Убийство в замке - Петер Аддамс

— Конечно, — утвердительно сказал Бейли. — У кого еще могут быть причины освободиться от этих неприятных людей?

— Получается так, — согласилась Дороти и неожиданно добавила: — То, что кажется правильным на первый взгляд, не всегда подтверждается.

— И такое случается.

— Что же вы собираетесь предпринять? Арестовать меня?

— Для этого не хватает показаний и материалов.

Бейли, не стесняясь, налил себе пива, с наслаждением сделал глоток и опять закрыл глаза.

Дороти показалось, что инспектор Бейли опаснее, чем мешок гремучих змей, причем именно потому, что он добродушен и гуманен. Он с большим интересом слушал, сколько труда ей стоило разбить около дома клумбы для дикой гвоздики, затем неожиданно начал разговор о пожаре, жертвой которого она чуть было не стала, а также о бороне под окном, неожиданно оказавшейся посреди вновь разбитой клумбы.

— О господи, это могло плохо кончиться для вас! Ожоги — самые болезненные раны. А если бы вы прыгнули из окна! Быть пронзенной зубцами бороны — это не менее болезненно. Слава богу, Фишер спас вас. Примерный слуга. А каково ваше мнение о нем? — спросил он участливо.

Дороти не очень хорошо представляла, что сказать о Фишере.

— Он сдержан, надежен. Ничего плохого о нем сказать не могу. — Вдруг она рассмеялась. — Моя экономка, правда, — но об этом вы, видимо, уже знаете, — другого мнения о нем. Она считает его убийцей и убеждена, что это он взорвал зал.

— Удивительно наивная особа эта Патриция Хайсмит, но не исключено, что и она может оказаться правой. Вы не задумывались, почему Фишер такой отличный шофер? Когда рассказывают о его искусстве вождения, меня пробирает озноб. Так ездить может лишь человек, который, образно говоря, родился в автомашине, но никак не садовник с безупречными профессиональными характеристиками.

— Я не могу об этом судить. — Дороти все больше начинала нервничать. Бейли посмотрел на нее участливо.

— Хорошо. Давайте на сегодня кончим. Вы так возбуждены, что скоро начнете грызть локти. Еще один, последний вопрос. Действительно ли вы большие друзья с трактирщиком Биллом Шенноном?

— Да, но план взорвать моих любимых гостей я придумала сама. Он возник не в «Кровавой кузнице». Билл Шеннон невинен, как овечка.

— Это радует меня, это очень меня радует. — Инспектор закончил разговор с таким выражением лица, будто хотел бережно погладить Дороти по темечку.

Поздним вечером он уехал вместе с экспертами, подробно изучившими лабораторию в подвале.

У Дороти точно гора с плеч свалилась. Она удалилась в свою комнату, опустилась на диван и закрыла глаза.

Диван был ярко-красного цвета, ковер — зеленого, шторы — желтого. Вкус Дороти был, мягко говоря, экзотическим. На комоде стояла сюрреалистическая скульптура, отдаленно напоминавшая кенгуру. Она была испещрена отверстиями величиной с яйцо. Автор назвал свое произведение «Старый рыбак с неводом». Это было смело.

Несколько лет назад Дороти купила необычные по форме книжные полки. Они крепились цепями к потолку, и их можно было поднимать и опускать. Сейчас полки пустовали. Книги валялись на полу, по углам, а также посредине комнаты на ковре. Дороти говорила, что хорошую книгу лучше поискать, чем плохую, разочаровавшись, отложить.

Погруженный в свои мысли, в комнату без стука вошел доктор Эванс. Он не обратил внимания на необычную обстановку, как не заметил бы и козулю, щиплющую траву на зеленом ковре.

— Вы знаете, к какому выводу я пришел после этих двух покушений? — спросил он напуганную Дороти.

Она отрицательно покачала головой.

— Не пройдет и недели, как мы все будем лежать на кладбище Карентин. В том числе и страдающая атрофией мозга эта ваша каланча и изъеденный молью полковник.

Остановившись перед скульптурой «Старый рыбак с неводом», он замолчал. Рассеянно тыкая пальцем в отверстия, Эванс сказал:

— Это произведение искусства нужно повесить на дерево в саду. Дюжина скворцов свила бы в нем гнезда, и кошки не смогли бы к ним подобраться.

— Почему вы утверждаете, — перебила Дороти никогда не иссякаемый полет мысли изобретателя, — что это были покушения? Например, пожар от камина?

— Был ли это обычный пожар или запланированная кремация, я не могу окончательно утверждать. Но я могу совершенно точно сказать, кто взорвал мою лабораторию.

