Головокружение - Вадим Панов

– Даша?

Очередной клиент.

– Да, это я.

– Мы созванивались.

Ну, разумеется: «мы созванивались». А имя свое мы называть не считаем нужным. Мы ведь «созванивались», а у менеджера, разумеется, всего один клиент – вы, самый важный, самый любимый… Сижу целый день на работе и думаю: когда же ты позвонишь, ненаглядный?

Претензии свои Даша не высказала, не дура, но многозначительную паузу выдержала, и сообразивший, что к чему, клиент понял, что нужно себя идентифицировать:

– Насчет Гренландии.

Что же их всех на снег потянуло? Впрочем, ничего удивительного, учитывая нынешнюю погоду.

– Круиз вокруг Гренландии, – уточнил клиент.

– Не совсем вокруг – вдоль.

– Да, я помню. Меня все устраивает, нужно встретиться.

– Надеюсь, ваша жена в курсе?

– Что?

– Извините, – опомнилась Даша. – Это я не вам. В какое время вы хотите подъехать?

Южный Форт, штаб-квартира

семьи Красные Шапки.

Москва, Бутово, 7 июня, вторник, 11:46

– Наполовину?

– Да.

– Ты спятил?

– Нет!

– Мля, хреновину несешь! – Единственный глаз Кувалды Шибзича, великого фюрера Красных Шапок, яростно вытаращился на провинившегося бойца.

Как большинство дикарей, Кувалда не отличался ростом, лицом отчаянно смахивал на гладко выбритую обезьяну – волосы на Шапках почти не росли, – и предпочитал одежду из черной кожи. Высокий статус одноглазого подчеркивало качество этой самой кожи – Кувалда заказывал одежду у шасов, «крокодиловатый» пояс с бляшками и расшитой кобурой, а также медальон на толстой золотой цепи, который великий фюрер стал носить несколько месяцев назад. Массивный медальон – на лицевой его стороне был выгравирован щит с мечом, а на оборотной – штопор, Кувалде продал Урбек Кумар, главный в Тайном Городе скупщик краденого. Продал втридорога, поскольку одноглазый мгновенно признал в странной цацке величественный символ, и с тех пор медальон застрял на фюрерской груди.

– Фикую хреновину несешь, мля! – Кувалда совсем не произносил «д» – свойственная Шибзичам шепелявость была выражена у него необычайно сильно, однако придворные лизоблюды утверждали, что милый дефект лишь подчеркивает крутизну семейного лидера. – Не могла казна вполовину уменьшиться. Это бреф и префательство!

– В натуре, нет, – растерялся Полено, которому не хотелось прослыть ни сумасшедшим, ни бунтовщиком. – Я ничего такого не понимаю.

– Почему так мало осталось?

– Чего мало?

– Фенег, фубина! Откуфа их так мало?!

Ответа на этот вопрос у несчастного Полено не нашлось.

Как, впрочем, и во всех предыдущих случаях.

Раз в месяц доверенный уйбуй великого фюрера получал в Денежной Башне запечатанный конверт с финансовым отчетом о состоянии семейной казны и привозил его в Южный Форт – компьютерной связи семейный лидер не доверял. Затем Кувалда старательно изучал финальный лист документа – на процедуру уходило от десяти до пятнадцати минут, а после на Полено обрушивался длиннющий поток оскорблений и ругательств – одноглазый лидер никогда не оставался доволен увиденным.

– Откуфа такие расхофы?

– Четыре раза «Средство от перхоти» ремонтировали за семейный счет, – пробубнил Полено, с трудом припоминая главные траты. – Один раз капитально.

– Это еще почему?

– Буянят, – пожал плечами Полено, удивляясь про себя недогадливости великого фюрера.

– А почему раньше не буянили?

– Потому что раньше их Копыто вешал, – подал голос сидящий в углу Иголка. – Кто сильно буянил, того вешал, а кто тихо буянил, того заставлял за ремонт платить.

