Проклятая усадьба - Николай Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да мы туда и хотели идти. Но услышали, что там уже кто-то есть.
– Там разговаривали?
– Нет, там один человек был. Ну, не знаю, может, и не один – мы ведь близко не подходили. Просто мы услышали, как там кто-то ходит. Не говорит, только напевает что-то под нос. Мы поняли, что один.
– А вы поняли, кто именно там был?
– Нет. Но напевал что-то древнее, нудятину какую-то. Типа «звездочка моя ясная», что-то вроде. Короче, Андрей сразу определил, что это кто-то из стариков. Сургучев, или Кононов, или вы…
– О, и меня подозревали! Значит, вы поняли, что место занято, и остановились за кустами. А потом?
– Что потом?
– Долго так стояли, по соседству?
– Ну, я не знаю, я на часы не смотрела. Вообще, наверно, недолго. Потом Андрей вдруг говорит: «Ага, вот и звездочка притопала».
– В смысле?
– Ну, он же все про звездочку пел. Что он к ней на небо прилететь не может. Фуфло всякое. Вот, а тут она и прилетела.
– То есть к человеку в гроте пришла девушка?
– Ну да.
– А ты видела эту девушку?
– Ну да.
– И кто это был?
– Откуда я знаю?
– Ты же говоришь, что видела.
– Так я ее со спины только видела. Луна, правда, светила, но все равно – ночь же. И потом, она в толстовке была, с капюшоном. Лица совсем не видно было.
– Почему же вы оба решили, что это девушка, а не парень?
– Ну, фигуру же видно. Фигура женская была, это точно.
– С какой стороны она шла?
– От дома, ясное дело.
– Так, с этим, кажется, разобрались. Она вошла в грот… И что потом?
– А потом все и случилось! Только она вошла – и сразу бабах! Выстрел!
– То есть они там не разговаривали?
– Нет! Мы оба стояли, слушали, думали, что услышим. Интересно ведь, кто да что. И вдруг – бабах! Я чуть не завизжала, мне Андрей вовремя рот закрыл. Потом еще секунды две-три прошло, видим – она выходит. И пистолет у нее в руке.
– Она держала в руке пистолет?
– Ну да. Тут я чуть не обоссалась – ой, извините, чуть не описалась со страху. Все, думаю, она нас слышала, сейчас кончать будет. Но она свернула и ушла.
– Домой?
– Нет, я же говорю – свернула. Она в другую сторону ушла, от дома.
– К пруду?
– Ну, наверно. Я не следила. Мы подождали, пока она уйдет, и скорее домой побежали. Пошли к Андрею, он сразу виски налил. Я стакан, наверно, выпила, только тогда успокоилась.
– А потом?
– Ну, потом… Потом разное было…
– То есть вы занялись любовью. И что, разве из комнаты больше не выходили?
Елена замялась. Гуров сразу оценил это и резко потребовал:
– Давай-давай, рассказывай! Начала, так уже все рассказывай! Что, решили сходить, на труп посмотреть?
– Нет, что вы! Просто Андрей… Он когда виски допил, сказал: «Надо пойти проверить». Я тогда тоже подумала, что он в грот хочет идти, стала отговаривать. А он говорит: «Чё я, совсем дурной? Я к предкам схожу, проверю, дверь в спальню закрыта или нет». Вот он сходил, проверил, сказал, что все на месте. И потом мы уже до утра не выходили. Ну, часов до шести. Потом мне надо было к себе вернуться. А то утром увидят, как я от него выхожу, возникать начнут…
– А кто мог увидеть?
– Мало ли кто? Родители его, или Маринка, или охранник этот долбанутый…
– Павел?
– Нет, Павел нормальный. Нет, другой, Егор. Смотрит всегда так…
Лена скорчила мрачную гримасу, что у нее неожиданно легко получилось.
– Не улыбнется никогда… Дурак дураком. В общем, под утро я ушла.
– Что Андрей тебе велел говорить? Как себя держать?
– Да ничего он мне не велел… – попробовала отговориться горничная. Однако Гуров точно знал, что разговор о преступлении у любовников был и что младший Вдовин давал горничной инструкции.
– Не надо мне заливать, – сказал он. – Что Андрей велел говорить?
– Что? Ничего не говорить. Рот на замке держать велел. «Ты, – сказал, – ничего не видела, ничего не слышала. Так лучше будет». Вот я и молчала…
– Теперь давай еще расскажи про эту женщину с пистолетом. Все-таки кто это был?
– Да не знаю я! Ночь была все-таки! И потом, я же говорила – она в капюшоне была!
– Хорошо, а по росту, по фигуре – кто это мог быть из живущих в усадьбе? Ирина Васильевна могла?
Лена задумалась.
– По фигуре да… – произнесла она. – А по росту… по росту та вроде выше была…
– А Наташа, девушка певца Синицына?
