носу теплохода, когда на излучине реки показалась Сосновка. Еще издали он увидел на пустом причале тетю Груню. Она, в белой косынке, в длинном темном платье с цветастым передником, прикрыв ладонью глаза, смотрела на теплоход. Валька, словно ветряк крыльями, замахал руками. Тетя Груня увидела, забегала вдруг по краю причала, будто выискивая место поудобней, чтобы прыгнуть в воду и плыть навстречу.

Через несколько минут Валька уже сбегал по жидким сходням на причал из десятка досок. Тетя Груня подбежала, обняла его.

— Большой, совсем большой… — говорила она, торопливо вытирая глаза кончиком косынки. — Довелось бы встретить где на улице — не признала бы. Совсем мужик. А глаза капля в каплю мамины… Ну, айда, айда, голубенок, до дому.

Они шли нешироким проулком, полого поднимающимся к центру села, Валька с любопытством вертел головой — все было непривычно и интересно: и огромные огороды, и плетеные из веток заборы, и колодцы с длинными шестами — журавлями, и низенькие закопченные баньки, которые дружно дымились по случаю субботы.

Прямо на дороге бились крыльями, купаясь в горячей пыли, куры. Валька чуть ли не наступал на них, а они хоть бы что: даже не поднимались, только косили глазами да предостерегающе кыркали, широко разевая клювы. Навстречу брел тупомордый ушастый телок. Увидел Вальку, остановился, широко расставив ноги и торчком подняв уши. Валька даже забоялся: не бодаться ли вздумал? Однако телок равнодушно проводил его взглядом и лениво побрел дальше.

Всюду тихо и до странности безлюдно. На главной улице тоже. Даже автомашин нет. Идет Валька, удивляется: словно в другую страну попал.

— А вот и наша изба, — говорит тетя Груня и показывает на зеленую крышу.

Ни самого дома, ни двора не видно — загораживает высокий плотный забор, выкрашенный той же зеленью.

Дядя Тима что-то строгал под навесом у сарая. Оглянулся на стук калитки, заулыбался, пошел навстречу Вальке, широко растопырив руки, будто боясь, что Валька проскочит мимо.

— Ну, здравствуй, племяш, здравствуй! Приехал, значит? Ну-ну…

У дяди Тимы отвислый живот, подхваченный снизу узким ремешком, и тонкий голос, такой же, как у тети Груни. Валька встречался с дядей Тимой один только раз: год назад дядя приезжал к ним в город. Тогда он привез много гостинцев: меду, сушеных грибов, кедровых орехов, а папе — черные лохматые унты. Валька и об орехах забыл, когда увидел эти унты, загоревал даже: себе бы такие! Надеть бы ушанку, свою меховую куртку на молниях, унты да пройтись по городу! Никакой мороз не прошибет, да и вид что надо. Как геолог или зимовщик какой!

Выждал Валька удобный момент, попросил дядю Тиму:

— Сшейте мне тоже унты, а?

Дядя Тима тонко засмеялся, взъерошил Валькин чубчик:

— Что, хороши? Понравились? То-то… Ладно, Валенсин, постараюсь. У меня уже одна шкурка припасена, авось и другую добуду. А ты вот что: приезжай-ка к нам на лето. Отдохнешь, а заодно и унты с тобой стачаем.

Дядя Тима почему-то называл Вальку Валенсином, и это здорово не нравилось Вальке, прямо-таки оскорбляло и злило. А тут и «Валенсина» никакого не заметил.

— Спасибо, дядь Тима. Приеду…

Приглашения дяди Тимы Валька не забывал ни на день, а про унты и подавно. Они так и стояли в глазах, широконосые, на толстой подошве, с ремешками и блестящими пряжками…

И вот он приехал.

Валька чуть ли не с ходу хотел было заговорить с дядей Тимой об унтах, да постеснялся: вдруг подумает, что он из-за них, из-за этих унтов, специально приехал. Сказал только:

— Хорошо у вас тут…

Тетя Груня обрадовалась этим Валькиным словам, как подарку:

— Так, милый, так. Чисто рай земной — живи да радуйся.

Дядя Тима подтвердил:

— Хорошо. А ежели еще и с умом жить — совсем ладно. — Обернулся к тете Груне. — Давай-ка, мать, накрывай на стол, гость-то наш, поди, проголодался за дорогу.

Тетя Груня принялась хлопотать.

Блины со сметаной, пироги с грибами, глазунья с румяными пластами сала, варенец, топленое молоко с коричневой пенкой толщиной чуть ли не в палец… Валька едва-едва выбрался из-за стола — так наелся. Полежал на траве под черемухой, отдышался малость и пошел шастать по двору да огороду.

Огород ему здорово понравился. Всего полно: и огурцы, и помидоры, и горох, и даже бобы. Это рядом с домом, а дальше растянулись грядки с луком, морковью, редиской, за ними — целое поле картофеля. В низине, в конце огорода, росла капуста, брюква, а по тыну густо плелась тыква. Как уж ни был сыт Валька, а не удержался — съел морковку и набил полон карман стручками гороха. Так, на всякий случай.

Не меньше огорода понравился Вальке и двор с его сараем, загончиками, клетушками, кладовками. Но самым интересным оказался чердак. Чего там только не хранилось! Всевозможные ящички и жестяные банки с гвоздями, шурупами, болтами и гайками, какие-то железяки и инструменты, сковороды, чугунки, ведра и даже детский велосипед, хотя, Валька знал, у дяди Тимы и тети Груни никогда не было детей.

Пока Валька перебирал да рассматривал все это добро — вспотел, вымарался в пыли и ржавчине: на чердаке было жарко и душно. Когда он собрался уже спускаться, увидел в дальнем углу подвешенный к стропилине сверток. Развернул тряпку, ахнул — шкура! Сразу вспомнились слова дяди Тимы, сказанные там, дома: «Одна шкурка уже припасена». Вот она! Значит, будут унты. Правда, не такие, как у папы, не черные — рыжие. Да разве в этом дело? Пусть любые.