А напарник говорливого бойца, плечистый Контейнер, веско поддакнул:

– Угу.

И ухмыльнулся криво.

– Заткнитесь!

– Слушаемся, твое высокопревосходительство! – браво отозвались телохранители, однако фюреру послышалось в слаженном ответе какое-то ехидство.

– Языки у вас флинные.

– Виноваты, твое высокопревосходительство!

А не улавливающий скрытых смыслов Полено шумно почесал голову.

Копыто, бывший уйбуй Иголки и Контейнера, ухитрился крепко разозлить Кувалду, забыв поделиться с вождем добычей, и несколько месяцев пребывал в ссылке, скрываясь от обещанной петли то ли в Англии, то ли вообще неизвестно где. Пару дней назад Копыто набрался храбрости вернуться в Тайный Город и даже попросил об аудиенции, но давать ее или нет, одноглазый еще не решил. С одной стороны, лидер все еще жаждал поквитаться с дружбаном за крысятничество. С другой… С другой стороны, Кувалда все чаще и чаще признавался себе, что недооценивал верного уйбуя, обладавшего сверхъестественным нюхом на всяческую измену и потрясающей способностью с этой самой изменой управляться. Порядка при Копыто было гораздо больше, и участившиеся побоища в «Средстве от перхоти» наглядно это демонстрировали.

Что же касается Иголки и Контейнера, двух ближайших приятелей Копыто, то после изгнания уйбуя Кувалда назначил их своими телохранителями. И поступок этот только на первый взгляд казался странным: оставшиеся без десятки бойцы не протянули бы в Форте и двух дней – врагов у них было предостаточно, и теперь цепными псами защищали гарантирующего им жизнь фюрера.

– В общем, фенег в казне с гулькин нос, а фохофы пафают ежесекунфно.

– Кризис, мля, – пожал плечами Иголка. – Везде плохо.

– А мне пофиг, что везфе, мне важно, что у нас.

– А у нас народ буянит. – Полено, сообразив, что гроза миновала, слегка осмелел. – Совсем не думает, что кругом кризис. Народ, он такой.

– Фругого у нас нет, – строго заметил Кувалда.

– Да уж, великим фюрером тебя больше никто не сделает, – хихикнул Иголка.

– Что?!

– Выразил тебе согласие, твое высокопревосходительство.

И опять – ехидство.

Иголка славился въедливым характером, даже Копыто, случалось, доводил до белого каления, а не вешали его по той причине, что боец частенько выдавал правильные мысли, нужные в тот самый момент, когда они выдавались. А поскольку с мыслями у Красных Шапок было не то чтобы хорошо, то есть – совсем плохо, Иголку приходилось терпеть. Но иногда осаживать.

– Распустился, мля?

– Да где уж мне?

– В моем кабинете!

– О! – Боец огляделся, словно видел помещение первый раз в жизни. – То-то я думаю: место знакомое…

– Прифурок! – Кувалда сплюнул, перевел взгляд на разбросанные по столу бумаги и с удивлением обнаружил чистый – ни отпечатков, ни пятен от пролитого виски – лист. Текст написан разноцветными фломастерами, заглавные буквы неумело украшены похожими на закорючки вензелями, и этот факт тоже не остался без внимания. – Вижу, с уважением составлено, мля. – Одноглазый взял письмо в руки и вслух прочитал выведенную красным «шапку»: – «Его Величайшему и Высочайшему Высокопревосхофительству, Вожфю и Неизменному Кумиру Красношапочной Великой Нации, Героическому Побефителю Всех и Всесемейному Лиферу, Великому Фюреру Кувалфе»… – Ширина довольной ухмылки одноглазого могла бы посоперничать с шириной раскинувшегося моря. – Учитесь, пофонки, правильному обращению, мля. – Великий фюрер потряс листом: – Сразу вифно, что прошение писал боец правильный, все ваще понимающий, оплот, мля, нашей великой семьи. Нафежный штык и тыл.