Казаки на персидском фронте (1915–1918) - Алексей Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Плачу сколько могу. Эти жандармы съедают весь бюджет государства, а какой толк? Вот придут налоги, заплачу.
Начальник жандармерии, шведский полковник Эдваль рассуждал иначе:
– Если сам не возьмешь, ничего не получишь. Знаем мы это Министерство финансов. Еще жандармы взбунтуются!
Финансовый агент вез в казначейство в Тегеран шесть тысяч туманов – собранные налоги. Жандармский отряд напал на агента и отнял деньги. Министр финансов заявил протест, а в виде репрессий совсем прекратил выдачу жалованья жандармам, – до возвращения реквизированных денег персидской казне. Эдваль рассердился и в резкой форме протестовал против этого распоряжения министра финансов, угрожая туманно, но веско, всему кабинету министров.
– Это распоряжение, – заявил Эдваль, – может иметь опасные и нежелательные для правительства осложнения и последствия…
В правительственных кругах возмущались Эдвалем. Начали говорить, что жандармы и шведы не оправдывают своего назначения, что они пасуют перед врагами – кашкаями, шахсеванами, лурами, а теперь вот и перед русскими войсками. Они обременяют государственный долг, и вообще:
– Какое-то государство в государстве!
* * *«Державы покровительницы» заставили было «нейтральную» Персию повлиять на врагов своих. Представления Сазонова и Грея о нарушении англо-русского соглашения, угрозы и деньги принудили персидское правительство временно изменить свою политику в отношении германо-турок. Германская миссия и все ее сторонники покинули Тегеран, развязали шахскому правительству руки, предоставив ему полную свободу действий. Сняты были национальные флаги с посольств германского, австрийского и турецкого. Звездный флаг Америки охранял германцев и турок. Испанский – австрийцев. Но уже через десять дней, как раз в день отъезда шаха в Фараг-Абад, возвратился в Тегеран Ассим-Бей, турецкий посол. Над посольством вновь заблистал полумесяц. Скоро приезжает граф Логотетти – австрийский посланник, а принц Рейс в Хамадане на передовом посту, как и подобает первому солдату в начинающейся битве. Гарнизон Тегерана усилился. Уже прибыли первые отряды воинственных бахтиаров, сарбазов и тысячи всадников разных племен. Бахтиары из Исфагани, сарбазы из Верамина, всадники из Демавенда… Тысячный отряд жандармов в столице приведен в боевую готовность. Ждут приказа о выступлении жандармы в Шабдул-Азиме и Гасеан-Абаде. Немецкие и турецкие офицеры спешно роют вокруг Хамадана окопы и укрепляют горные перевалы Султан-Булаха. Восемь с половиной тысяч персидских жандармов и две тысячи полицейских в руках германо-турецких агентов.
В Казвине и Хамадане ружья и пушки начинают сами стрелять…
В кабинет Мустафиоль-Мамалека удалось провести трех друзей. Эттер и Марлинг считали это большой победой, а глава кабинета смеялся:
– Пусть, пусть утешаются, – говорил лукавый перс. – Что может сделать старый Сапехдар? Их трое. Ничего, ничтожное меньшинство.
Стараниями дипломатов Антанты два видных портфеля были предоставлены сторонникам русско-английского сближения. Военного министра – Сапехдару и Министра Внутренних Дел – Ферману-Ферме. Третий – Воссуг-ед-Довлэ – был без портфеля. Это была новая декорация. Тройка растворялась в количестве министров. Какую силу представляет военный министр в стране, где нет армии, где есть тысячи племен, признающих военачальником только своего вождя? Что такое министр внутренних дел, когда вся полиция предана врагам его, когда касса министерства пуста и не выплачивает жалованья, а из враждебного лагеря золото широкой рекой льется в карманы жандармов?
Уже скоро три месяца, как руссофилы и англофилы министры сидят в кабинете шахского правительства – доброжелательные и беспомощные, пассивные и ненужные.
* * *В Арке Совета министров тайное заседание. Двадцать пятое ноября. Пора действовать. Мустафиоль-Мамалек давно готовился к этому дню, но все же волнуется. Волнение выдает необычная бледность и подчеркнутое спокойствие.
– Мы вынуждены, – заявил первый министр, – прервать переговоры с англо-русской дипломатией, ведущиеся в Тегеране, Петербурге и Лондоне о заключении союза с Россией и Англией, ввиду полной безнадежности и невозможности успеха. Общественное мнение Тегерана, его политических кругов, меджелиса, и настроения персидского народа крайне враждебны России и Англии, ведущим войну с единоверной Турцией и защитницей ислама, Германией. Это было бы безумие – противодействовать народному движению, принявшему стихийные размеры. Я отказываюсь от всякого участия в этой беспочвенной и фантастической дипломатической комбинации.
