Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Дворецкая Елизавета Алексеевна

А каменный ревущий поток лился со склона и разделял бывших противников непроходимой движущейся стеной. Каменная пыль поднялась к самому небу, достала до серых облаков. Все дно долины стало пропастью, полной оглушительного грохота и тяжелой душной пыли. Все живое, что могло, разбежалось оттуда, а что не сумело, то пожрали каменные челюсти древних великанов.

Уцелевшие защитники Железного Кольца понемногу поднимались назад на перевал. Победу они могли считать за собой, но все были слишком потрясены вмешательством ведьмы и еще не могли радоваться. Дружины давно смешались, все сновали туда-сюда, отыскивая своих.

– Я здесь, Атли из Ступенчатой Горы! – раздавалось в одном месте. – Все мои люди, ко мне!

– Я здесь, Альвин сын Гулльранда! – голосил другой хёльд, размахивая своим стягом. – Люди из Синей Горки, ко мне!

Пока еще трудно было разобраться, сколько народу уцелело. Раненных камнями оказалось не меньше, чем раненных в битве. Их перевязывали, по лесистым склонам пробирались и подходили все новые люди, успевшие спастись от камнепада. Всем хотелось пить, запыленная, измученная толпа теснилась возле узкой тропы, спускавшейся к реке. Орудуя древком копья и покрикивая, племянник Вигмара Орвар сын Гейра пролез вниз и навел порядок: снизу вверх по цепочке стали передавать шлемы, наполненные водой.

По течению плыли, кувыркаясь на каменистых порожках, вывороченные оползнем деревья и кусты, а среди них и кричащие люди. Кто цеплялся за стволы, кто пытался сам бороться с течением, высовывая голову из кипящей белой пены. Свешиваясь с камней у берега, их пытались ловить, протягивая руки и палки.

Грохот в долине постепенно стихал. Кое-кто уже силился разглядеть, что там творится.

– Двор-то мой цел? Цел? Поглядите, кто видит! – призывал Хаук бонд. В битве острие чьей-то копья задело его бровь, к счастью, вскользь, и глаз уцелел, но был залит кровью, а другой жмурился от боли. Но боязнь за свой дом одолевала даже боль, и Хаук, моргая, все просил: – Поглядите кто-нибудь, двор-то мой не засыпало?

– Вроде крышу вижу! – утешал его сосед, Стур Косой, вглядываясь в медленно оседающую пыль. – Вроде стоит! Ты хорошо дом поставил – далеко от перевала, до него не достало. Все тут осталось, только вот луговину засыпало. Как ты только до дому проберешься, я теперь и не знаю!

– Всем пересчитать своих людей и мне сказать! – кричал где-то Вигмар Лисица. – Сейчас идем назад в Вересковый Холм, там ночуем, отдыхаем, а завтра на рассвете идем дальше. Поворачивай! Атли, возьми людей, кто цел, и поищите раненых внизу, кого придавило! Эгиль! Подбери человек десять пока, оставь в дозоре тут, потом пришлем замену! Эльгард, бери десяток с топорами, рубите жерди! Считай, сколько раненых не может идти, вяжите носилки! Если надо, возьмешь еще людей!

Понемногу, без строя, войско потянулось назад, к последней пройденной усадебке, где можно было устроить под крышей хотя бы тяжелораненых. Несколько десятков человек осталось возле перевала. Эгиль, оставленный старшим первой дозорной смены, вглядывался в оседающую пыль. Он уже успел окунуть голову в Глимэльв, по лицу его текла вода, он стряхивал ее ладонью, но только размазывал грязь. Позади обвала уже обозначилась тонкой призрачной чертой вершина дальней пологой горы. Ничего живого не было видно, ни одного человека, не считая Атли, который с крепким, свежевырубленным дубовым шестом в руках уже начал спускаться вниз.

Хотелось думать, что все остатки войска Бергвида погребены здесь, с ним самим во главе. Так погиб его отец Стюрмир конунг, на которого сбросила каменную лавину Хёрдис Колдунья, мать этой самой Дагейды… Эгиль видел Дагейду, исступленно прыгающую на валуне, и сейчас еще содрогался. При воспоминании об этой маленькой, серо-рыжей, подвижной и нечеловеческой фигурке пробирала дрожь, словно мохнатая гусеница ползет по спине, по самому хребту, и колет тонкими холодными ножками… Противно! Нет, Дагейда так просто не сдается. В ней воплощен сам дух Медного леса, а у Медного леса много сил в запасе. Очень плохо, что она на стороне Бергвида.