– Да, вот эта точно подходит! И по фигуре, и по росту. А еще Маринка, вторая горничная. Она тоже годится.
– Значит, женщина с пистолетом ушла к пруду, и больше вы ее не видели. Так?
– Да, больше не видели.
– Ладно, можешь отдыхать, – великодушно разрешил Гуров. – А мне еще кое с кем поговорить надо.
Покинув горничную, он вышел из дома и прислушался. Где-то в стороне он различил жужжание косилки и решительно свернул в ту сторону. Пройдя большую часть парка, он обогнул горку, всю усыпанную цветами, и оказался на тенистой лужайке. По ней брел человек лет пятидесяти, толкая перед собой косилку. В воздухе стоял запах скошенной травы.
– Прошу прощения, Петр Леонидович, что отрываю от работы, – сказал Гуров, подходя к человеку, – но дело того требует. Вы ведь здешний садовник?
– Да, – ответил тот и выключил агрегат; сразу стало тихо.
– Вчера вы первый нашли тело Кононова?
– Да, я.
– Расскажите, как дело было.
– Я встал в шесть утра, – начал свой рассказ садовник. – Я всегда так встаю, иногда еще раньше. Взял секатор и пошел в грот. Там розы уж очень разрослись, я давно их не обрезал. А если не обрезать, они начнут расти вкривь и вкось, никакого вида не будет. Впрочем, это к делу не относится. Значит, захожу я в грот – и вижу: человек лежит…
– Вы никаких следов у входа в грот не заметили?
– Да я не следил, что я – следопыт?
– Так, вы увидели, что человек лежит. Вы его узнали?
– Лицо у него в сторону повернуто было, – садовник показал, как было повернуто лицо убитого. – Но я как-то сразу понял, что это Аркадий Ильич. На нем рубашка такая была, приметная, в полоску. И вообще… В общем, я его узнал.
– И как вы поступили?
– Ну, как… Я один шажочек только шагнул еще – и гляжу: под ним кровь. Тут уж я понял, что дело плохо. И сразу побежал докладывать.
– А то, что лежало рядом с телом, вы подобрали? Или это потом Ирина Васильевна взяла?
Лицо пожилого садовника, до этого остававшееся почти спокойным, внезапно преобразилось: глаза с испугом уставились на сыщика, челюсти судорожно сжались, словно свидетель боялся проговориться.
Он не сразу нашелся что ответить – несколько раз открывал рот, собираясь что-то сказать, и снова закрывал. Наконец садовник с трудом выговорил:
– А с чего вы взяли, что там что-то лежало? Это кто сказал? Ничего там не лежало!
– Нет, Петр Леонидович, лежало, – мягко и даже с сочувствием к пожилому человеку произнес Гуров. – Это вы с Ириной Васильевной почему-то решили этот факт скрыть. Однако мне необходимо знать все до мельчайших деталей. Поэтому я попрошу вас вспомнить, что же все-таки там было. И куда это потом делось. И почему Ирина Васильевна попросила вас об этом не говорить. Ну как, сами расскажете или мне придется вас в город везти? А потом еще и Ирину Васильевну допрашивать?
Лицо садовника пошло пятнами. Гуров даже испугался, не станет ли ему плохо. Но затем Петр Леонидович справился с волнением и произнес:
– Не надо… не надо никуда везти. И Ирину Васильевну не надо беспокоить. Да, ваша правда. Там цветы лежали.
– Какие цветы?
– Розы. Он их с клумбы сорвал, что возле первой горки. Нехорошо о покойнике так говорить, но это прямо вандализм какой-то. Там у меня розы редких сортов, специально по цветам подобраны, а он…
– И большой ущерб вам нанес покойник? Сколько роз было – пятнадцать, двадцать?
– Нет, только три, а все равно обидно.
– А как вы определили, что он их только что сорвал?
– Так я сразу вижу, срезаны цветы или сорваны. И как давно, тоже могу узнать.
– Значит, Аркадий здесь стоял с цветами в руках… – задумчиво произнес Гуров. – Интересно… И почему вы решили эти розы оттуда убрать? Скрыть такую важную улику?
Лицо садовника покрылось пятнами еще сильнее, и он заговорил быстро, зачастил:
– Какая же тут улика? Против кого? Против покойного разве что… Непорядок, цветы валяются… Вот я и убрал…
– Нет, Петр Леонидович, врать вам не стоит, – сказал Гуров, покачав головой. – Вы этого совсем не умеете. Все сразу видно. Нет, это не вы решили цветочки оттуда убрать. Это вам кто-то подсказал. И я даже знаю кто. Ирина Васильевна, верно?
Садовник с перекошенным лицом смотрел на сыщика и молчал. Но Гурову и не требовалось его признание.
– Значит, она, – заключил сыщик. – Вопрос: почему? Наверное, все-таки придется мне этот вопрос самой хозяйке задать…