Еще много было сказано слов решительных и красивых. Много было приведено изречений и нарисовано образов согласно изящным обычаям восточного красноречия.
Но не убедили они мудрого Сапехдара и друзей его.
– Ведь прекращение переговоров с Англией и Россией означает войну, – говорил Сапехдар. – Народного стихийного движения против России и Англии нет. Это выдумали немцы, которые тянут нас в пропасть.
Сапехдар не верил в конечный успех Германии в войне, и его страшила будущая судьба Персии. Он боялся русского сфинкса и знал судьбы народов, порабощенных Англией. Старый принц Ферман-Ферма поддержал Сапехдара и, покачивая головой, выражал сомнение, что Германия бескорыстно защищает ислам и что будущее Турции, искусственно втянутой в войну, еще неизвестно.
– Мы протестуем против политики и решения, принятого председателем, – говорили Ферман-Ферма и Воссуг-ед-Довле, – будем голосовать против.
Большинство пошло с Мустафиоль-Мамалеком, и на другой день решения, принятые на тайном заседании, стали известны всему Тегерану.
Итак, война. Маски сброшены. Дата нового фронта – двадцать пятое ноября. Место объявления войны – Арка Совета персидских министерств…
Подтвердились слухи о тайном союзе персидского правительства с Германией и Турцией. Призывы к священной войне и пролитая кровь нашли наконец истинное объяснение. Правители сговорились… Сговорились и правители России и Англии. Из Петербурга было приказано в Тифлис:
– Поднять великодержавное имя России в Персии на подобающую высоту. Послать для «активной политики» достаточные вооруженные силы. Незамедлительно.
В Лондоне обещали:
– Дадут такие силы, что оттянут турок с Месопотамского фронта от английской армии на себя.
Нейтральная Персия должна была стать театром военных действий чужих вооруженных сил.
– Кого же послать в Персию? – спрашивал великий князь.
– Тут нужен генерал популярный и решительный. Боевой и дипломат. Нужен человек местный, знающий Восток, кавказскую армию, кавалерист.
– Да, Баратов… Лучшего и придумать нельзя.
Выбор Главнокомандующего пал на казачьего генерала, Николая Николаевича Баратова, блестящие операции которого под Саракамышем прогремели на всю Россию и Турцию.
– Силы, посылаемые в Персию… скажем, корпус, назовем корпусом… экспедиционным. Да, Экспедиционный корпус в Персии!..
Генерал Баратов прибыл со штабом и конвоем из Баку через Каспийское море в Энзели тридцатого октября тысяча девятьсот пятнадцатого года.
* * *Седьмой кавалерийский корпус оперировал в Северной Персии… В сложном узоре расположения армий Кавказского фронта отряд Чернозубова уже вел операции на земле «нейтральной страны». Шериф-хане уже был тылом корпуса, а на Урмийском озере плавала русская флотилия.
Перевозили войска, продовольствие, военное снаряжение.
Граф Олсуфьев – Главноуполномоченный Земского Союза – по Кавказу – торопил своего представителя в Урмийском районе – Чиджавадзе:
– Иван Феофанович. Торопитесь. Что же пароходики, баржи? Скоро придет из Москвы новая покупка?
Олсуфьев спрашивал о пароходе, купленном на Москве-реке у Окуневых.
– Скоро, граф, скоро. Все делается, что можно.
– А «трапезундцы» вас перегнали. Спустили новую шхуну…
– «Сергей Глебов» – под парусами. Великолепно!
Глава вторая
НЕПРОШЕНЫЕ ГОСТИ
Изумительная осень в Персии!
Прозрачный, струистый воздух, ранним утром не жарко. Горы покрыты дымкой и как все спокойно! Дышишь глубоко полной грудью. Радостный, полный надежд, смотришь с борта парохода в бухте Энзели на чужую, неведомую землю. Там за морем, осталась Россия, суета родных городов, брошенная печаль. Здесь – неизвестность, завеса Востока, лишения, страдания, а может быть и смерть. Так вот она, Персия! Страна великого прошлого человеческой культуры, застывший в своем мудром спокойствии древний Иран, разбуженный раскатами всеевропейского грома! Что ты сулишь?..
* * *Разгрузка шла очень медленно, хотя уже к вечеру район около пристани походил на вооруженный лагерь. Выгружались в образцовом порядке, делились первыми впечатлениями; все сходились на том, что пока ничего «персидского» не видно.
