Ельцин - Борис Минаев

Другая стычка — с преподавателем политэкономии Савельевой, «Совой», известной на факультете своим догматизмом; Боря Ельцин выступает «против ее методов преподавания», то есть за то, чтобы на занятиях можно было задавать вопросы и получать на них ответы. Вопросы и ответы на записки станут в дальнейшем излюбленной формой его общения с аудиторией. Савельева в этом смысле — антипод, пример от противного. И вот еще одна четверка в дипломе — по политэкономии, а всего из пятидесяти пяти предметов сорок он сдаст на «отлично», пятнадцать — на «четыре».

Но по сравнению с бунтарскими выходками, которые он позволял себе в школе, всё это семечки, пустяки. Система УПИ не ломает, не подавляет Ельцина-студента, а находит ему то место, которое больше всего ему по душе — спортивный студент, отличник, неформальный лидер в своей компании, кумир девушек.

Вариться в этом котле не скучно и не противно.

Некая степень свободы, которую давало участие в волейбольных состязаниях «на уровне Союза», — еще одна черта жизни Ельцина-студента. Можно было ездить по городам и весям, жить в особом режиме, не подчиняться общепринятым правилам. Правда, за это приходилось расплачиваться суровым, каторжным трудом во время подготовки к сессиям, во время сдачи экзаменов и зачетов по техническим предметам, которые требуют не только «хорошей головы», но и попросту зубрежки. Ельцин в институте, по его собственному признанию, научился спать по четыре часа и, что не менее важно, выработал в себе особую, фотографическую память, запоминал текст целыми страницами. Это поможет ему в дальнейшем, когда он займется политикой, станет первым секретарем обкома и президентом.

Слишком высокие нагрузки еще дадут о себе знать, а пока он успешно и учится, и просто играет, и ездит на соревнования.

Однако эти поездки, как и все спортивные вояжи такого рода, всегда проходят по одному и тому же сценарию: поезд — гостиница — спортзал — гостиница. Увидеть города, понять, как в них живут люди, по сути дела, не удается. Эти короткие вылазки разбудят в нем страсть к настоящему путешествию, и во время летних каникул он отправится по стране один.

«До поступления в институт — страны я не видел, моря тоже и вообще нигде не был. Поэтому на летние каникулы решил совершить путешествие… Не имея ни копейки денег, минимум одежды, только спортивные брюки, спортивные тапочки, рубашку и соломенную шляпу — вот в таком экзотическом виде я покинул Свердловск. Еще, правда, у меня был из искусственной кожи чемоданчик — маленький, буквально сантиметров двадцать на тридцать… Там лежала еще одна рубашка, ну, или если удавалось из продуктов где-то заработать — я туда же складывал. Поездка эта, конечно, была совершенно необычной. Со мной сначала поехал однокурсник, но через сутки он уже понял, что ему наше путешествие не осилить, и вернулся обратно. А я поехал дальше».

Как мирно, весело, по-домашнему всё начинается: лето, чемоданчик, соломенная шляпа. И только быстро сошедший с поезда однокурсник — точный индикатор того, что и в этом рассказе будет все то же самое: преодоление, опасность, риск, авантюра, победа…

«В основном ехал на крыше вагона, иногда в тамбуре, иногда на подножке, иногда на грузовике. Не раз, конечно, милиция снимала, спрашивают: куда едешь? Я говорю, допустим, в Симферополь, к бабушке. На какой улице проживает? Я всегда знал, что в любом городе есть улица Ленина…

А задачу я себе такую поставил: ночь еду, приезжаю в какой-то город — выбирал, естественно, города известные — и осматриваю целый день, а иногда и два. Ночую где-нибудь или в парке, или на вокзале, и дальше в путь на крыше вагона. Из каждого нового города писал письмо в институт своим ребятам.

И вот такой у меня получился маршрут: Свердловск — Казань — Москва — Ленинград — снова Москва — Минск — Киев — Запорожье — Симферополь — Евпатория — Ялта — Новороссийск — Сочи — Сухуми — Батуми — Ростов-на-Дону — Волгоград — Саратов — Куйбышев — Златоуст — Челябинск — Свердловск».

Вы поняли, для чего он писал открытки?

Как путешественник из романа Жюля Верна, он совершает невозможное, немыслимое — объезжает страну без денег, без знакомых! — он ставит рекорд, он поражает воображение своих друзей, он бросает вызов…

«Этот путь я проделал за два с лишним месяца, приехал весь, конечно, оборванный, спортивные тапочки у меня были без подошв, просто для, так сказать, формы и красоты: идешь на самом деле почти босиком, а всем кажется, что в тапочках. Шляпа тоже насквозь прохудилась, ее пришлось выбросить. Спортивные штаны основательно просвечивали. Когда выезжал, были у меня еще и часы старинные, старые, большие, подарил мне дед. Но эти часы, как и всю одежду, я проиграл в карты. Буквально в первые дни, как выехал из дома.

Было это так. В тот момент в стране шла амнистия, заключенные возвращались на крышах вагонов, и однажды они ко мне пристали, их было несколько человек, и говорят: давай играть в “буру”. А я знать не знал вообще эти карты, в жизни не играл и сейчас терпеть не могу. Ну, а в такой обстановке не согласиться было нельзя. Они говорят: давай играть на одежду. И очень скоро они меня раздели до трусов. Всё выиграли. А в конце они говорят: “Играем на твою жизнь. Если ты сейчас проигрываешь, то мы тебя на ходу скидываем с крыши вагона — и всё, и привет… А если выиграешь, мы тебе всё отдаем”».

Ни разу в жизни не игравший в карты Ельцин играет с зэками («а это были уголовники, выпущенные из колонии, в том числе и убийцы», — уточняет он) и выигрывает у них…

В эпизоде этом важен не только момент преодоления, привычный для него лейтмотив, но и то, какая страна открывается нашему герою.

Страна только что сбросила бремя войны. На крышах вагонов едут бывшие зэки, в вагонах — возвращаются домой солдаты и эвакуированные, вокруг стоят города, полуголодные, но уже полные людей, которые стремятся восстановить мирный порядок жизни, кругом стройки, котлованы, бараки…

Человеческий муравейник. Эту страну мы знаем только по старым советским фильмам — светлым, восторженным. Он увидел ее другой: удивительно разной, обнаженной, с трудом обретающей дыхание после шока.

Конец 40-х — начало 50-х. Борьба с космополитизмом, первая порция холодной войны. Еще не очень понятно, надолго ли установился мир, газеты полны тревожных новостей — ближневосточный кризис, корейский конфликт, испытания атомного оружия, уже начинают трещать по швам империи, мир никак не хочет привыкать к мирной жизни. Продукты по карточкам, бесконечные очереди, денежная реформа 47-го, люди одеваются, по нынешним понятиям, как оборванцы: мужчины ходят в залатанных брюках и пиджаках, женщины сами шьют себе обновки из самой простой, хорошо, если трофейной, ткани.