Тайга шумит - Борис Ярочкин

Прошли два напряженных учебных года, а затем младший политрук Столетников выехал в часть, расположенную под Ленинградом.

Спустя месяц, он подыскал небольшую, но удобную квартиру и послал матери деньги на дорогу. А через несколько дней телеграфировал, чтобы не выезжала: причиной была финская война и отъезд его соединения на фронт.

За день до перемирия Александр получил тяжелое осколочное ранение. Восемь месяцев пролежал в ленинградском госпитале, потом месяц отдыхал в Махинд-жаурском санатории под Батуми. Новое назначение было в Смоленск, и туда, наконец, приехала к нему мать.

Но недолго длилось его счастье. Началась Отечественная война. Пришлось разлучиться с матерью и эвакуировать ее к сестре в Свердловск.

В боях под Ельней Александр был ранен. Выписавшись из госпиталя, он с группой десантников попал в тыл врага в район Полесья.

Война кончилась для него при штурме Зееловских высот на подступах к Берлину. Ослепший, оглохший и потерявший речь в результате контузии, замполит полка майор Столетников шесть месяцев пролежал в госпитале. Постепенно, вслед за слухом, стали восстанавливаться речь и зрение.

Самое тяжелое пришло с выпиской: его демобилизовали. Столетников не представлял себе жизни вне армии, не видел для себя иного пути и погрузился в состояние какой-то апатии.

Неизвестно, сколько бы еще длилось его безразличие к себе и окружающему, если бы не повстречался он случайно с бывшим начальником, подполковником Нижельским.

А было это так.

Столетников шел по городу, равнодушно поглядывая на витрины магазинов, на очереди и прохожих, и только встречные офицеры вызывали в нем острую тоску и зависть. Он шел, машинально переходя на перекрестках улицы, сворачивая за углы, в тысячный раз обдумывая свое новое положение, и немало удивился, увидев перед собой красивое здание вокзала с массивными колоннами.

Пассажиры шумно выходили на площадь. Александра поглотила пестрая, разноголосая толпа.

— Товарищ гвардии майор! — раздался чей-то знакомый голос, но он не обратил на него внимания — мало ли на свете майоров и схожих голосов. — Столетников!.. Александр!.. Ты что, не узнаешь?

Опустив чемоданы, перед ним остановился Нижельский.

— Товарищ гвардии подполковник, вы ли это? — изумился Столетников, еще не веря своим глазам. — Вот так встреча! Как попали сюда?

— Гора с горой не сходится, Саша…

Они крепко сжали друг друга в объятиях и по-солдатски расцеловались, искренне радуясь встрече.

— Вот уж, действительно, — гора с горой не сходится… Ну, принимай однополчанина, показывай город.

— Да что показывать, я и сам-то здесь без году неделя.

— Тогда поехали в гостиницу, троллейбусом минут десять езды, говорят.

Они взяли по чемодану и, оживленно разговаривая, двинулись в путь.

Хмурые тучи жались к земле. Холодный ветер визжал, цепляясь за телеграфные провода, потрескивали под ногами тоненькие корочки льда, вместе с мелким дождем сыпались острые крупинки снега.

В номере гостиницы было тепло. Столетников впервые со дня демобилизации говорил откровенно, не таясь, и в каждом его слове Нижельский чувствовал грусть и тоску, отчаяние и безнадежность.

— И вот я приехал в Свердловск… на иждивение сестры… Ну, встретили, накрыли стол. Кое-что купили в коммерческом магазине и на рынке, кое-что получили по карточкам. Известно, нелегко сейчас с продовольствием. Но дело не в этом… Собрались свои, пришли родственники мужа сестры, сослуживцы. Интересно же поговорить с фронтовиком, с Героем Советского Союза! А мне не до рассказов… И я напился сразу, как сапожник, — первый раз в жизни! — чтобы не приставали с расспросами. Наутро опохмелился порядочно, думал — забудусь, но не-ет, не действует. Я еще. Потом бродил по городу, думал, как жить, чем заниматься.

— И долго ты, ходишь да думаешь?

— Недели две… — невесело улыбнулся Столетников.

— Саша, — медленно начал Нижельский, — по-моему, тебе надо хорошенько отдохнуть…

— Олег Петрович!.. — с упреком перебил его Столетников. — Вы, вероятно, считаете меня больным, не совсем нормальным? Я совершенно здоров.

— Верю, Саша, — серьезно сказал Нижельский, — но ты переутомился. Да-да-да, переутомился от безделья! Забил голову дурными мыслями, опустил руки, и тебе кажется, что все потеряно. Да, тебе надо отдохнуть, — продолжал он, — отдохнуть в работе, чтобы вздохнуть времени не было. И я тебе такую работу предоставлю в самый короткий срок. И попробуй мне отказаться…

— Что, наложите взыскание?