— Это любопытно. — Дороти подалась вперед.

Доктор Эванс глубоко вздохнул и хотел продолжать, но не успел. Дверь открылась, и на пороге появился Фишер.

— Почему вы не стучитесь, прежде чем войти? — напустилась на него Дороти. — Простите, миледи, я постучался, но, видимо, слишком тихо.

— Что вам угодно?

— Я хотел бы сообщить вам важную новость, миледи, — произнес Фишер с достоинством герцогского дворецкого.

— Ну, говорите же и не делайте такого лица, словно это не вы, а ваша посмертная маска.

— Простите, миледи, но это сообщение чрезвычайно секретного характера, и; наверно, мне лучше прийти в другой раз, когда вы закончите обмен мнениями с доктором Эвансом.

— Послушайте, говорите же как нормальный человек! Обмен мнениями! Доктор Эванс и не слушает нас.

Действительно, Эванс полностью погрузился в свои изобретательские думы. Он стоял перед дорогим сервантом стиля «чипендейл» и незаметно для Дороти царапал небольшой отверткой на сверкающей как зеркало полированной фанеровке разные знаки и линии, имевшие смысл только для него одного. Это была схема дверного замка, открыть который мог только тот, кто был так же гениален, как сам изобретатель.

— Ну, что вы хотите сказать? — Каменное выражение лица Фишера, которое должно было символизировать достоинство, все больше раздражало Дороти. Нервы ее сдавали.

— Речь идет о полковнике Декстере. — Он понизил голос.

— О нем я хотела бы услышать лишь скверное, подлое, гнусное! Если вы хотите рассказать о нем нечто хорошее, то лучше помолчите.

— Я убежден, что в состоянии выполнить ваше пожелание, миледи. — Фишер почтительно склонил голову. — Я хотел бы сообщить, что полковник Декстер чрезмерно увлекается алкоголем.

— Послушайте, что вы делаете из меня дуру! — Терпение Дороти лопнуло окончательно. — Этот тип известен как пьяница, и это совсем не секрет.

— Я хотел оказать вам лишь любезность, миледи. Я должен сообщить, что Декстер не только пьяница, но и жулик, который самым бесстыдным образом разворовывает наш винный погреб. В пяти ящиках со старым шотландским виски, бутылка которого стоит шесть фунтов, больше нет виски. Там стоит теперь дешевая водка, цена которой не больше шести шиллингов. Декстер поменял этикетки на бутылках, а благородный напиток спрятал у себя под кроватью.

— О, это действительно приятное сообщение, Фишер. — Глаза Дороти заблестели. — Отличная возможность устроить скандальчик этому душевнобольному духовидцу! Об этом я позабочусь завтра же утром!

— К вашим услугам, миледи. Для меня было делом чести порадовать вас своим сообщением.

Фишер поклонился с подобающим ему достоинством и удалился.

— Эванс! — позвала леди Торп, но доктор не откликался.

Дороти прошла в ванную, которая по ее указанию перестраивалась. Там лежали стопки кафельных плит, в углу стоял новый бойлер, дверь в коридор была снята вместе с рамой. Дверной проем было решено заложить кирпичами и покрыть кафелем.

Но и здесь она не нашла Эванса.

Неужели он, погрузившись в нирвану, проник в коридор через отверстие в стене и забыл, зачем приходил? От него можно было это ожидать.

Вернувшись в комнату, Дороти обнаружила царапины на серванте.

Великодушие не позволило Дороти рассердиться, она лишь покачала головой над столь изобретательным гением.

Было уже десять часов. Дороти, усомнившись в криминалистических способностях Эванса, решила идти спать.

«Если он подозревает меня, — размышляла она, — в моих интересах спокойно провести хотя бы еще одну ночь. А завтра с самого утра займусь Декстером. Такого случая я не упущу».

Но сон не шел. Дороти оделась и вышла из комнаты.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в которой на сцене появляются еще две не вызывающие никакого доверия фигуры, также претендующие на владение замком Карентин, включая его призраки. Одновременно Великобритания становится беднее одним гениальным изобретателем и богаче одним покойником

Когда Эрвин и Энн Конрой подкатили на своем потрепанном автомобиле производства 1924 года к главному подъезду и с тяжелым вздохом все трое остановились перед господскими воротами, Эрвин обратил внимание своей жены на первое своеобразие окрестностей замка Карентин.

— Крапива! А выглядит красиво.

Действительно, крапива высотой в метр слева и справа от парадной лестницы своими крупными серебристо-плюшевыми листьями походила на декоративное растение. Это был дар природы.