Эгиль вспоминал всю длинную, богатую событиями сагу о Квиттингской войне, которая была на два года старше его самого, и не мог понять: почему же сейчас дух Медного леса, всегда встававший против врагов Квиттинга, оказался врагом Вигмара Лисицы? Почему? Этот каменный обвал казался расщелиной, разорвавшей не только долину, но и весь полуостров. Земля подрагивала под ногами, словно грозила развалиться на части и обломками низвергнуться в Хель. Внутренние силы Медного леса встали друг против друга, а это гораздо страшнее, чем просто битва двух вождей.

В усадьбу Кремнистый Склон Бергвид конунг вернулся едва с половиной того войска, которое с ним уходило. Много было перебито булатными клинками Железного Кольца, немало осталось под камнями лавины. Многие разбежались по лесам, спасаясь от того и другого, и теперь с трудом находили дорогу к людям. Иным лишь через несколько дней удалось выйти из лесу в совсем незнакомых местах, и теперь они мечтали только о том, чтобы поскорее добраться до дому. Жажда ратной славы была утолена надолго. Слухи ходили один другого страшнее: рассказывали, что войско Вигмара насчитывало тысячу человек и тысячу троллей, что златорогие олени носились табуном и топтали всех, что Грюла выскочила из разверзшейся земли и спалила всю конунгову дружину. Участники битвы с трудом могли отличить правду от того, что им померещилось со страху. Почти никто не знал, кто послужил виновником камнепада: обвиняли троллей, заклинания Вигмара Лисицы, Грюлу. Многие уверяли, что видели лисицу-страшилище своими глазами, и даже описывали ее пятнадцать огненных хвостов.

Население округи, услышав о разгроме, переполошилось: то, что вчера казалось доблестью, разом обернулось безрассудством. Выдумали тоже – тягаться с Вигмаром Лисицей! Да у него все тролли на службе! И мечи Хродерика! И Грюла! Да нужно иметь вдесятеро больше войска, чтобы против него выходить! Конунг! Вигмар Лисица здесь конунг, и все боги за него! Видно же! Вот теперь увидите – теперь и мы будем ему дань платить! Дождетесь! А кто не захочет, у того Грюла спалит дом в один миг – с людьми и скотиной!

В Кремнистом Склоне Бергвид конунг застал еще с два десятка человек, которые подъехали туда по уговору с ним, но не успели к отходу дружины – и теперь втихомолку этому радовались. Люди ожидали худшего: зная настойчивость и самолюбие Вигмара, все были убеждены, что он не удовольствуется изгнанием врагов из своей округи и в ближайшее время появится здесь. Уннхильд приказала челяди собирать пожитки, готовясь к бегству из усадьбы. Фру Эйвильда не знала, что думать и что делать, и только вздыхала и плакала, целыми днями сидя возле лежанки мужа. Асольв, раненный в плечо, считал это заслуженным наказанием за свою глупость. Он-то ведь знал, чего стоит его северный сосед!

К Бергвиду конунгу боялись подступиться и не смели сказать ему хоть слово. Бледный от ярости, он ни с кем не разговаривал, а только хриплым голосом сквозь зубы бранил Вигмара и Грюлу.

– Мечи Хродерика! Проклятые мечи! – бормотал он. – Никто еще не мог… никто не мог устоять против меня! Проклятые тролли… Поющее Жало! Копье мертвеца! Только оно могли разрушить мои чары… «боевые оковы»… только они не дали мне победить…

Но проклинать судьбу ему пришлось недолго. На другое утро возле самых ворот усадьбы обнаружился небольшой мешок из плотной темной кожи. На плотно завязанных ремнях виднелась бронзовая бирка с отлитой руной «эйва». Вид у мешка был какой-то странный – пастух, первым его увидевший, отшатнулся и невольно вскрикнул, точно наткнулся на человеческую голову. Побежали за хозяевами, и до прихода Бергвида никто и не думал прикоснутся к мешку.

Увидев находку, Бергвид переменился в лице. Присев, он попытался было развязать узел, но плотные ремни не поддавались неловким от волнения рукам. Быстро потеряв терпение, Бергвид выхватил нож и ударил мешок в бок, словно живого врага. Темная кожа лопнула, и на прибитую мелкую траву через разрез просыпалось несколько тусклых желтоватых камешков, имевших самые причудливые, неровные очертания – примерно так застывает расплавленный воск, вылитый в холодную воду. Бергвид с лихорадочным волнением собрал их в ладонь и поднес к глазам.