— Да. Наложу…

— Опоздали, я демобилизовался, товарищ подполковник…

— Запаса, — закончил за Александра Нижельский и, глядя на оторопевшего собеседника, улыбнулся.

— Как? — Столетников даже привстал. — Вы демобилизовались?

— Уволился в запас. И назначение получил.

— А куда? — спросил Столетников, и потянулся к коробке папирос.

— Сюда… В распоряжение обкома партии. Не знаю еще, на какую должность, но это не имеет значения. И кому-кому, а тебе дремать не дам… по старой дружбе. Тебя демобилизовали. Ну и что же? Тысячи офицеров едут домой. Посмотри на страну, вспомни то, что в войну пережил, что видел собственными глазами. Все исковеркано, разрушено, сожжено немцами. А кто восстанавливать будет?.. Я спрашиваю, кто будет, если все офицеры, как ты, рассуждать станут?.. Видите ли, он не может без армии!.. А ведь ты солдат, солдат трудовой страны, который обязан выполнять долг там, где прикажет партия, Родина!.. Молчишь?.. То-то!..

До глубокой ночи затянулся разговор фронтовых друзей. Расстались во втором часу, договорились утром встретиться в обкоме.

— Приду, Олег Петрович, обязательно!..

15

Трактор с прицепом остановился у штабелей дров, бросавших на волок длинные тени. Выглянув из кабины, Русакова посмотрела на солнце. Оно было еще высоко.

«Успею!» — подумала она и, став на гусеницу, спрыгнула на землю.

Рабочие лесосклада приступили к разгрузке, взялась за полено и Татьяна, и тут надтреснутым дискантом пропел гудок шпалорезки.

— Ну, шабаш, бросай работу, — сказал партнеру усатый рабочий, — завтра докончим!

— Как же это завтра? — заволновалась девушка. — Или вы не знаете, что с завтрашнего дня мы переходим на сквозной метод?

— Все уши прожужжали, — спокойно возразил рабочий. — Ну, и с богом, а нам-то какое дело? Гудок был, значит, кончай работу. Закон! Так-то, милая!

— Эх-х, — с горечью вздохнула девушка и посмотрела в сторону шпалорезки, куда собирались рабочие.

Там: машины уже разворачивались в сторону поселка, люди залезали в кузовы.

— Русаковой наше почтеньице, — вывел ее из задумчивости чей-то голос. — Кого ждешь, Таня, почему не глушишь мотор?

— Ступай своей дорогой, — отмахнулась Татьяна и взялась за полено.

Не глядя на проходящих мимо рабочих, она стала укладывать дрова в штабель и, чтобы ни о чем не думать, считала. Так, казалось, работа шла быстрее.

— А ну, товарищи, поможем Татьяне, — услышала она знакомый голос и, оглянувшись, увидела технорука Седобородова, остановившего группу рабочих лесосклада.

— Помочь, можно, — отозвались те и, побросав на штабель телогрейки и куртки-спецовки, принялись за работу.

Таня с благодарностью взглянула на технорука.

— Молодец, дочка, — подойдя, сказал он, — правильно, говорю, делаешь, что не оставляешь назавтра. Однако, зря своих рабочих отпустила.

— Гудок же был, Сергей Тихонович, — тихо ответила девушка, виновато глядя на высокого, горбоносого старика, с прокопченными табаком пышной бородой и усами. — Шабаш, говорят.

— Шабаш шабашом, а закончить надо… Ну, поезжай! — кивнул он на трактор.

Таня влезла в кабину трактора и взялась за рычаги. Сильней заурчал мотор, машина дрогнула и рванулась с места.

«Ну, вот, теперь я успею!» — радостно засмеялась девушка и подумала о Николае. Улыбнулась, радуясь, что теперь они будут вместе, в одном звене!..

Чем ближе подъезжала она к делянке Верхутина, тем звонче стучало сердце.

В центре пасеки у тракторного волока собрались лесорубы. Увидев Русакову, Константин Веселов многозначительно подмигнул товарищам и, приняв театральную позу, пропел:

Едет, едет, едет Таня,Едет, к милому спешит…

Девушка нахмурилась, но на лице Константина было такое невинное выражение, что она невольно тут же улыбнулась, простив ему шутку.

Верхутин поднялся, уступив ей место на лесине, и, глядя на лесорубов, заговорил. Слушали его с некоторым недоверием.

«Что ж, — было написано на лицах лесорубов, — посмотрим, что выйдет».

— Вы спрашиваете, какая, мол, будет польза от сквозного метода? — говорил Верхутин. — Давайте вместе рассудим. Вот ты, Николай, — обратился он к Уральцеву, — сколько зарабатываешь?