Ошибочная версия - Василий Лазерко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут же сидел и слушал байки Мельникайте еще один участник последующих событий — Петя Мокрый.
Мокрый — это не кличка, какая-то. Это его настоящая фамилия. Дед его был Мокрый. Отец — Мокрый. Поэтому он также был Мокрый. Вот какое объяснение объяснение.
Хотя все относительно в нашем мире. Практически мало кто знал, что зовут этого парня Петей. Тем не менее все привыкли называть его просто Мокрый. И он не обижался, а откликался, как тот бродячий пес.
Надо сказать, что это был «тихий пьяница». Он даже, если напивался, хотя это было не часто в связи с отсутствием средств, поскольку он, как и все в этой «боевой» компашке, не знал, что такое трудиться, то просто засыпал сидя или сидел и отрешенно смотрел на окружающих.
Он никогда ни с кем не ссорился. Если вдруг его обижали, а такое было и не раз, то он беззлобно реагировал: «А мне фиолетово».
Вообще был безобидный. И безотказный. Именно поэтому в компаниях его часто использовали для похода в магазин за спиртным и закуской. Ну, а потом, как водится, «за ноги», ему наливали. Пете и этого было достаточно. Ведь у самого денег никогда н было. Никто не знал, как он живет, на какие средства. И вообще мало кто знал даже, где он вообще живет.
Такой вот был наш Петя Мокрый.
Хорошая компания собралась в тот вечер во дворе дома Жаркевича.
При этом решался вопрос, что делать дальше, то есть где найти «поддачу на халяву». Именно сегодня эта задачка была трудно разрешимая. Именно сегодня ни у кого из компании вообще не было денег. И на обозримом горизонте не видать было денежных спонсоров. Отсюда и вид у товарищей по борьбе с пьянством и алкоголизмом путем выпивания был не выразительный.
Неожиданно, как манна небесная, к ним свалился Иван.
— Приветик, трудяги!
— Привет, — вяло ответил только Мельникайте, не охотно оторвавшись от своего красноречия и уставившись на подходившего Ивана.
Остальные промолчали. Видимо, появление еще одного желающего выпить на «халяву» не вызвал у них особого интереса. Никто из них даже мысли не мог допустить, что подошедший к ним «друг» при деньгах.
— Чем занимаемся?
Вопрос был риторический. Но нужно же было завязать разговор.
— А то ты не видишь, что мы делаем, — все еще вяло произнес Игорек. — Лучше скажи, чего это ты так сверкаешь, как иллюминация на празднике?
— Да, сеструха моя деньжат и продуктов кое-каких подбросила на прожитье.
Это явно неожиданное и со всех сторон радостное для всей честной компании известие заставило всех встрепенуться. Даже Мокрого. Лица друзей стали принимать благожелательное выражение, глаза заблестели. А как же иначе? Впереди замаячила пьянка. Но все нужно обставить по — порядку. Иначе пойдет не так, как желательно.
— Ну, что ж. Дело хорошее. Что предлагаешь?
— Мокрый! — С чувством собственного величия Иван повернулся к Петру, — метнись — ка у краму (в переводе с белорусского — в магазин, — от автора). Бери на все водяры (водка, разговорное, — от автора).
Он достал из кармана куртки большую часть денег, которые действительно передала ему сердобольная сестра, и передал их Мокрому.
После этого барственно, несколько картинно добавил:
— Сдачи не надо. Да, и закусона не надо. Сеструха подсуетилась.
— Хорошая у тебя сестра, заботливая. Мне бы такую, — мечтательно произнес Мельникайте, потирая руки в предвкушении выпивки. — Ты я смотрю парень толковый, не жмот какой-нибудь. С друзьями делишься. Похвально!
Его слова были как раз подходящими для Ивана. Как бальзам на рану. Он еще больше проникся чувством величия и уважения к самому себе. Как будто угощал компанию за свой счет, а не за деньги сестры.
Тем более, что прекрасно знал, что в переданных ему деньгах есть сумма и из пенсии престарелой матери. Но так получалось, что общался он скорее только с сестрой. Поэтому говорил только про нее.
— Ну, а мы пока ко мне поднимемся. Эльвира порежет что-нибудь для закуси.
Взяв деньги, Мокрый пулей полетел к магазину. У него всегда это хорошо и быстро получалось. Не в первой.
Остальные как бы нехотя, вразвалочку, с беззаботным видом потянулись за Иваном к его квартире.
На кухне совместными усилиями Ивана и Эльвиры закуска была порезана и даже разложена на чистые, вымытые, скорее всего, все той же сестрой, тарелки. Их торжественно внесли в комнату, в которой сразу же проявились ароматы приготовленной еды.
Эльвира еще на кухне облизывалась пересохшие вдруг губы.
А ее дружок Мельникайте, как старший в этой компании, сидя на диване в комнате, потихоньку глотал слюну, внезапно появившуюся и рвущуюся из полу беззубого рта наружу.
Ждать Мокрого им пришлось не долго. Он притащил аж три бутылки водки и две вина. Вино взял потому, что после покупки водки еще осталось какое-то количество денег, которые ему дал Иван. Не пропадать же добру. А красть у своих, он считал зазорным. Не так был плохо воспитан. Да и побить за это могли сразу и без разбора.
Все чинно расселись вокруг стола в единственной в квартире жилой комнате. Иван присел к Мельникайте на диван, а Маханькова и Мокрый сели на стулья по другую сторону стола.
— Ну, что, начнем? — весело спросил Мельникайте. — Давай ты, — он обратился к Ивану, — на правах хозяина начисляй.
Долго уговаривать того не надо было. Быстренько откупорил бутылку и разлил водку по стаканам. Быстро и молча выпили. Так же быстро и молча закусили.
— Приятственно сидим надо отметить, — радостно провозгласил Игорек.
Остальные только в знак согласия помахали головами. Говорить они не могли, так как рты были набиты едой. Проголодались ребятки и девушка!
— Ну, что, как говорили древние славяне, между первой и второй промежуток не большой, — Мельникайте продолжал руководить посиделкой.
И снова обратился к хозяину квартиры:
— Начисляй.
Иван не заставил себя упрашивать и, опорожнив первую бутылку, раскупорил вторую. Снова разлил водку по стаканам.
Опять молча выпили, закусили. Все шло хорошо, как по маслу.
— Эх, — вздохнул Мельникайте, — куда ни шло, куда не выехало. Давай по третьей и покурим.
Иван уже привычно разлил водку по стаканам. Получалось, что закончили вторую бутылку. Довольно шустро пили ребята. Как говорится: опыт не пропьешь.
Все также молча выпили и закусили.
Пока остальные еще доедали, Мельникайте блаженно откинулся на спинку дивана.
— Нет, что ни говори, а без водки мужику
